Грешница в шелках

Хантер Мэдлин

– Некоторые девушки, которые становятся женами или любовницами в семнадцать лет, все равно остаются детьми. А вот с другими происходит иначе. Думаю, что далеко не все зависит от возраста.

Селия густо покраснела; она понимала, почему Джонатан так сказал.

– Вы, конечно же, помните, как я плакала в тот день. Мое разочарование – вот почему вы решили, что я еще ребенок. Вы ведь не забыли тот день, правда?

Она столкнулась с ним, когда убегала от Энтони. Мистер Олбрайтон как раз покидал ее мать, потому что снова собирался уехать из Лондона. Ослепленная слезами, она наткнулась на него, и он помог ей удержаться на ногах. А потом спросил,

почему она плачет. И она тогда все рассказала ему, совершенно постороннему человеку, у которого была странная способность внушать доверие. Да, она выложила ему всю свою историю, и он внимательно выслушал ее так же, как слушал сейчас. И точно так же смотрел на нее своими бездонными глазами.

Мистер Олбрайтон по-прежнему молчал, и Селия, не выдержав, спросила:

– Так вы помните?

Он коротко кивнул:

– Да, разумеется. Но вам вполне можно простить то разочарование, каков бы ни был ваш возраст, мисс Пеннифолд.

– Моя мать долго учила меня, говорила, что мне не следует строить воздушных замков, и ругала меня за то, что я забываю самый главный урок – ничего не чувствовать.

– Если бы вы ничего не чувствовали, то это означало бы, что вы уже превратились в шлюху. Ведь совершенно ясно, что ожесточение сердца не допускает детского взгляда на мир.

– Скажите, а вы и теперь иногда видите во мне того же ребенка?

Джонатан пристально посмотрел ей в лицо и покачал головой:

– Нет, ничего подобного. Сейчас я вижу восхитительную и желанную женщину, освещающую ночной сад одним лишь своим присутствием. Кажется, что лунный свет находит вас, как он находит чудесный белый цветок. Даже когда вы находились довольно далеко, возле тех кустов, вы отчетливо выделялись в темноте.

– Значит, вы наблюдали за мной все это время? Почему?

– Вы сами все знаете.

Да, она знала. Но все-таки это его признание все изменило в их беседе, и теперь Селия вновь почувствовала, что ее неудержимо влечет к Джонатану. Взглянув на него с лукавой улыбкой, она спросила:

– А может, вы сожалеете, что я решила заняться цветами и растениями, а не кое-чем другим? Сами знаете, чем именно…

Он в задумчивости пожал плечами:

– Может, и сожалею… До известной степени.

Тут он снова посмотрел ей в глаза, но теперь уже на лице его не было улыбки – на нем появилось совсем другое выражение, от которого у Селии по спине мурашки пробежали. Она наслаждалась охватившим ее трепетом, и ей вдруг подумалось, что у них, возможно, все-таки есть кое-что общее – ведь их влекло друг к другу, уж в этом-то она не сомневалась.

Тут рука Джонатана медленно поднялась, а затем ладонь его прикоснулась к ее щеке. У Селии перехватило дыхание, и ей вдруг вспомнились слова матери: «Пусть они всегда испытывают неуверенность. Никогда не позволяй им стать хозяевами положения. Особенно – при первом поцелуе».

Но Селия проигнорировала уроки матери. Она чувствовала, что Джонатан сейчас поцелует ее, и не стала ничего говорить, даже не сделала попытки отстраниться.

В следующее мгновение губы его прижались к ее губам, и сердце Селии радостно подпрыгнуло в груди. И тотчас же снова вспомнились слова матери: «Не думай о посторонних вещах и получай удовольствие. И главное – не борись ни с чем, и тогда работа превратится в приятнейшую игру». На сей раз Селия последовала советам матери, причем ей не пришлось прилагать для этого ни малейших усилий – она и так получала удовольствие, и казалось, что это удовольствие заполнило все ее тело.

Поцелуй

был довольно продолжительный, и Селия чувствовала, что с каждой секундой все сильнее возбуждается. Она знала, что и с Джонатаном происходило то же самое, но при этом знала и другое: сейчас ничего больше не будет, – хотя ей ужасно хотелось большего. И было очевидно, что для Джонатана этот поцелуй – только первый шаг. Но возможно, и последний.

Наконец поцелуй их прервался, и сейчас он снова смотрел ей в глаза. Смотрел, не произнося ни слова, и Селия была благодарна ему за молчание; ей казалось, что слова сейчас совершенно не нужны. Более того, слова могли бы все испортить. Но что именно они могли испортить? На этот вопрос она не могла бы ответить.

Внезапно Джонатан поднялся со скамейки и, так и не сказав ни слова, зашагал по дорожке в сторону дома. Селия проводила его взглядом, а потом вдруг подумала: «Неужели я действительно так отчетливо выделялась в темноте?»

Джонатан проснулся в дурном настроении. Поцелуй в ночном саду долго томил его, и ему никак не удавалось уснуть – заснул лишь под утро.

Накануне, уже лежа в постели, он слышал, как Селия наконец вошла в дом и начала подниматься по черной лестнице. Он не шевелился, прислушиваясь к каждому ее шагу. Он надеялся, что она поднимется на его этаж и подойдет к его двери. Конечно же, он знал, что этого не случится, но все же надеялся. Когда же шаги ее затихли, он шумно выдохнул и пробормотал:

– Какой же я глупец…

А утром Джонатан решил, что это был самый неблагоразумный поцелуй в его жизни. Но все дело в том, что Селия вчера по-настоящему его очаровала. Сидя на лавке в ночном саду, она рассказывала о том, как жила последние годы, делилась своими планами на будущее, и Джонатан искренне восхищался ею. Эта смелая и решительная девушка пыталась начать новую жизнь и стать совершенно независимой во всех отношениях, – ведь именно с этой целью она задумала свой цветочный проект. А он, не удержавшись, забыл обо всем на свете, послал здравый смысл к черту и поцеловал ее. Поцеловал по одной-единственной причине – очень захотелось. То есть в тот момент ему казалось, что это просто необходимо.

А сейчас ему почему-то казалось, что этот поцелуй не походил ни на один из его прежних поцелуев. Но если так, то, может быть, он вовсе не сглупил? Что же касается Селии, то едва ли она не спала полночи, раздумывая о том, правильно ли поступила. Более того, он был почти уверен, что она вовсе не считала этот их поцелуй ошибкой. Но если так, то что же это означает?… Черт побери, он понятия не имел, как ответить на такой вопрос.

Открыв дверь, Джонатан обнаружил за ней ведро тепловатой воды. Во всяком случае, она была не такой холодной, как та, что он каждое утро приносил из колодца. Может, и эта вода что-то означала? Может, Селия уже не возражала против его присутствия здесь?

Взяв ведро, Джонатан взглянул на дверь по другую сторону коридора. На двери висел замок весьма внушительных размеров, и он давно уже раздумывал: не воспользоваться ли отмычкой, чтобы открыть его?

Как-то раз Селия надолго покинула дом, и Джонатан за это время успел осмотреть все комнаты внизу, однако не обнаружил ни счетов, ни каких-либо других бумаг, – вообще не было никаких свидетельств о любовниках Алессандры, ничего такого, что помогло бы установить их имена. Он не осмотрел лишь эту комнату с замком – скорее всего кладовку. А его задание не могло считаться завершенным, пока он не ознакомится и с тем, что здесь хранилось.