Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— Я тоже, — склонившись, трогаю губами ее лоб, а Тонька жмурится и как будто бы с неприязнью морщит нос.
— Взбодримся? — подмигивая, предлагает.
— Что это значит?
— Ты настойчиво просил новостей. Пожалуй, об одном событии мне стоит упомянуть, раз уж мы с тобой достигли апогея. Сама не понимаю, как могла запамятовать. Это все ты виноват…
И снова, видимо, придется каяться!
— Я встретила другого мужчину, Петр, — голосом специально делает упор на моем имени, — пока ты губы дул, —
— Что ты городишь?
— Правду говорю, — сквозь руку произносит. — Это было как бы между прочим. Практически за чашечкой кофе я развлечение себе нашла. Съел? — на последнем слове высовывает язык.
— Кого? — прикрыв глаза, со свистом выдыхаю.
— Красивый парень. Голубые глаза и хорошо подвешенный язык. Речь не мальчика, но мужа. И ты знаешь, а он так — вроде ничего! В общих чертах, конечно, не красавец, но не без способностей. И потом, мужчина не должен быть внешне слишком привлекательным. Красивый муж — чужой муж.
— Муж?
— Угу. Когда говорят о мужской красоте, то, как правило, употребляют эпитет…
— Слащавый, вероятно?
— Вот видишь, ты сам все прекрасно понимаешь. Вот ты, например…
— Что по твоему новому знакомому, Антония?
О себе я и так все прекрасно знаю.
— А я уже все сказала. Он точно ничего! — сформировав из пальцев кольцо, показывает очень убедительный знак. Мол, все хорошо!
«Да ничего хорошего!» — про себя шиплю, делая ударения на всех буквах «о», которые про себя жужжу.
— Кто он?
— Высокий рост, волевой подбородок. Он юрист, Петруччио.
На последнем слове сжимаю клешни на ее боках. Смирнова ойкает и устраивает вращение веретена, которому на хвост с большим трудом цепляют пряжу.
— Я слушаю! Продолжай!
— Мы с ним танцевали в ночном клубе. Он был слишком галантен, от себя весь вечер не отпускал. И ты знаешь, он мне понравился. Его настойчивость и необидчивость свалили наповал.
— Валялась в ногах у мужика?
— В таких ногах, Велиховчик, не грех и поваляться.
Про это, если честно, не желаю знать.
— Предложение уже сделал? — обрываю абсолютно не содержательный рассказ.
— До этого еще не дошло, конечно, — она подкатывает глаза, а я принимаю сидячее положение, удобнее располагая Смирнову на себе, — но все к тому идет.
— Как его зовут? — обхватив Тоньку под коленями, покидаю вместе с ней кровать.
— Неважно! — забрасывает руки мне за шею, притягивает к себе и в губы произносит. — Какая тебе разница, Петруччио, если я его уже люблю. Хоть горшком пусть мальчика зовут, а сердцу не прикажешь. Вот ты, например…
— Что я?
— А-а-а, забудь! — отмахивается, как от назойливой мухи.
— Быстро как-то, —
— Э! Помедленнее и спокойнее, — озирается в попытках направление нашего движения понять. — Э, любезный, чики-рики! Куда это мы идем?
— Любезный? — ухмыляюсь, вздергивая угол губ.
Любимое, почти запатентованное выражение моего отца звучит из уст Смирновой чересчур развязно.
— Куда идем? — качает ногами, подпрыгивая у меня на руках.
— Тебе нужно освежиться, цыпа? Уж больно ты горяча.
— Я в душ не хочу.
— Достаточно того, что туда хочу я, — ногой толкаю дверь, а задницей придавливаю выключатель.
— Петя — нет! — Тонька полосует меня, окатывая блеском своих глаз. — Немедленно поставь меня, — пытается подвести гипноз и неслабое психологическое вливание.
«Только ни черта здесь не сработает, малыш!» — прищуриваюсь как будто глохну от ее пронзительного голоса и, зайдя в кабину, локтем быстро задвигаю стеклянную дверь, гарантированно отрезая нас от мира.
— Ты скоро об этом пожалеешь, — выставляет мне под нос указательный палец, кончик которого я незамедлительно прикладываю на зуб. — Я предупреждаю! — раздает угрозы. — Тебе не поздоровится. Спорим?
— Нет, — быстро отвечаю. — Спорить больше не будем.
— Серьезно, что ли? — жмется ко мне, теперь скрестив руки на груди. — Нет?
— И ты с первого раза прекрасно все расслышала. Нет! — опускаю ее и подталкиваю к стене под лейку. — Сейчас будет горячо! Зажмурься, что ли, цыпа.
— Еще раз скажешь «цыпа», — выставляет пальцы, формируя из них звериные когти, — я тебя до крови раздеру.
— Приму к сведению, но ничего не обещаю.
— А ты все же, — прищуривается, подбирая сочное определение, — красивый гад!
— За красоту не стану благодарить.
— Не стоит, — задирает голову, подставляясь под крупные капли. — Погорячее, если можно.
— Шкурку не опалишь?
— А ты меня полечишь, — гладит грудь, размазывая капли по смуглой коже, заводит ладони в подмышечные впадины, сжимает полушария, приподнимая и выставляя их вперед, на обозрение, фактически насилуя мои глаза.
— Еще чего-то хочешь? — касаюсь взглядом выставленных прелестей.
— Угу…
Совместное купание под душем после премьерного секса с Нией превратилось во второй заход и бесконечный петтинг между третьим и долгожданным отходом ко сну. Устала девочка за долгий вечер и половину бессонной ночи — опять моя вина.
Ее голова сейчас покоится на моей руке, а сама Тоня располагается на боку, спиной ко мне, уперевшись голым задом в пах. Перебрасываю вторую руку через ее тело, притягиваю к себе и утыкаюсь носом в немного влажные отросшие темные волосы.