Город, отделяющий от неба
Шрифт:
Панюта, и вовсе переставший что-либо понимать, так и остался стоять понурым столбом. Когда же он наконец обернулся, то никого уже не было видно, за исключением втягивающейся на стадион колонны физкультурников, пришедших на репетицию Дня Победы.
***
Школу Круглый прогулял. С Русланом и Витьком условились встретиться на спортивной площадке рядом с домом Сачка, в половине третьего. Расчёт был на то, что народ с работы так рано не пойдёт, значит, никто мешаться и слушать шум возможной разборки не станет. Панюта вышел из дома с запасом в полчаса. Покружив у площадки, затосковал и решил заглянуть в соседний двор, где пенсионеры обычно забивали за столиком
Пока же Панюту ждало приключение вполне в его собственном духе. Доминошный столик в преддверии праздника был пуст, очевидно, пенсионеры помогали своим жёнам резать салаты. Зато во дворе была драка. Трое дюжих мужиков, смутно Пашке знакомых, с ожесточением месили ногами местного ханыгу Фрола. Алкаша тщетно пыталась отбить его боевая подруга Норка (да-да, несчастную синюшку звали Элеонорой). Норка хватала мужиков за руки и за одежду, пока один из драчунов, окончательно озверев, не закатил бабе глубоководного леща, от которого она тут же ушла спиной в палисадник. Панюта ругнулся и полез восстанавливать справедливость. Пока он хлестался со яростными, как шершни, драчунами, из подъездов начали выскакивать люди. Когда всех разняли, злые мужики отчалили прочь, обещая непременно допинать алконавта и раздать сопляку. Зареванная Норка поведала зрителям и участникам, что её сожитель, загружая утром ящики со стеклотарой в машину из приёмки, ухитрился слямзить у приёмщиков из-под носа предназначенную для спекуляции бутылку "андроповки". Позже до чуваков дошло, кто попятил их товар, и они ринулись наказывать наглеца. Наглецу досталось знатно, перепало и Пашке - он ссадил в кровь оба кулака, получил рассечение губы и брови, да ещё и по рёбрам огрёб чувствительно. Когда схлынул угар и раж, оказалось, что время перевалило за десять минут четвёртого. Панюта вскинулся и рванул к площадке.
Хорьков, разумеется, там не было. Ощущая нехороший холод внизу живота, Круглый двинул к подъезду Сачка. Нажимая на кнопку с цифрой 7, Панюта заметил, как дрожит его рука. " Падать с седьмого этажа очень больно", вспомнил он. Прасолов закрыл глаза и так стоял, пока лифт поднимался вверх. Стоял, полностью отдавшись какой-то стылой тоске, из которой не было выхода, куда ни сунься.
Дверь в девяносто пятую квартиру оказалась не заперта. Пашка толкнул её и еле успел увернуться от увесистого кулака Фарша. Разглядев, кто перед ним, Витёк шагнул назад, пропуская Прасолова. Почему он молчит, подумал Панюта, он же должен сейчас на меня орать, ведь я опоздал. Что вообще происходит? Действительно, происходило что-то странное - вид у Витьки был совершенно дикий: порванная губа, перекрученная и наполовину заправленная в штаны рубашка, вдобавок выкаченные глаза с огромными зрачками. Пашка шагнул в единственную комнату и окоченел сразу за дверью. Мозг отказывался воспринимать передаваемую глазами картину. Это же всё не на самом деле, этого нет, нет, нет...
У распахнутой двери на лоджию, виском на пороге, сломанной куклой лежала Людка, беременная жена Сачка. Глаза у Людки были широко раскрыты, а на месте затылка пузырилась кровавая каша, из которой торчали белые осколки костей. Отопительная батарея была вся уделана кровью и кусочками мозга. Распахнутый фланелевый халатик открывал синюшные людкины ноги и белые трусики, испачканные кровью и дерьмом.
– Что вы натворили, уроды?
– прошептал Панюта, поворачиваясь к скорчившемуся на диване Руслану. Кэмел молчал, глядя застывшим взглядом перед собой. Рот его и футболка были испачканы блевотиной.
– Эта сука начала орать, - Фарш, оттолкнув Пашку, ворвался в комнату и начал с остервенением пинать Людку прямо в свисающий набок круглый живот.
– Сука, сука, сука!
Дальнейшее Прасолов помнил плохо. Кажется, он ударил Витьку головой в висок, потом долго молотил вцепившегося в него Руслана, потом его рвало
***
После мучительной, раздирающей пищевод рвоты Пашке стало значительно легче. И как он только мог согласиться лакать эту дрянь?..
Полосатый камень. Ярослав Решетилов. 1 января 1982 года. Где-то
И зачем только я пил эту воду, думал Ярик, в очередной раз исторгая из себя противную горькую струю. Брат стоял рядом и глядел с сочувствием. Он-то из ручья голубоватую вкусную водицу не пил, поскольку дома нализался компоту до упора, пока Ярик экспериментировал с камнем и фонариком. Еды братья взяли вдоволь, а вот папину фляжку с водой, налитой из-под крана, забыли на кухне. Вспомнили про неё не скоро, когда были далеко от входа в чудесный лес, и возвращаться показалось обременительно, особенно когда нашли струящийся в камнях родник.
Наконец спазмы, сотрясающие желудок, утихли, и Ярик, утирая рот пучком травы, смог перевести дух. Пока что в этом странном месте для употребления годился лишь воздух, да и то... кто знает. Начитанный Ярик тотчас же вспомнил про Уэллса и его "Войну миров", и ему опять поплохело. А вдруг какие-нибудь вредные бактерии или вирусы уже начали разрушать их с братом маленькие бестолковые организмы? В конце концов, решив, что изменить уже ничего не получится, старший Решетилов поднялся с колен и, сплюнув в последний раз, сказал:
– Ладно, идём дальше. Смотри: воду не пить, ягоды и прочие плоды не есть!
– А я землянику ел..., - потерянным голосом сказал Веник.
– Когда?
– обмер Ярик.
– Ну, тогда, в первый раз.
– Давно? Ну, по твоему времени.
– Да. Давно.
– Не тошнит? Живот не болит?
Глядя на мотающего головой брата, Ярослав думал: а, может, дело конкретно в этом ручье? Может, в нём какие-то минеральные вещества растворены несъедобные? Решив исследовать траву около ручейка, Ярик повлёк Веньку вниз по течению. Выбравшись из камней, ручей заструился в траве. Растительность по берегам была с виду самая обычная, разве что более пышная - но так это ж от близости к воде, разве не так?
– Пойдём вдоль ручья, - предложил старший брат, поразмыслив.
– В лесу около воды всегда самое интересно попадается.
Наручные часы Ярика показывали без пяти десять. Братья шли по лесу уже почти два субъективных часа.
***
Когда братья поели и набрали с собой распиханную по стеклянным банкам и бумажным свёрткам новогоднюю снедь, их обоих охватила странная робость. Мальчишки посмотрели друг на друга и почти хором сказали:
– Может, не пойдём?..
– ...сегодня, - закончил в одиночестве Ярик, но тут же, словно устыдившись сказанного, возразил себе и брату: - Хотя нет, надо идти. Завтра родители весь день дома, у нас не получится. И надо точно установить, как там время идёт. И вообще, такое приключение раз в сто жизней бывает, если не в миллион!
Решили сначала, прежде чем пускаться в исследовательский поход, засечь время здесь и там. Фонарь закрепили в отцовы тиски, камень прижали к ножке табурета струбциной от пинг-понговой сетки, луч направили на растянутую при помощи проволоки занавеску. Спускались вместе, ногами вперёд, на животе. Ярик, как более рослый, фиксировал время в квартире по поставленному на пол будильнику. 19-39: пуск!