Gelato… Со вкусом шоколада

Иголкина Леля

— Наши женские костюмы предлагают Вам побыть для своего мужчины умудренной опытом гейшей, педантичным секретарем, заботливым медицинским работником…

— Я хочу только тебя. Слышишь?

— Да.

— Антония…

Она возится, прокручивается, выскальзывает, словно сбрасывает змеиную кожу, но я ловлю и свой захват не ослабляю.

— Как ты здесь оказалась? М? — задираю юбку, запускаю пальцы за нижний край ее почти отсутствующих трусов. — Ты без белья, малыш? — перегибаюсь через женское плечо, пытаясь рассмотреть задницу, по которой я рукой шныряю. — Ах ты ж… Это…

— Наше эротическое белье подчеркнет прелести

женского тела вашей избранницы, надежно скроет недостатки…

— Ты идеальна, цыпа! — провожу ладонью по прохладной коже, запускаю пальцы в ложбинку между сильно напряженных ягодиц, нажимаю на промежность и кончиком поддеваю вход.

— Выбор за вами, дорогой клиент! Мы для вас всегда открыты.

— Идем со мной…

— Замочки очень качественные и все действующие.

— Перестань, пожалуйста. Слышишь?

— Петя-я-я-я… — всхлипывает Ния. — Мы будем рады вашим отзывам, дорогие. За ваши теплые слова вам обязательно будут начислены бонусные баллы, которые в конце месяца будут переведены в соответствующие денежные суммы. Вы сможете с легкостью их списать, осуществляя следующую покупку. Нам интересно ваше внимание. Это не займет много времени, всего лишь одно касание к кнопке «оставить отзыв» и какие-нибудь полезные слова…

— Я в восхищении, — перебиваю. — Ты восхитительна. Ты красавица!

— Петенька? — елозит носом, просовывая кончик между пуговиц моей рубашки.

— У? — расслабляюсь, прикрываю медленно глаза.

— Я так скучала без тебя…

И я… И я!

Глава 31

Петр

Трудно… Тяжело… Сурово… Ах, как сложно-то! И почти невыносимо… Хоть плачь, ей-богу!

Ее персональный запах. Трепет маленького, гибкого и очень худосочного тела. Неуверенные, как будто робкие, несмелые, движения. Рваные поцелуи. Жалящие укусы, щипки, причмокивающие звуки и клацанье зубов, лишь когда неосторожность проявляем. Горячий шепот, протыкающий насквозь барабанные перепонки. Страстные объятия и странные, почти бредовые слова:

— Я не могу… Не могу больше… Слышишь, Велихов? Ты понимаешь, что я говорю?

С большим трудом, если честно, но все равно утвердительно, как животное, мычу:

— М-м-м, — губами терзаю предложенную мне для ласки шею.

— Не могу… Без теб-я-я-я-я, — хрипит, сильнее запрокидывая голову назад.

Тоня расслабляется, обмякает, заваливается на меня и повисает, зацепившись подмышками за мои руки, согнутые в локтях.

— Если ты вдруг… — хватается за плечи, подтягивается, карабкается, вонзается ногтями в шею, запускает тонкие и вытянутые пальцы мне в волосы, раздирает кожу и почти вгрызается в мои щеки, подбородок, щетинистые скулы. — Не отталкивай меня! — рычит мегерой, забираясь голосом мне в ухо. — Я этого не хочу!

И в мыслях не было! С чего она взяла, что я способен остановиться и сказать:

«Довольно! Иди на место, Туз. На сегодня хватит. Давай-ка, маленькая, спать».

— Не отпущу, — заверяю, утыкаясь носом в основание ее шеи. — Как ты сюда вошла? Как? Как? — на каждый вопрос поцелуем оставляю печать на нежной коже. — А-а-а? Тосик, ты жива?

— У меня есть ключ, Петруччио, — тихо стонет и задушенно хохочет. — Щекотно, ай-ай-ай!

Точно! Как я мог о таком забыть! Совсем башкой поплыл и растерял логическое мышление, которым кичусь по долгу службы и под соответствующее

настроение.

— Ты голоден? Будешь ужинать?

— Очень… Буду!

Тоня упирается ладонями и оттаскивает себя от меня.

— Я могу приготовить. Что ты хочешь? — расфокусированным взглядом пытается установить с моими пьяными от страсти и переизбытка чувств глазами необходимый нам обоим зрительный контакт.

— Нет-нет, — мотаю головой, наклоняюсь к ее губам и, широко раскрыв свой рот, захватываю Тонькины уже хорошо истерзанные мной губы.

Смирнова ноет, прогибается в пояснице и таранит меня нижней половиной своего тела, сильно упакованного в жуткую резину.

— Сними это с меня, — раскинув руки, свесив их плетями, просит. — Очень душно. Мне в этом тяжело дышать. Грудь сильно сдавливает. Все болит.

Видимо, придется переиначить первый отзыв или настрочить второй, прикинувшись «покупателем номер 2».

— Тебе идет такой прикид, — с издевкой пырскаю, цепляю пальцами язычок на «качественной и рабочей» молнии ее сильно приоткрытого декольте, тяну замок, раскрывая половинки верхней части костюма женщины, способной впаять мне нехороший срок за неоднократное и грубое нарушение закона. Однако есть одна загвоздка:

«А по какой статье мне предстоит впоследствии на зоне срок мотать?».

Сопротивление представительнице закона? Обман, подлог, скрытая нажива или намеренное и неоднократное уклонение от налогов? Я бы предпочел иную формулировку, но сейчас совсем не соответствующее настроение.

Поддерживаю Тоню под спину, сдираю платье с одного плеча и тут же приникаю к обнаженной груди, упакованной в какой-то просвечивающийся… Пеньюар?

— Господи… — сипит Антония. — Сними же это, — водит верхней половиной тела, выгибается, словно судорогу ловит, буравит животом перевозбужденный пах. Почувствовав, по-видимому, мое желание, ойкает, дергается и приподнимается. Желает сверить все чувства и приметы, которым подтверждения не нужны. Все читается без слов и весьма красноречивых взглядов наших глаз, обезумевших от того, чему сейчас становятся случайными свидетелями.

Растаскиваю лиф форменного платья, грубо дергаю, прикладывая внушительную силу; запустив большие пальцы ей за пояс, скатываю почти презерватив, но никак не предмет женского ролевого туалета; как полагается, внезапно стопорюсь на круто обозначенных тазовых косточках, еложу латекс по выступающим бедрам — там, естественно, приходится почти с мясом рвать, — а после Тоня, семеня ногами, наконец-таки, скидывает все сама.

Сказать, что:

«Слава Богу, полегчало», означает, ничего дельного и важного, на самом деле, не сказать.

Второй, значительно повышенный, уровень эросложности, ребята! Ее воздушное нижнее белье. Прозрачная ткань лифчика телесного цвета, кофейно-черное кружево, атласная тесьма, бесконечные рюши, строго выделанные банты, крохотные сердечки, редкие цветочки и низкая посадка почти отсутствующих трусиков отключают мою мыслительную деятельность и запускают распахивание ротовой дыры и почти неконтролируемое слюноотделение, которое я на подбородке языком ловлю.

— Господи, — развожу руки, блаженно улыбаюсь, прикрыв от удовольствия глаза, — Ния, ты крохотное божество. Кто ты? Я ведь прав, да? Ты идеальна, космически волшебна! Откуда ты взялась такая? — прищурившись, рассматриваю гибкое тело из-под опущенных ресниц.