Gelato… Со вкусом шоколада

Иголкина Леля

— Я…

— Скажи, что рад за меня. И все! — скалюсь, наслаждаюсь, предчувствуя победу на всех фронтах.

— Я рад, но…

— Алексей и Сергей? — подмигиваю папе.

— Их двое, Петр. Это сильные противники, пятьдесят процентов на огромную семью. Смирновы за свое порвут. Только не говори, что твои планы с Тосиком…

По-моему, папа предполагает, что я начну обхаживать братьев, чтобы уломать на то, что уже произошло, а так как я плотно связан с Нией, то первой жертвой выступит Сергей? Неужели он считает, что я способен на такую нехорошую игру?

— Помоги мне, — как бы между прочим говорю.

— С чем?

— Тоне нужно больше, чем простой

привоз под настроение Шнурка шоколадных конфет и сдобных булочек. У нас получится, в этом я уверен. Она старается и у нее выходит. Об этой «Шоколаднице» должны узнать. Народ пока не очень в курсе, какой кондитерский магазин открылся за углом. Реклама ей совсем не помогает — я просчитал и убедился: не тот товар, да и она этого не умеет. Антония не попадает в свой рыночный сегмент, если можно так сказать. Смирнова носится с тем, с которым этого делать не стоит, зато пропускает потенциального и заинтересованного в ней покупателя. Тузик бездумно сливает бюджет и получает при этом мизерный выхлоп, хотя считает, что успешно проводит рекламную кампанию. А у Зверя крутая клиентура: есть имя, известное и узнаваемое название, продолжительность жизни на рынке и в отрасли, его эксклюзивное меню, в конце концов. Морозов — это бренд! Люди ходят туда, потому что там дядя правит бал. Если он, скажем так, замолвит за Тузика словечко, но не просто почешет языком, а покажет, предложит, угостит тем, что она делает, то…

— Ты так решил клиентов переопылить?

Лучше и не скажешь! Правда, трахать никого не буду.

— Я не знаю, как это называется, но в этом городе сарафанное радио никто не отменял. Если…

— Ты подготовил документы? — он поднимается и, распрямившись, выбирается из-за стола. — Мы, пожалуй, с перезрелыми юношами все обсудим.

— Господи! — кручу башкой, выказывая наигранное недовольство.

— Тихо-тихо. Давай документы, если они у тебя с собой?

— Конечно.

Папуля клюнул? Он возьмет наше дельце под крыло? Старший Велихов поможет? Он поручится за нас? Переубедит Смирновых? Хотя, хотя… Я уверен, что Алексею сейчас все по большому барабану, а Сергей… У младшего есть собственное дело и неустроенные дочери, за которыми нужен его отеческий глаз да глаз. Я бы за младшей приглядел, кабы дама не артачилась. Навещу ее сегодня. Например, сейчас, раз поездка к Зверю так круто отменилась.

— Я на них взгляну, а потом…

— Тебе ведь нравится Тосик? — закидываю козырный аргумент.

— Она — да, а твое рвение и странное поведение не вызывают особого доверия.

— Я заинтересованная сторона, Григорий Александрович. Я нервничаю, когда…

— Бумаги! — отец трясет рукой перед моим лицом.

— Долго еще? — перегнувшись через порог, засунув морду в кабинет отца, скулит Халва. — Бля-я-я-я, — брат закатывает глаза, ослепляя нас пренебрежением. — Бля, бля, бля… — прикладывается лбом о дверной проем. — Я гулять хочу! Суббота, танцы, девчонки, развлечения. Нет, гребаный звездец, нежданно-негаданно — мой авторитарный отец и милая вторая смена! Уйду снова на вольные хлеба. Велиховы, имейте совесть, ведь у меня еще дела…

— Сашка, — забросив голову, отец, не прячась, заливисто хохочет. — Господи-и-и-и, иди к себе…

Оттаял папа? Так! Похоже, все будет намного проще. Мне даже ехать никуда не надо. Кого бы здесь расцеловать? Ведь это идеальный план! А всего-то достаточно, как оказалось, показаться в субботнее утро на глаза ему и… Маленькому брату?

Мотаюсь по извилистым улочкам города, улыбаюсь, разглядывая гуляющих прохожих, посылаю воздушные поцелуи милующимся парочкам — всё говорит о

том, что я радуюсь сегодняшнему дню; затем вдруг разбираюсь с накладными, которыми оброс наш с Тоней магазин, галантно выкручиваю руки продавщицам, требую к себе другого, немного исключительного внимания:

«Теперь я ваш босс, свиристелки! Построились и повернулись ко мне задом, я каждую шлепком благословлю на труд и подвиг. Кто мне отсосет палец в знак повиновения, больной любви рабыни к своему жестокому господину, ту я в тот же час вознагражу ментоловым леденцом в форме… Форму выберете сами, дамы. Но премию получите гарантированно и точно!».

Народ волнуется, ведь их уже подбешивает мое начальствование и жутко непростой характер. Вожу глазами, рассматривая каждую на предмет профессиональной и чисто внешней пригодности:

«Красотки! Нечего сказать, но помалкивающий сегодня Тузик несравнимо милее и роднее мне, как ее злому господину и… Мужчине!»…

«Привет! Как самочувствие?» — набиваю сообщение, отсиживая в своей машине красный цвет на перекрестке.

«Привет. Нормально. Как дела?» — Ния присылает на удивление простой ответ.

Переписка хороша, когда мы состоим в довольно близких отношениях, а пока — пока Смирнова нестабильна и старается увильнуть из невода, в которой я ее усиленно тяну — беседу поддержим обычным громким вызовом. Нажав кнопку, запускающую скоростной набор номера Антонии, быстро скашиваю взгляд на бумажный чуть теплый сверток, источающий просто-таки божественный аромат. Там лакомство для маленького ребенка — булочка с корицей и долькой апельсина собственного производства, и маленькая шоколадка с лесными орешками для чудо-белочки, которая, судя по неторопливости с принятием моего звонка, все еще очень зла. Точит зубки и пилит когти?

— Что ты хочешь? — рычит по громкой связи Ния в мой салон. — Господи! Что это за эхо?

— Красивый голосок, Тузик. Как ты?

— Я уже ответила на вопрос. Что ты…

— Принимай гостей, щенок, — выворачиваю кисть левой руки, не снимая пальцев с рулевого колеса, прищуриваюсь и смотрю на время, — где-то через полчаса.

— Я уже легла спать.

— Семь вечера, ау? — шучу и издеваюсь. — Ты под колпаком?

— Мне врач прописал покой. Что ты хочешь, Петруччио?

Тем лучше! Я так устал, что до своего скворечника уже точно не доеду, а это значит, что мы ляжем вместе.

— Я ненадолго, цыпа.

Молчит, но точно шикает. По крайней мере, акустика в моей машине свидетельствует, что абонент на том конце телефонного чисто внешне отсутствующего провода явно чем-то недоволен, но сильно сдерживается.

— Ты не отстанешь? — Ния шепчет.

— Нет. До встречи.

— Не забудь, пожалуйста, что входная дверь внизу.

— В каком смысле? — удивленно изгибаю бровь, бросаю беглый взгляд в боковое зеркало и шустро перестраиваюсь в нужный ряд, чтобы с ветерком выехать из кишащего, как перегруженный муравейник, вечернего города.

— Отец тебе откроет.

О! Похоже, это наш пароль. Вся семья в сборе и даже папа сторожит покой той, которая совершила марш-бросок на мероприятии, оплаченным им же, сейчас расстроенным несостоявшимся событием Сережей.

— Сколько раз постучать?

— У нас звонок, а постучишь по дереву, — слышу, как прыскает и тут же добавляет, — если подходящее не найдешь, то можешь…

— Я булочку тебе везу, — перебиваю Тузика и сливаю почти секретную информацию.

По-моему, сейчас Антония проявила чуточку внимания, сосредоточилась, сильно напряглась и даже затаилась. Обдумывает ситуацию или начинку у теплой сдобы предполагает?