Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
– Не смей удерживать меня, ты, слуга! – в ярости выплюнул Элимер, но в следующий момент те же самые руки развернули его, и он почувствовал обжигающий удар оплеухи.
Ошеломленно схватившись за щеку, первым делом Элимер подумал: "Кто посмел?"
Однако в это же время он вынырнул из багрового тумана, неожиданно четко увидел окружающие его стены, коридор, вымощенный гранитными плитами и Видольда, что стоял, неторопливо опуская руку.
– Прости, Кхан, – промолвил телохранитель, – но тебе это было необходимо.
И добавил:
– Аданэй – в Илирине.
– В Илирине… –
– Какой зверь? – сухо спросил воин.
– Неважно… Как ты оказался здесь, Видольд?
– Не услышать твои вопли было сложно. Их, должно быть, все услыхали. Да только кроме меня никто не посмел тебя остановить.
Элимер кивнул и тусклым голосом произнес:
– Я вернусь к себе. Лягу спать.
И поплелся в свои покои. До чего же еще способны довести его эти сны? Приснилось, будто Аданэй находился в его палатах. А потом он, кхан, по-прежнему видя сон, выбежал в коридор. Когда же это наконец закончится? И закончится ли?
Оказавшись в покоях, Элимер упал на кровать и моментально погрузился в забвение. До самого утра сны его больше не тревожили.
***
Шейра, почти не разбирая дороги, неслась темными коридорами замка. Где-то вдали она еще слышала яростные крики мужа, но скоро они отстали, и она сбавила темп. Из носа, изо рта хлестала кровь, которой она пыталась не дать пролиться на пол, чтобы не оставить следов. Но безуспешно. Лишь оказавшись в своих, не Элимера, комнатах, айсадка почувствовала себя в относительной безопасности и позволила себе разрыдаться. Элимер! Безумен! Безумен!
"Когда-нибудь он меня убьет, он меня убьет когда-нибудь, – вертелась мысль. – А если в следующий раз в Таарисе он увидит Аданэя?"
И дальше:
"Надо спасать. Себя и сына. Пока не поздно. Бежать. Прочь. Это уже не он, это не мой Элимер. Чудовище скоро подменит его. В этом случае лучше ему умереть, чем стать добычей зверя. Бежать! Прямо сейчас. Сейчас, пока не поздно".
Шейра собрала волю в кулак, поднялась с пола, остановила кровь, отерла лицо и оделась. В ту одежду, которую надевала для поездок в степь – похожую на мужскую. Собрала в узел драгоценности и монеты, которые у нее имелись. Все это ей пригодится. Так, теперь за Таарисом. Нет, за Ирэйху-Ше. С этих пор у ее сына должно оставаться только одно имя: Ирэйху-Ше. Так будет безопаснее.
Тихонько проскользнув в комнату наследника, мысленно вознося мольбы духам, чтобы младенец не заплакал, а кормилица не проснулась, она осторожно просунула руки под крошечное тельце. Однако ребенок все же заплакал, а кормилица вскочила на кровати, испуганно распахнув глаза.
– Все хорошо, – сказала Шейра, постаравшись, чтобы голос ее звучал спокойно. – Не волнуйся. Я услышала, как он плачет, вот и зашла.
Кормилица так и не очнулась до конца от сна и, убедившись, что слышала голос кханне, повалилась обратно на постель и захрапела.
***
Его
– Оставь меня, Видольд, – бросил Элимер.
– Оно конечно, Кхан. Да только у меня известие.
– Подождет. Выйди.
– Неверное решение, Кхан, – протянул с сомнением телохранитель.
– Не тебе делать выводы. Исчезни.
– Ночью…
– Я же сказал, исчезни!
– Что ж, желание повелителя – закон для его подданных, – иронично пропел Видольд и с коротким поклоном исчез за дверью.
Элимер тут же заснул снова. Проснувшись второй раз, с трудом разлепил веки. В голове все сумбурно перемешалось, как будто он совсем не спал. И еще непонятно отчего болела челюсть и, кажется, даже опухла… Ах, да! Ведь ему приснился один из тех кошмаров, и он словно безумный носился ночью по замку за примерещившимся Аданэем. Неудивительно, что он совсем не отдохнул. А боль в челюсти? Там, куда во сне брат его ударил? Ведь боль-то настоящая. Неужели все зашло настолько далеко и это он сам себя? Или ударился о стену? Безумие, истинное безумие! Необходимо что-то с этим сделать, как-то от этого избавиться. Но как? Впрочем, он обдумает это позже, например, вечером, а сейчас есть иные заботы.
Наскоро одевшись и причесавшись, Элимер покинул палаты. Сегодня вместе с Ирионгом предстояло провести очередной воинский смотр, а времени это занимало обычно немало времени, как минимум – до полудня.
Между тем, среди дня прибыл гонец из Эхаскии с важным, как он утверждал, посланием. Что ж, пора, ведь Элимер давно уже известил Иэхтриха о том, как умерла его дочь – изнасилованная илиринцами юная девушка покончила собой, не снеся позора. Вот наконец и реакция региса на горестную весть.
Элимер в окружении советников и военачальников развернул пергамент и быстро пробежался по нему взглядом, после чего лицо его помертвело, а в глазах зажегся знакомый всем зловещий огонь.
– Сожри меня тьма! – выпалил кхан. – Эхаския разрывает с нами все отношения, будет выступать на стороне нашего врага!
Раздались ошеломленные, недоуменные, негодующие восклицания. Люди просили подробностей.
– Иэхтрих отвернулся потому, что мы не смогли уберечь его дочь, – пояснил Элимер и, разумеется, сказал неправду. Ибо на самом деле в этом кратком послании содержалось следующее:
"Мне, регису Эхаскии Иэхтриху VI ведома истинная причина гибели дочери моей, принцессы Отрейи. Ложь государя Отерхейна не способна ввести меня в заблуждение. И с этих пор нет и не будет меж нашими державами союза, пока кхан Элимер II Кханейри не выдаст Эхаскии для справедливого возмездия жену свою, кханне Отерхейна".
Гонец ждал ответа. Элимер пронзил мужчину тяжелым взглядом и отчеканил:
– Ответа не будет. Тебе дается двое суток, чтобы покинуть земли Империи.