Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова)

Роулинг Джоан Кэтлин

— Я твержу об этом уже… ну, все, быстрей! — Гермиона направилась к двери в обход постамента.

С противоположной стороны на завесу завороженно уставились Джинни и Невилл. Гермиона молча взяла за руку Джинни, Рон — Невилла, они вдвоем повели своих друзей к нижней каменной скамье, и все вместе вскарабкались наверх, к выходу.

— Как ты думаешь, что это за арка? — уже в темной круглой комнате спросил Гарри у Гермионы.

— Понятия не имею, но, в любом случае, она опасная — это точно, — твердо ответила Гермиона

и обозначила дверь очередным огненным крестом.

Стена опять пришла во вращение и снова замерла. Следующую дверь Гарри выбрал наугад, подошел, толкнул. Безрезультатно.

— В чем дело? — удивилась Гермиона.

— Здесь… заперто… — Гарри навалился на дверь всем телом, но та не шелохнулась.

— Может, это она и есть? — всполошился Рон и кинулся помогать Гарри. — Как пить дать — она!

— Отойдите! — скомандовала Гермиона. Направила палочку туда, где обычно располагается дверной замок, и воскликнула: — Alohomora!

Ничего не произошло.

— Нож Сириуса! — вспомнил Гарри.

Он вытащил нож из кармана мантии и всунул в щель между дверью и стеной. Все нетерпеливо следили, как он водит ножом вверх-вниз, вынимает его и вновь налегает плечом на дверь. Но дверь не поддалась. Ко всему прочему, когда Гарри взглянул на нож, то обнаружил, что лезвие расплавилось.

— Хорошо, эту комнату пропускаем, — решила Гермиона.

— А вдруг это — та самая? — опасливо и тоскливо протянул Рон, глядя на дверь.

— Это невозможно, Гарри во сне во все двери проходил беспрепятственно, — пока Гарри засовывал в карман пришедший в негодность нож Сириуса, Гермиона ответила за него и пометила огненным крестом и эту дверь.

Стена опять закрутилась, у Луны загорелись глаза:

— А знаете, что там может быть?

— Бытливый кто-то-там, естественно, — фыркнула Гермиона.

Невилл нервно хихикнул.

Стена остановилась. Гарри, уже теряя надежду, толкнул очередную дверь.

— Это здесь!

Узнавание произошло мгновенно, как только рассыпались прекрасные, бриллиантовые брызги света. Как только глаза привыкли к слепящему блеску, Гарри увидел, что повсюду в комнате, в простенках между книжными шкафами и на столах, стоят большие и маленькие, напольные и настольные, — часы, и их бойкое, неумолчное тиканье наполняет комнату мириадами крошечных шажков. Танцующие, сверкающие блики исходили от высокого хрустального часового колпака, стоявшего в дальнем конце комнаты.

— Сюда!

Когда стало ясно, что они на правильном пути, сердце Гарри отчаянно заколотилось. Лавируя между столами, он первым устремился туда же, куда и во сне, — к источнику света, хрустальному, размером почти с самого Гарри, часовому колпаку, который стоял на столе, а внутри колпака крутился сверкающий вихрь.

— Ой, смотрите! — воскликнула

Джинни, тыча пальцем в самый центр часового колпака.

Там, в потоке блестящих брызг взмывало ослепительное, как драгоценный камень, крошечное яйцо. Поднявшись выше, яйцо раскололось, и из него вылупилась колибри, которую повлекло к самому верху часового колпака, но, от налетевшего порыва вихря, перья птички опять стали влажным и невзрачными, ее понесло вниз ко дну, и там она опять исчезла в яйце.

— Пошли дальше! — категорично распорядился Гарри, видя, что Джинни порывается остановиться и посмотреть, как яйцо снова станет птичкой.

— Сам-то сколько торчал у этой развалюхи-арки! — вспылила Джинни, но от часового колпака отошла и направилась за ним следом к одинокой двери прямо за колпаком.

— Это здесь, — повторил Гарри, сердце у него билось так сильно, что даже говорить было трудно, — вот за ней и…

Он оглядел друзей: все уже приготовили палочки, внезапно посерьезнели и напряглись. Гарри опять повернулся к двери и толкнул ее. И дверь распахнулась.

Они попали туда, куда нужно — в зал с высоким, как в церкви, потолком, где не было ничего, кроме вздымающихся вверх стеллажей с маленькими, пыльными, стеклянными шарами. Шары отливали тусклым блеском в свете стоявших между стеллажами напольных канделябров. Свечи в них горели, синим пламенем, как в круглой комнате, которая осталась позади. В зале царил холод.

Гарри прокрался вперед и выглянул в проход между стеллажами. Из темноты не доносилось ни шороха, ни звука.

— Ты говорил про девяносто седьмой ряд, — шепнула Гермиона.

— Да, — выдохнул в ответ Гарри, высматривая торец ближайшего стеллажа.

Синий свет от канделябра выхватывал из темноты блестящий серебряный номер: «53».

— По-моему, нам направо, — прошептала Гермиона, вглядываясь в соседний стеллаж, — да… там пятьдесят четвертый…

— Держите палочки наготове, — тихо предупредил Гарри.

Они, то и дело, оглядываясь, на цыпочках двинулись вперед, мимо длинных проходов между стеллажами, уходившими далеко в темноту. Одни шары заливало таинственное полупрозрачное свечение, другие были тусклыми и темными, как перегоревшие лампочки. Под каждым шаром на полке крепился небольшой пожелтевший ярлычок.

Они прошли восемьдесят четвертый ряд… восемьдесят пятый… Гарри пытался уловить хоть малейший шорох, но Сириусу могли заткнуть рот, или он, вообще, без сознания… или, заговорил непрошеный внутренний голос, он уже мертв…

Я бы почувствовал это, заверил он сам себя, сглотнув противный комок в горле, я бы уже понял…

— Девяносто седьмой! — прошептала Гермиона.

Все столпились в начале прохода, вглядываясь в его конец. Там никого не было.