Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Губерман Игорь Миронович

* * *

Сменилось место, обстоятельства, система символов и знаков, но запах, суть и вкус предательства на всей планете одинаков.

* * *

Не явно, не всегда и не везде, но часто вдруг на жизненной дороге по мере приближения к беде есть в воздухе сгущение тревоги.

* * *

Наука ускоряет свой разбег, и техника за ней несется вскачь, но

столь же неизменен человек и столь же безутешен женский плач.

* * *

Надежность, покой, постоянство — откуда им взяться на свете, где время летит сквозь пространство, свистя, как свихнувшийся ветер.

* * *

Присущая свободе неуверенность ничтожного зерна в огромной ступке рождает в нас душевную растерянность, кидающую в странные поступки.

* * *

Многие знакомые мои — вряд ли это видно им самим — жизни проживают не свои, а случайно выпавшие им.

* * *

Мы, как видно, другой породы, если с маху и на лету в диком вакууме свободы мы разбились о пустоту.

* * *

Мы с прошлым распростились. Мы в бегах. И здесь от нас немедля отвязался тот вакуум на глиняных ногах, который нам духовностью казался.

* * *

Не зря у Бога люди вечно просят успеха и удачи в деле частном: хотя нам деньги счастья не приносят, но с ними много легче быть несчастным.

* * *

Густой поток душевных драм берет разбег из той беды, что наши сны — дворец и храм, а явь — торговые ряды.

* * *

После смерти мертвецки мертвы, прокрутившись в земном колесе, все, кто жил только ради жратвы, а кто жил ради пьянства — не все.

* * *

Правнук наши жизни подытожит. Если не заметит — не жалей. Радуйся, что в землю нас положат, а не, слава Богу, в мавзолей.

Увы, когда с годами стал я старше,

со мною стали суше секретарши

Состариваясь в крови студенистой, система наших крестиков и ноликов доводит гормональных оптимистов до геморроидальных меланхоликов.

* * *

Когда во рту десятки пломб — ужели вы не замечали, как уменьшается апломб и прибавляются печали?

* * *

Душой и телом охладев, я погасил мою жаровню: еще смотрю на нежных дев, а для чего — уже не помню.

* * *

У

старости — особые черты: душа уже гуляет без размаха, а радости, восторги и мечты — к желудку поднимаются от паха.

* * *

Возвратом нежности маня, не искушай меня без нужды; все, что осталось от меня, годится максимум для дружбы.

* * *

На склоне лет печаль некстати, но все же слаще дела нет, чем грустно думать на закате, из-за чего зачах рассвет.

* * *

А ты подумал ли, стареющий еврей, когда увязывал в узлы пожитки куцые, что мы бросаем сыновей и дочерей на баррикады сексуальной революции?

* * *

Покуда мне блаженство по плечу, пока из этой жизни не исчезну — с восторгом ощущая, что лечу, я падаю в финансовую бездну.

* * *

Исчерпываюсь, таю, истощаюсь — изнашивает всех судьба земная, но многие, с которыми общаюсь, давно уже мертвы, того не зная.

* * *

Стократ блажен, кому дано избегнуть осени, в которой бормочет старое гавно, что было фауной и флорой.

* * *

В такие дни то холодно, то жарко, и всюду в теле студень вместо жил; становится себя ужасно жалко и мерзко, что до жалости дожил.

* * *

Идут года. Еще одно теперь известно мне страдание: отнюдь не каждому дано достойно встретить увядание.

* * *

Уже по склону я иду, уже смотрю издалека, а все еще чего-то жду от телефонного звонка.

* * *

От боли душевной, от болей телесных, от мыслей, вселяющих боль, — целительней нету на свете компресса, чем залитый внутрь алкоголь.

* * *

Тоска бессмысленных скитаний, бесплодный пыл уплывших дней, напрасный жар пустых мечтаний сохранны в памяти моей.

* * *

Если не играл ханжу-аскета, если нараспашку сквозь года, в запахе осеннего букета лето сохраняется тогда.

* * *

В апреле мы играли на свирели, все лето проработали внаем, а к осени заметно присмирели и тихую невнятицу поем.