Хождение Восвояси

Багдерина Светлана Анатольевна

Лёлька, мужественно удерживаясь от традиционного лукоморского "тили-тили-теста" или, скорее, отложив его на потом, наперегонки с друзьями лазила по полкам, заглядывала в корзины, разворачивала свитки и заглядывала в посуду: никогда не знаешь, где эта собака могла зарыться. Ивановичи только диву давались, сколько "собак", оказывается, прячется вокруг вамаясьца. Сухари просяные "собачья радость", капкан "большая собака" (к счастью, не взведенный), козьи колокольчики "собачий лай", трава "собачий хвост", фигурки, сделанные из собачьего бука, чучело луговой собачки, которая вообще-то хищная белка, дверная ручка в виде собачьей

головы с кольцом в зубах, обгрызенная молью жилетка из меха какого-то животного, не исключено, что собаки… И над каждым подозреваемым дайёнкю останавливалась и водила с каждым разом всё более дрожащими руками.

– Отчего Чаёку так переживает? – Ярик, наконец, не сдержал нервного любопытства и шепнул на ухо Иканаю. – Нам надо торопиться?

Сенсей сдвинул брови и скупо проронил:

– Надо.

– Вы, наверное, не услышите, Яри-сан – тут нужны… определенные способности… – Чаёку вернулась после безуспешной попытки оживить очередное изображение собаки – на сей раз глиняное чудище величиной с овечку, больше смахивающее на льва, скрещенного с ежом. – Но опустите руки вниз… ладони разверните вперед… глаза закройте… лицо поднимите к потолку… вдохните глубоко несколько раз и попробуйте различить удары… как барабаны где-то далеко стучат… но не громче сердцебиения.

Лёлька оставила свои поиски еще хоть чего-нибудь собакообразного в этой комнате и приблизилась к брату. Затаив дыхание, она под инструкции девушки сымитировала его позу – и с первой же попытки услышала.

Барабаны колотились беспорядочно, словно десяток дружин вразнобой шел в атаку на десяток отрядов врага, и все – под персональных барабанщиков. Удары долетали до ее слуха глухо и тревожно, и в такт им всем – как бы это ни было невозможно – содрогался дом своими стенами и подвалами, словно раздираемый неровными ритмами.

– Что это значит? – прошептала княжна, невольно делая шаг поближе к Чаёку.

– Ты услышала, – почти не удивилась девушка. – Это значит, Ори-сан, что кто-то при помощи магии пытается разрушить защитные заклинания дома. И ещё это значит… что мой отец… больше нас не защищает.

– Защищает?!.. – позабытый в вихре событий Нерояма вернулся в мысли Лёки в фейерверке противоречивых образов. Добрый дед с лукавой усмешкой в прищуренных глазах, приветствовавший их в первый день похищения – и расчетливый холодный старик в подвале-лаборатории Вечных: "если надо будет убедить Адарету в серьезности наших намерений, одним из детей можно пожертвовать"…

Дайёнкю, словно прочитавшая у нее на лице всё, что мелькнуло в уме, потупилась. Пальцы ее вытянули веер из-за пояса кимоно, и девушка принялась открывать и закрывать хрупкую вещичку, словно более важного занятия найтись сейчас не могло.

– Вы что-то путаете, Чаёку-сан, – Ярик печально покачал головой. – Извечный защищал нас только в первые дни.

– Боюсь разочаровать вас, Яри-сан… но… я не путаю. Отец… хотел бы… чтобы я перед вами извинилась, – медленно, будто каждое слово причиняло ей боль, зашептала она, не поднимая глаз. – Хотя не думал, что содеянное им может быть прощено. Он очень сожалел, что забрал вас от родителей. Верность клану и чувство долга велели ему найти путь к успеху любой ценой. Но сердце его обливалось кровью при мысли о содеянном. И когда говорил, что одним из вас можно пожертвовать… Он не думал так ни секунды. Но его избрали Извечным. До одобрения

тайсёгуном, конечно, но всё же… И он должен был так говорить. Он поначалу не хотел этой должности. Но после того, как вы оказались у нас… после того, как он узнал вас получше… Если бы он не занял такую позицию, то выбрали бы его брата. Который бы не только сказал это – но и сделал. Перевес был всего в один голос.

Два и два сложились в памяти Лёльки и она, холодея, выдохнула:

– Голос Таракану! Он отдал его за твоего отца! Потому что тот пообещал ему… пообещал…

– Меня. Ода давно положил на меня глаз. Но отец ничего и слышать не желал из его предложений. Первый ученик такого Вечного, как Неугроби Шизуки, не пара моей дочери, говорил он. Если бы даже этим учеником не был Ода Таракану.

– Если бы не мы…

– Он бы не захотел стать Извечным, – не поднимая взгляда, кивнула дайёнкю. Лицо ее было бесстрастно, как и подобало истинной дочери Вамаяси при любых катастрофах, но пальцы, словно живя отдельной жизнью, уже не крутили, а ломали злосчастный веер.

– Чаёку-тян… Прости меня… и Нерояма-сан… Вина моя безмерна! Я не понимал… я думал… – Забияки робко дотронулся до руки любимой, но девушка не видела и не чувствовала его.

– Он сказал, что пожертвовать свой дочерью, чтобы защитить украденных им чужих дочь и сына – вот настоящая справедливость. Отец сопротивлялся до последнего. Пока его сопротивление имело смысл. И пользу. И сейчас… тоже… до последнего…

Голос ее сорвался, и руки, выронив остатки веера, взметнулись к щекам, торопливо стирая слёзы.

– Он жив, Чаёку-сан! Он самый сильный маг Вамаяси! – Хибару обнял ее и прижал к груди. – Таракану силён, но Кошамару Нерояма – самый изворотливый чародей современности! Ода сам так говорил! Я слышал!

– Всё будет хорошо, Чаёку-сан! Не плачь! Он что-нибудь придумает и всех нас выручит! – лукоморцы и Мажору подступили к девушке с другой стороны. – Нерояма-сан такой умный!

– Спасибо… спасибо… – шептала дайёнкю, размазывая рукавом по лицу грязь и слёзы. Даже самый умный и изворотливый маг на грани истощения сил едва ли имел хотя бы один шанс из тысячи против толпы свежих, не самых слабых врагов. А если среди них находились еще и Таракану с Нивидзимой…

– Надо искать дальше, – сочувствующий, но непреклонный Иканай приобнял ребят за плечи. – Время идет. Удары слышатся громче.

Пыльные и растерянные, они остановились посреди узкой комнаты с низким сводчатым потолком, уставленной стеллажами с безымянной рухлядью – как казалось не посвященному в секреты магии человеку. Единственный посвященный – Чаёку – старалась держаться от хлама подальше, и спутников отогнала на середину, как наседка цыплят. Мажору нечаянно задел корзину, и из нее посыпались на пол свитки, поднимая тучи нетоптаной годами – а то и веками – пыли.

– Почему мы остановились? – прочихавшись, спросил он. – Что-то нашлось?

– Мы остановились, потому что обошли все помещения, Шино-сан, – нервно оглядываясь и прислушиваясь, проговорила Чаёку. – Два раза. А с этого мы начинали.

Лицо мальчика разочарованно вытянулось.

– А может, тут и нет никакой собаки, Чаёку-сан? – поддержал его Иканай. – Может, Извечный не так выразился? Или мы не так его поняли?

– Честно говоря, я тоже начинаю это подумывать, Отоваро-сенсей, – покачала головой дайёнкю.