Грехи дома Борджа
Шрифт:
– Простите, – пробормотала я, ощущая, как начинают пылать щеки.
Стук молоточка, расколовшего орех, прозвучал у меня в голове, как выстрел. Я повернулась и кинулась к двери, заметив, что Ферранте поднялся со скамейки и шагнул в мою сторону.
Я прибежала обратно в Торре-Маркесана по снегу, который превращался под ногами в лед, закрылась в нашей с Анджелой комнате, предчувствуя, что сейчас на меня обрушатся небеса. Мадонна не заставила себя ждать. Ее посланница, Анджела, просунула в дверь белое как полотно личико и сообщила, что меня хотят видеть.
Промедление не ухудшило бы ситуации, но я решила встретить судьбу сразу, пока не успела
– Разрази тебя гром, что означает твое поведение? – крикнула она. Мне в нос ударил запах гвоздики, пропитавший ее дыхание. – Хватит того, что мой братец, «который любит меня, как себя», – процитировала она с усмешкой, – видимо, нацелился испортить все, что мы… что я… Или ты вообразила, будто, поиграв с ним разок в лошадки, теперь имеешь право вмешиваться в государственные дела? Будь оно так, половина женщин Италии выстроилась бы в очередь, чтобы давать мне советы. Думаешь, я ничего не знала? Ты полагаешь, когда я интересуюсь у Микелотто, где мой брат, и он отвечает, что герцога нигде не найти, мы оба не понимаем, как обстоят дела? Пора повзрослеть, Виоланта.
Не понимая истинной причины, побудившей меня рассказать ей то, что я знала, мадонна хотела унизить меня. Вместо этого она меня разозлила. На щеке задергалась жилка, а внутри сжалось так, что я испугалась, как бы не раздавить ребенка.
– У меня есть полное право, – прокричала я в ответ, торопясь высказаться, пока донна Лукреция не пришла в себя от изумления. – Я ошиблась лишь в том, что считала, будто смогу сказать то, что хотела, в присутствии герцога и донна Альфонсо.
– О чем ты?
– Я беременна, мадонна. От Чезаре. Думаю, это дает мне право беспокоиться о его благополучии не меньше вас.
В камине с треском упало полено. За окном на подоконнике монотонно ворковал глупый вяхирь. Донна Лукреция уставилась на меня, сжав кулаки. Ее грудь вздымалась под кружевной косынкой, которую она надела, чтобы казаться скромнее в присутствии свекра. Губы растянулись в улыбке, хотя глаза налились слезами.
– Конечно, – произнесла она и задумалась, слегка насупив брови, будто старалась что-то вспомнить. – Аппетит.
– Аппетит?
– Да. Наверняка ты заметила, с каким аппетитом Чезаре ест? Он ужасно прожорлив.
– У меня не было случая, мадонна.
– Когда Чезаре родился, то был очень слабенький, никто не думал, что он выживет. До пяти лет он постоянно болел. Днем ему приходилось спать. Представляешь?
Я не представляла. Чезаре прославился своей неутомимостью, мог проводить переговоры до глубокой ночи, когда у всех послов уже слипались глаза, а утром выезжать на охоту с друзьями, которые часто клевали носом в седлах, пока он любовался своими любимцами-леопардами, готовыми применить проворство и хитрость против быстроногих оленей и свирепых вепрей. Вероятно, за первые пять лет послеполуденного сна Чезаре накопил сил на всю жизнь. Наверное, он родился, уже зная, что наступит время, когда ему придется соревноваться с наступающей старостью отца, чтобы успеть построить достаточно сильное государство, способное выдержать смерть старого понтифика.
– В общем, – продолжила мадонна, – первые пять лет он прожил в основном на хлебе и козьем молоке, а как только окреп, у него появился зверский аппетит. Сдается
У меня будто камень с плеч свалился, оттого что мадонна так хорошо восприняла мою новость, и закружилась голова – даже пришлось попросить разрешения присесть, а то я могла потерять сознание. Донна Лукреция сама придвинула ко мне пуфик, поинтересовалась, не нужно ли принести воды. Мы сидели по обе стороны камина: мадонна – в кресле с высокой спинкой, едва касаясь пола кончиками туфель, и я – на пуфике, стараясь не думать о ноющей спине. Увидев, что я потянулась к кочерге, она отчитала меня и вызвала рабыню. Как только девушка добавила дров, донна Лукреция поинтересовалась:
– Так что ты хотела мне сказать?
– Мне кажется, то, что сейчас происходит, началось с восстания в Сан-Лео.
Она кивнула, словно одобряя мои рассуждения.
– Когда Микелотто нашел нас, мы с Чезаре…
– Да, да, перестань бормотать и говори по существу.
– Он сообщил, что прибыл гонец, что-то там про Вителоццо, а потом сообщил, что Леонардо подготовил планы Сан-Лео, о которых просил Чезаре. Вот я и подумала, не мог ли Чезаре сам организовать восстание. Для изгнания заговорщиков Маджоне.
– Так ты считаешь, не о чем беспокоиться? Он за всем следит, а просьба молиться за него всего лишь блеф? Ты либо очень наивна, либо единственная женщина из всех, кого я знаю, которая рассуждает, как он. Все, что нам остается сейчас делать, – это ждать. По крайней мере, теперь, после твоей новости, у нас будет чем заняться.
– Да, мадонна. – Хотя мне казалось, моя беременность тоже предполагает ожидание.
– Тебе нужно найти мужа. Теперь это будет сделать не так просто, как раньше. Тебе известно, что герцог до сих пор придерживает часть моего приданого, поэтому мне нечего тебе выделить, тем более, моя дорогая, что ты превратилась в пилюлю, которую требуется как следует подсластить. Мало того что новообращенная, так еще и беременная. Правда, Чезаре признает ребенка и будет щедр, поэтому, если мы найдем мужчину, готового терпеть в гнезде оперившегося кукушонка… Ладно, предоставь все мне. И позаботься о себе. Тебе необходимо отдыхать, избегать волнений. Никаких танцев, никаких… хотя это маловероятно, наверное. Не сиди слишком близко к огню, опасайся ветра…
– Мадонна!
– Да?
– Можно задать вопрос?
– Разумеется.
– Где находится Сенигаллия?
– Немного южнее Пезаро. А что? – Наверное, ответ она прочитала в моих глазах, потому что наклонилась вперед и опустила ладонь на мою руку. – Мне жаль, Виоланта. Вряд ли он в ближайшее время заедет к нам, что бы там он тебе ни обещал.
– Тогда я должна написать ему и сообщить о ребенке.
– Нет, – возразила мадонна, – позволь мне это сделать. Новость прозвучит весомее, если поступит от меня. Чезаре тогда не станет думать, будто ты пытаешься его обмануть.
– Зачем мне его обманывать?
– Женщины часто так поступают. Он могущественный и богатый, а когда хочет, бывает нежным и обаятельным, вот они и думают, что могут заставить его поверить во всякую сентиментальную чушь. Им кажется, они его знают. Не совершай подобной ошибки, Виоланта. Его можно всю жизнь изучать, но так до конца и не понять.
Мадонна угодила почти в цель, поэтому я смутилась. Сначала вспыхнули щеки, потом жар стал распространяться дальше, так что мне показалось, будто у меня внутри разожгли жаровню. Помня наставления донны Лукреции, я отодвинула свой пуфик от огня.