Хозяйка старого поместья
Шрифт:
Но я стояла на своем, и к вечеру мы обзавелись необходимыми приспособлениями, на которые потратили почти все свои средства. Впрочем, на меру пшеницы денег нам всё-таки хватило – я должна была выполнить данное сестре обещание.
Мужчины взялись доставить все покупки до переулка Мастеров, где находился дом Лестьенна. Я же отправилась погулять по суконным рядам. Мой кошель был уже пуст, так что я любовалась тканями и кружевами без мыслей об их покупке. По заверениям местных жителей эта ярмарка была куда скромней, чем обычно, но даже этот ассортимент
Здесь были ковры из Фландрии и Пикардии, бумажные ткани с востока, немецкие полотна, венецианские шелка и индийский муслин. Ах, какие платья для Кэтти можно было сшить из всего этого великолепия!
На несколько завалявшихся в кармане медных су я всё-таки купила дочке красивую атласную ленту – цены на галантерею были ниже, чем на продовольствие.
– Покупаете подарки на Рождество, ваше сиятельство? – услышала я за спиной мужской голос.
Я узнала его еще до того, как обернулась.
– Месье Доризо? Рада вас видеть!
Я сказала это безо всякого ехидства, и он, польщенный, поклонился в ответ.
– Как я и говорил вам, сударыня, я к вашим услугам! Я видел, что вы купили чаны для перегонки – нужно сказать, весьма неплохие. Значит, вы всё-таки не отказались от мысли стать моим конкурентом?
Он произнес это с улыбкой, а вот я кивнула с самым серьезным видом.
– Именно так, месье! И я надеюсь, что если мы сумеем-таки изготовить что-то, достойное продажи, вы не откажетесь, как и обещали, этот товар у нас купить или хотя бы подсказать, где это можно будет выгодно продать.
– Разумеется, ваше сиятельство! Когда вы снова приедете в Грасс, вы можете без стеснения ко мне обратиться. Мой фахверковый дом – самый большой на Епископской площади.
Он снова поклонился и поцеловал мне руку, чуть задержав ее в своей руке.
Глава 31
Мадемуазель Тюрье, в молодости несколько лет жившая в нянях в западной части Пруссии, рассказывала нам, что в тех местах на Рождество было принято ставить в храмах и домах прихожан праздничную ель, которую называли «Христовым деревом». Ее украшали яблоками, печеньем и цветами.
Ее рассказы выходили столь красочными, что Кэтти непременно захотела, чтобы такое дерево было и у нас. Правда, ни одной ели в окрестностях поместья мы не нашли, зато возле самого крыльца у нас рос молодой кипарис. Мы украсили его прямо на улице.
Месье Эрве повесил над входными дверями гирлянду из остролиста, листья которого олицетворяли терновый венец, а ягоды – капли крови Спасителя.
Женщины же были заняты на кухне. Мы привезли из Грасса достаточно продуктов, чтобы сделать хороший праздничный стол. Жозефина запекала гуся с яблоками и готовила традиционную пшеничную кашу с маслом, мёдом и маком. А на уже вынутых из печи противнях притягивали взгляды имбирные пряники в глазури.
Мадемуазель Тюрье взялась за особые рождественские угощения – пряничных человечков, напоминавших нам о том, что Бог создал каждого из нас, и карамельных тростей в виде
В Сочельник мы, как и положено, постились, а к полуночи отправились в город на праздничную мессу.
В эту ночь храм был местом, объединяющим всех, и голоса и богачей, и бедняков сливались в едином торжественном песнопении. И я видела слёзы радости и обращенные к Распятию взгляды, полные надежды.
Но после службы копившиеся долгие месяцы проблемы напомнили о себе – у крыльца храма было куда больше просивших подаяния нищих, чем прежде, а многие из выходивших из храма прихожан от этих нищих мало чем отличались. Никто не хвастался богатыми нарядами и мало кто зазывал гостей к себе на праздничную трапезу.
Впрочем, мы изначально условились, что отец и Эмма поедут после мессы к нам в поместье. Я приглашала и Генриетту – в праздничный день не хотелось думать о былых распрях. Но сестра вежливо отказалась, а слышавшая наш разговор Мэрион Маруани прошипела, что «лучше она станет есть похлебку из травы, чем сядет с нами за один стол». И судя по бледности лица и худобе тела мадемуазель Маруани именно это и приходилось есть.
Кэтти не могла дождаться, когда ей позволят сорвать с кипариса что-нибудь вкусное, и едва карета остановилась у крыльца, как она бросилась к дереву и, встав на цыпочки, дотянулась до покрытой белой глазурью звезды – но сняла ее не для себя, а для младшего брата. Фабьен тут же стал запихивать лакомство в рот и запричмокивал от удовольствия, вызвав всеобщий восторг.
К нашему приезду стол был уже накрыт, а горевшие в канделябрах свечи придавали ему почти сказочную атмосферу.
Жозефина постаралась на славу, и мы отдали должное и гусю с яблоками, тушеной свинине, и запеченному карпу, и супу из перепелов, и жареным каштанам.
– Следует быть более бережливой, дорогая! – попеняла мне мачеха, с удовольствием позволяя положить себе в тарелку очередную порцию рыбы.
Но и я, и остальные предпочли сделать вид, что не услышали ее слов. В праздник не хотелось думать ни о чём дурном.
Во главе стола восседала старая графиня, и роль хозяйки чрезвычайно ей льстила. Она давно уже не принимала участия в таких обедах и теперь понемногу вспоминала, каково это – встречать праздник в кругу своей семьи. Она умело поддерживала разговоры и управляла горничными и лакеями, которые прислуживали за столом.
И только однажды лицо ее заметно омрачилось – когда разговор зашел о военных баталиях. Папенька высказал пожелание, чтобы все сражения завершились как можно скорей триумфальными победами французской армии, а все солдаты и офицеры вернулись домой. Мы горячо поддержали его слова, но каждый в этот момент, я уверена, подумал о том, как долго уже не было вестей от графа де Валенсо. И только я одна знала, что вестей этих уже не будет. Никогда.
Я понимала, что рано или поздно об этом узнают и другие и страшилась думать о том, что за этим последует.