Игра Канарейки
Шрифт:
Канарейка улыбнулась.
– Обязательно увидимся, Геральт из Ривии.
Эльфка долго смотрела вслед ведьмаку, пока его спина с двумя мечами – одним для людей и вторым для чудовищ – не потерялась в толпе.
Дальше день тянулся чудовищно долго. Канарейке было нечем себя занять, она делала вареники, слонялась по городу, кидала камешки в воду с мостков в доках. Эльфка вышла в город без плаща, не скрывая лицо – она не делала так уже слишком давно, и от мысли, что её кто-то может узнать, горячилась кровь.
Канарейка думала, что впервые в жизни была готова поплатиться за всё, что совершила. Но если бы она была до конца честна с собой, то смогла бы понять – она просто боялась убивать ещё раз. И дело было совсем не в том, что она боялась взять на душу ещё один грех. В каком-то диком неестественном страхе. Эгоистичном. Личном. Руки и глаза тех, кого она убила и так слишком часто являлись к ней во снах. Скрежет ногтей и немой крик, спрятанный в глубинах десятков глаз. Немой ужас, тремор, холодный пот, в котором Канарейка просыпалась среди ночи на мокрой подушке.
Она боялась убить ещё раз потому, что как-то очень резко и внезапно осознала собственную смертность. Сколько бы у неё не было доводов и печалей против большой продолжительности жизни старших народов, срок, в который ей позволялось оставаться ребёнком, а потом другой – ещё более продолжительный, в который она была бездумной машиной для убийств, и понимание того, что впереди ещё века полтора – если не больше, расхолаживал.
Но ведь её жизнь – и жизнь Элихаля, жизнь Хаттори и Биттрегельда – мог в любую секунду закончить одним резким движением кто угодно.
И даже бессмертие Ольгерда, так поначалу её заворожившее и расстроившее, имело конец. И на него нашёлся свой палач.
Над Новиградом сгустились тучи, вдалеке загремел гром. Понтар мгновенно потемнел, и темнота его глубин была похожа на глаза Гюнтера О’Дима. Только у глаз торговца зеркалами, в отличие от Понтара, не было дна.
Планировал ли он всё это? Может ли хоть кто-то так далеко планировать?
Не слишком ли много трудов было положено на то, чтобы просто разжиться ещё одной душой?
– Если ты планируешь сдохнуть от лихорадки, то давай без меня. – Молчаливый наблюдатель, к которому Канарейка уже успела привыкнуть, вдруг подал голос.
Начался ливень. Понтар будто перевернули, и он теперь весь целиком обрушился с неба.
Эльфка поднялась с мостка.
– И пора бы уже собираться. Закат скоро.
Закат был скоро, а ещё ни один стражник даже не встрепенулся при виде Канарейки. Нарочно она не стала бы искать способа «соскочить» – всё-таки на кону стояли жизни её близких. Но эльфка всё ещё не была уверена в себе, в собственных руках. Смогут и они ещё раз убить после того, что она пережила?
Дом Бартлея вар Ардала был в Золотом
Фиакна и Канарейка даже не пытались прятаться в тенях или под капюшонами – тогда бы они вызвали больше подозрений. Эльфы спокойно шагали по улице, вели дурную бессмысленную беседу о налогах, которые никогда не платили, и дороговизне ночлега, который всегда могли найти бесплатно. Стражники не обращали внимания на болтающихся неподалёку эльфов – богачи из Золотого города, особенно нильфгаардцы, любили нанимать слугами нелюдей. Платить им можно было меньше, обращаться – хуже.
Наконец эльфы свернули в тёмный переулок, заваленный мешками и ящиками. С крыши одного из домов свисала лестница.
– Дальше – по крышам. Только тихо.
Канарейка взглянула на хлипкую даже на вид лестницу, рефлекторно сжала эфес карабелы. И тут же поймала себя на этом.
Это его жест.
Крыши определённо не были любимым местом для прогулок боящейся высоты Канарейки. В последний раз она лезла выше чем на пару метров от земли под внушением ведьмака. Он был убедителен, его Знак – безотказен.
Эльфка нервно подумала о семье, по «просьбе» Фиакны собравшейся на эту ночь дома у Элихаля, в Застенье. С ними была Эльза, которая заверила Канарейку, что защитит их, но кто знал, какие силы действительно стояли за Фиакной.
Канарейка схватилась за деревянную перекладину лестницы. Та скрипнула.
– Скажи, – зашептала эльфка, пытаясь отвлечь себя от хруста, с которым каждая ступень принимала её вес. – Ты правда работаешь на Тесака?
– А ты на кого работаешь? – спросил Фиакна с насмешкой.
– Я – наёмник.
– Тогда тебе не понять прелести работы с хозяином. Что бы ты ни сделал, на всём останется его имя.
– И что? – Канарейка выкарабкалась на крышу, ловя ртом воздух. Главное – не смотреть вниз.
Судя по скрипу, теперь наверх полез Фиакна.
– Я – только инструмент. Который убивает, нанимает, решает проблемы. Разве может похвастаться молоток тем, что он забивает гвозди? Нет. Забивает рука, в которой этот молоток. А вот всех своих жертв убила ты сама.
– Так ты просто боишься ответственности? – с вызовом бросила Канарейка.
Голова Фиакны появилась над крышей, он схватился за черепицу, подтянулся. Взглянул Канарейке в глаза:
– А ты не боишься?
Эльфка не ответила ему, встала. После дождя крыша была скользкой, не стоило отвлекаться.
Не хотелось об этом думать.
– Так чьи же призраки тогда беспокоят тебя по ночам?
– Заткнись, – прорычала Канарейка.
Этот чёрт говорил правду. Искажал её, придавал ей какие-то свои смыслы, но в целом говорил правду. И как бы Канарейка не воротила от этого нос, она знала это.