Хождение Восвояси
Шрифт:
– Честно говоря, я хотел предложить поискать вас в первую очередь, где что-то горело, сверкало и взрывалось… сам не знаю, отчего… – невозмутимо заметил Мажору, – но Чаёку-сан сказала, что должна же быть на Белом Свете хоть одна катастрофа, в сердце которой не окажется Ори-кун.
– Наверное, должна, – буркнула Лёка, не зная, смеяться ей или сердиться, а Отоваро продолжил своё повествование.
Магия привела их к дому Тонитамы, и магия же подсказала, что за увитой плющом оградой творится что-то неладное. Чаёку накинула на всех четверых чары невидимости – на скорую руку и слабые, узри их носителя
– Я хотел идти один, но Чаёку сказала, что она пригодится, если понадобится магия, Забияки – что он пригодится, если понадобится сражаться, а Мажору отказался оставаться в одиночестве. Мы подобрались почти вплотную и уже подумали, что успеем вас вывести, но тут Нерояма забросил вас в чёрный ход, и нас следом.
– Чёрный ход? – не понял Ярик. – Но мы никакого хода за спиной у себя не видели, ни черного, ни белого, иначе сами бы туда заползли!
– Чёрный ход есть в доме каждого Вечного, – пояснила девушка, ни на миг не переставая оглядывать комнаты – то загроможденные стеллажами с какими-то устройствами и склянками, то обставленные и украшенные в лучших традициях императорского дворца, то завешанные от пола до потолка сушеными травами, рептилиями и чем-то еще, не определяемым, но жутковатым и воньким – не то, чтобы Лёльке хотелось это определить.
– Так мы серьезно в доме Тонитамы?! – девочка от неожиданности остановилась. Вот тебе и сарай с пристройками…
– Да. Отец знает секрет его черного хода, как и Тонитама – секрет нашего черного хода, ведь они с Тонитамой друзья, – рассеянно пояснила дайёнкю, разглядывая одного за другим мохнатых скрюченных уродцев в прозрачных чанах, наполненных желтоватыми пузырьками. – Но проблема в том, что этого секрета не знаю я. А выбраться наружу без ключа невозможно.
– Не знал, что в Вамаяси есть замки, – удивился княжич.
– Ключ – это символ. Отец успел сказать, что у Тонитамы ключ – собака. Но она может быть нарисованной, вылепленной, игрушечной, сушеной, магически сохраненной, может быть существом не из нашего мира…
– Но лучше отсутствующая собака, чем присутствующие таракановцы, – княжич неуклюже попытался подбодрить спутников, и они сделали вид, что попытка достигла цели. Все, кроме Лёльки.
– Выбраться наружу – зачем? – тихо спросила она, встречаясь взглядами с дайёнкю. – Передать нас на руки Таракану или его противникам, чтобы они обменяли нас на украденный им амулет Грома?
– Как ты можешь так говорить, Ори-кун! – воскликнул мальчик.
– Могу, Мажору. Твоя мама из айнов, и ты, наверное, иногда забываешь, что в Вамаяси верность клану и гири – прежде всего. Отоваро-сенсей и Хибару-сан принадлежат клану Вечных. А Чаёку-сан – еще и невеста Таракану.
– У каждого есть выбор! – воскликнул Шино.
– Выбор принадлежать семье, клану, или стать отверженным, от которого все будут шарахаться, как от чумного!
Девушка, молча прислушивавшаяся к разговору, опустила глаза.
– Это правда, – выдохнула она дрожащим шепотом, и по щеке покатилась слеза.
Что-то в ее тоне заставило
Дыхание Лёльки перехватило. На груди хаори, там, где раньше красовался нашитый черно-белый мотылёк, символ клана Вечных, зияли рваными контурами бабочкообразные пятна.
– Сенсей… Хибару… вы теперь ронины… отверженные… воины без клана… – потрясённая открытием, девочка не могла найти слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства. – Ради нас?..
И тут же другая мысль поразила ее, и последние связные мысли улетучились, как тень мотылька.
– Чаёку-сан… Вы с Таракану… вы больше не… ты отказалась…
– Я нарушила слово, данное отцом, – еле слышно прошептала дайёнкю. – Я заставила его потерять лицо. Я больше не дочь ему.
Лёлька всплеснула руками, не в силах выразить словами обуревавшие ее эмоции, и замерла, не зная, что делать. Перед таким самопожертвованием, повлекшим за собой неслыханное унижение и отлучение от всего, что было дорого, ради чего их друзья жили, что бы она ни сказала и не сделала, прозвучало бы фальшиво и банально.
Но Ярик не знал таких ограничений. Округлив глаза, он бросился к дайёнкю, обхватил ее крепко и прижал к груди.
– Чаёку-сан… миленькая… славная… храбрая… Ты такое совершила, что любой отец должен гордиться! Вот спроси у моего, когда он за нами придёт! Мама всегда говорит, что он на чести повёрнутый… ой… то есть, что он самый благородный витязь всего Лукоморья! Чаёку, Отоваро-сан, Хибару-сан! – мальчик перевёл взгляд на самураев. – Гири и честь – не одно и то же! Говорят, что гири – это справедливость и долг, но если после выполнения долга человек становится отвратителен сам себе, то такие долги лучше не отдавать! Пропащий это клан, когда честные, добрые люди становятся должниками негодяев! И нет в этом справедливости!
– Но другого клана у нас нет, Яри-сан, и не будет, – Иканай качнул головой и угрюмо усмехнулся. – Особенно теперь.
– Ничего, Отоваро-сенсей, – сурово выпятил челюсть Забияки. – Не мы первые ронины, не мы последние. Мы свой выбор сделали.
– А откуда вообще берутся кланы? – в голове Лёльки робким ростком зародилась идея.
– По закону любой даймё, имеющий достаточное количество вассалов, крестьян, воинов и земли может основать свой клан с благословения императора, – подсказал Мажору, тихо простоявший в стороне, и отчаянно вскинул на друзей взгляд: – Я уже думал про то, чтобы попросить отца принять вас в клан Шино, но он никогда не согласится! Я всё равно буду его умолять, пообещаю всё, что угодно, придумаю… придумаю… что-нибудь! – чтобы он разрешил!..
Но по его лицу было понятно, что пообещай мальчик хоть весь Белый Свет на блюдечке, одобрения от холодного, несгибаемого тайсёгуна не видать всё равно.
Вамаясьцы поклонились юному Шино со словами благодарности – не за успех, которого быть не могло – за намерения.
– Ярослав, – неожиданно торжественно проговорила вдруг Лёлька. – Сколько подданных у царя Василия Двенадцатого?
– По последним ревизским сказкам три года назад было один миллион сто тридцать две тысячи сорок два человека, – чуть порывшись в памяти, ответил Ярик.