Империя проклятых
Шрифт:
– Нам не стоит так рисковать.
– Ох ты ж, Луны мои, матушки, ты прям шибко хорошо о себе думаешь. – Феба приподнялась на локте, и взгляд ее можно было смело назвать испепеляющим. – Прикрой свои орешки руками, трусишка, если так боишься. Но, поверь, со мной твоя добродетель в безопасности. Я не кусаюсь.
Я указал на свою окровавленную ногу, на шрамы от зубов, которые она оставила у меня на руке.
– А это что?
– Ну, не во сне же, – улыбнулась она. – Поверь, я не голодна, парниша. Просто замерзла.
Еще мгновение я хмурился, но, в конце концов, словно заключенный, которого ведут на плаху,
Феба вскоре уснула, но я не спал, глядя на существо, смотревшее на меня. Теперь она сидела на границе между тенью и пламенем и молча наблюдала. По ней метались только отблески костра, а лицо с выражением боли от разбитого сердца обрамляли реки длинных черных волос, по щекам текли кровавые слезы. Я не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова, умоляя взглядом.
– Я люблю тебя…
Астрид опустила голову, и красные слезы закапали как дождь. Она медленно подняла руку, размазывая кровь по коже, и когда я моргнул, то понял, что ее лицо было маской, на которой виднелся кровавый отпечаток ладони. Вокруг ее глаз залегли красные круги, темно-синие волосы хлестали по лицу при вспышках молний. И на меня с моста Кэрнхем смотрела Селин, на которую падали капли дождя, а маска кривилась в бездушной улыбке, когда она отпустила мою руку.
– Я ненавижу тебя…
Я погрузился во тьму, в этот одинокий холод, в потерю и тоску. А когда падал, то услышал сверху крики. Это кричала девушка, которую я поклялся защищать, но потерпел неудачу, как и со всеми остальными.
– Где же ты, Габриэль?
Но буря не дала мне ответить.
III. Белый кролик
– Стоять! Имя и дело!
Крик эхом разнесся в морозном сумраке, сопровождаемый скрипом тетивы дюжины луков. Перед нами возвышались крепостные стены высотой в сорок футов, сложенные из красного камня, и в нарождающейся ночи по всей их длине плясали языки пламени десятков костров. На воротах из окованного железом дуба были выгравированы ключ и щит могущественного Сан-Клейлэнда. Выдохнув пар, мы с Фебой обменялись усталыми взглядами.
– Благая Дева-Матерь, мы на месте, – вздохнул я.
Мы добирались сюда две недели, спускаясь с гор Найтстоуна. Две недели мы тащились сквозь завывающую бурю, кусачую метель и изъеденный грибами сухостой. Феба отказалась обращаться в зверя на время путешествия, и теперь я понимал почему. Диор прихватила для нее только накидку из лисьего меха и перчатки до локтя в качестве аксессуаров для этого непрактичного платья – в общем, наряд получился не совсем зимним. Но даже в человеческом обличье Феба, казалось, была невосприимчива к стихии и босиком, не глядя, ступала по тем же сугробам, по которым с трудом пробирался я. Холод почему-то беспокоил ее только с наступлением темноты, и, как ни странно, несмотря на нашу обагренную кровью историю, в тот зимосерд закатная плясунья и угодник-среброносец спали бок о бок в течение нескольких недель под скрытыми темной пеленой элидэнскими
Каждую ночь мне снилось лицо Селин, и этот образ, словно тень, вторгался в мои незащищенные мысли и тихие мгновения забытья. Но днем я с беспокойством следил за Диор, каждые несколько часов обращаясь к крови, которую она несла на себе. С облегчением обнаруживая, что она все еще двигается.
Все еще жива.
Мы спустились с гор вместе с Вольтой, прошли по замерзшим долинам и иссохшим лесам, где все превратилось в труху, прах и тлен. Единственными признаками жизни были несколько быстрых лисиц и одинокий ястреб-мышелов, наблюдавший за нами желтовато-коричневыми глазами. Мы совсем выбились из сил, когда наконец увидели ее вдалеке – огромную цепь укреплений, окружавшую остров на замерзшей реке. На северной стороне, откуда открывался вид на запутанные улочки внизу, стоял великий монастырь. В центре города возвышался замок, построенный из красного речного камня, в честь которого и был назван город. Некоторые считали его колыбелью мучеников. Островом святых. Родиной Сан-Клейлэнда, знаменитого четвертого мученика.
Великий город-крепость Редуотч.
Мы с Диор побывали здесь еще до того, как зима полностью вступила в свои права, но теперь, похоже, ворота были закрыты для посторонних. Вокруг стен выросло целое море палаток и фургонов – трущобы, уже и сами превратившиеся в город. Тысячи мужчин, женщин, детей съежились от холода, грязные, лохматые, израненные, с выпученными глазами. Разные узоры на их одежде говорили об их принадлежности к разным кланам: Кинн и Садбх, Фас и Арисс. Здесь собрались люди со всех разоренных земель Девятимечной.
С зубчатой стены наверху сорвалась дюжина горящих стрел и с шипением вонзилась в снег вокруг меня.
– Ни шагу дальше, именем Бога!
– Подождите, братья, мы пришли с миром! – крикнул я.
Седой человек в железном шлеме выглянул из-за зубчатой стены, его заиндевелая борода дрожала, когда он кричал:
– Я не собираюсь повторять еще раз! Назовите имя и дело, что привело вас сюда, или уходите!
Я разглядывал солдат на высоких стенах: вахту несли десятки людей. Горящие костры, тяжелые кольчуги и арбалеты, нацеленные прямо на нас.
– В эти ночи они стали серьезнее относиться к безопасности, – пробормотал я.
– Ну еще бы… ближайший замок Дивоки только что смазали жиром, поставили раком и отымели, – прошептала Феба в ответ. – И тебя удивляет, что они нервничают?
– Что меня удивляет, так это то, что ты и сама фактически на это согласилась. Запомни: если мы здесь споткнемся, мне грозит петля или что похуже. – Я дернул кожаный поводок у нее на шее. – Так что подыграй мне, хорошо?
– Ха-ха, очень смешно.
Я снял перчатку, поднял руку, чтобы показать свою семиконечную звезду.
– Светлой зари, сержант! Меня зовут Филипп Монфор, брат святого ордена Сан-Мишон!
– Угодник-среброносец? – Сержант прищурился, разглядывая мою татуировку, и его поведение стало чуточку дружелюбнее. – Что привело тебя в Колыбель мученика, добрый брат?
– Охота, сэр! Мой аббат отправил меня в Бофор поймать эту нечестивую зверюгу! – Я изобразил, что пнул Фебу сзади по ногам, и она послушно рухнула в снег с проклятиями. – Ищу убежища на ночь, перед долгим возвращением в Сан-Мишон!