Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
Больше поводов для веселья у меня не было. Особенно когда слово на обсуждении взял доктор Зарецкий.
Глава 43
Виктор признался, что, будь его воля, Зарецкого бы и близко не подпустили к дворянскому совету. Но не пригласить его было нельзя. Не только как уездного доктора — чиновника двенадцатого класса, а и как потомственного дворянина и владельца имения, на территории которого стояли деревни, где жило в общей сложности не меньше сотни «душ». Мужского пола. Справное хозяйство по местным мерками неважно, что
— При всем уважении к его сиятельству… — Доктор отвесил короткий полупоклон в сторону Виктора. — Не могу согласиться с его идеями. Кто бы ни надоумил его, — выразительный взгляд в мою сторону, — иначе как безумием и вредительством его предложения я назвать не могу.
Интересно, чего он так на меня взъелся? В самом ли деле оскорбился из-за найденного «клада», который уже считал своим? Или тут что-то другое, более личное? Первое, что приходило в голову, — месть отвергнутого мужчины, если Настенька покрутила перед ним хвостом, как перед Зайковым, да и отшила. Но как-то это… мелочно, что ли. Наверное, проблема все же в чем-то еще.
Впрочем, какое мне дело до его мотивов? Лисица, пролезшая в курятник, ни в чем не виновата — она просто хочет есть, но ни курам, ни хозяевам от этого не легче.
— Сенокос в разгаре, скоро начнется жатва, — продолжал доктор. — А сиятельный князь предлагает запереть работников по домам.
— Да, работник, который только успевает поворачиваться к выгребной яме то задницей, то головой, много накосит и сожнет, — усмехнулась генеральша.
Мужчины подавили смешки, дамы зарделись, закрывая лица платочками.
— Особенно усердно он станет работать после того, как переедет на кладбище вместе со всей семьей, — добавил Денис Владимирович, муж Оленьки.
Вот уж от кого я не ожидала поддержки. Я оглядела собравшихся: кто-то кивнул, кто-то нахмурился, кто-то ухмыльнулся, явно не веря в серьезность проблемы.
— Как будто в первый раз крестьян одолевает понос, — фыркнул молодой хлыщ.
На щеке у него темнели следы заживших кошачьих царапин. Имени хлыща я не помнила — он не явился ко мне с официальным визитом, а, «заблудившись», попытался поцеловать «прелестную селянку». Тыльная сторона тяпки, прилетевшая ему по лбу, слегка остудила его пыл, а там и Мотя подоспел.
— Прошу вас выбирать выражения, здесь дамы, — упрекнул его Зарецкий. — К сожалению, дело действительно серьезное, и я понимаю беспокойство князя Северского. Я бы согласился с ним, если бы предложенные меры могли хоть как-то изменить ситуацию. Но всем известно, что болезнь происходит от вдыхания воздуха, распространяемого больными или умершими…
— Не вижу противоречия, — пожал плечами Виктор. — Даже если принять за истину вашу теорию — ничем не подтвержденную, кстати — если больные и все, кто с ними контактировал, будут сидеть по домам, то и воздух распространяться не будет.
— Как будто сидение по домам остановит ветер, — проворчала носатая
Из всех присутствовавших на совете ее одну я ни разу не видела. Судя по фасону и состоянию ее наряда, старая дама была то ли чрезмерно экономна, то ли почти полностью разорена — и в том, и в другом случае по гостям не разъезжают и у себя не принимают.
— Что значит «мою теорию»! — взвился Зарецкий. — Она поддерживается всеми специалистами мира!
— Не всеми. Как минимум ваш коллега Иван Михайлович и его преемник в Больших Комарах склоняются к теории заражения воды выделениями больных, — вмешалась старшая княгиня Северская. Не таким уж маленьким оказалось Сиреневое, раз она присутствовала здесь. — Я не поленилась написать ему и спросить совета.
— Матвей Яковлевич, преемник Ивана Михайловича, прославился своим эксцентричным подходом к больным. И то, что Иван Михайлович рекомендовал его Большим Комарам вместо себя… — Зарецкий покачал головой. — Профессиональная этика сковывает мой язык. Однако данелагские специалисты, в чьих колониях холера свирепствует не первый год, утверждают, что меры предупреждения довольно просты. Не ходить босиком.
Марья Алексеевна снова хмыкнула.
— У простого мужика пять пар туфель, как у барина, а босиком летом он ходит, только чтобы ноги проветрить.
Доктор недовольно зыркнул на нее, продолжил, будто ничего не услышав:
— Согревать живот шерстяным сукном на голое тело…
— В такую жару, как сейчас, особенно полезно, — не унималась генеральша.
— И, если необходимо прикасаться к больному, смазывать руки деревянным или коровьим маслом.
— Не понимаю, — подобрался Денис Владимирович. — Только что вы утверждали, что карантин не остановит миазмы, а теперь уверяете нас, что обычного масла может быть достаточно?
— Мой опыт…
— Не помог вам отличить ножевые ранения от следов кошачьих когтей, — мило улыбнулась я.
Доктор побагровел.
— Анастасия Павловна, только уважение к вашему супругу…
— Вот проявите его и дальше. — Виктор хлопнул ладонями по столу. — Повторюсь: если больные будут помещены в отдельную избу, а все, кто с ними общался и жил, не будут покидать своих домов, никакие миазмы — в которые я не верю — не распространятся. И ветер останавливать тоже не придется.
— К тому же у охлоренной извести, которой предлагается обрабатывать помещения и нечистоты больных, такие испарения, что никакого окуривания от миазмов — даже если они и существуют — не понадобится, — добавила моя свекровь.
— А кто покроет убытки? — возмутился расцарапанный хлыщ.
— Убытки, — кивнул Виктор. — Что ж, давайте посчитаем. От момента заражения холерой до первых проявлений болезни проходит пять дней — так говорят данелагские врачи. Положим, всех выявленных заболевших мы помещаем в отдельную избу. Больные, естественно, не могут работать до выздоровления. В другую избу поселяем тех, кто общался с больными, но еще здоров. Члены семьи и соседи — однозначно, хотя в Ольховке Стрельцов запретил всем жителям покидать дворы, а воду им приносят солдаты. Пусть так продолжается десять дней после выявления последнего кто общался с больными.