Империя проклятых
Шрифт:
– Она…
– Она – все, что у тебя осталось.
Феба присела напротив меня, не сводя с меня золотистых глаз. Ее щеки пылали от ярости, когтистые пальцы сжались в кулаки. Но, по правде говоря, ни один из нас по-настоящему не злился на другого.
– Я знаю, что она значит для тебя. Несмотря на предзнаменования и предначертания судьбы. Что она значит на самом деле, – голос Фебы звучал очень мягко, будто она понимала, что ступила на тончайший лед. – Диор рассказала мне, что с ними случилось. С твоей женщиной.
– Не надо, – прорычал я. – Даже не смей, черт возьми…
Мой протест угас, когда закатная плясунья протянула ко мне руку. Ее ногти напоминали когти, достаточно острые и жестокие, чтобы вырвать сердце из моей груди. Но на ее безымянном пальце виднелся узор в виде завитков, такой же кроваво-красный, как и спирали фейри, украшающие ее тело. Кольцо верности, понял я, но не выкованное из серебра, а вырезанное чернилами и кровью в плоти.
– Ты не единственный, у кого есть шрамы, угодник, – пробормотала она.
Я взглянул на старую рану на щеке закатной плясуньи, след от топора ее мертвой кузины на плече. На предплечьях и шее красовались и другие раны. Вся она была в шрамах, как и я. Глядя на них, кто-то мог бы сочинить балладу о каждой из ее ран.
И, похоже, Фебе а Дуннсар было очень больно.
– Я понимаю, – сказала она, – почему ты так боишься. И в этом страхе нет греха, если только ты не позволишь ему управлять твоим разумом. Она пока не ушла. Только потерялась. И мы можем ее вернуть.
Я тяжело вздохнул, проводя рукой по своему окровавленному лицу. Она бесила меня, эта женщина. Воинственная. Твердая как скала. Между ее и моим родом веками текли реки крови – даже чернила на моей коже были для нее проклятием, и кто знает, какая темная магия текла в ее венах. Но она говорила верно, черт бы ее побрал. Феба мастерски умела вывести меня из себя – в этом ей не было равных, но и успокоить меня потом разговорами получалось у нее ничуть не хуже.
– Звучит так, будто она утомляла, – зевнул Жан-Франсуа, переворачивая страницу.
– Да, такой она и была, – тихо усмехнулся Габриэль. – И это то, что я ценю больше всего.
– Когда дело касается женщин, де Леон, твои мазохистские наклонности действительно говорят сами за себя.
– Женщины тут ни при чем. – Угодник нахмурился. – Сильнее всего я ссорился с теми, кто был мне дорог. Эти люди не боялись влепить мне пощечину за мой дерьмовый характер или сказать, что я веду себя как засранец. Под небесами нет лучше друга, чем честный человек.
Последний угодник-среброносец наклонился вперед, упершись локтями в колени.
– Это путь к мудрости, вампир. У своих врагов мудрый человек может научиться большему, чем глупый – у друзей. Но даже глупец может чему-то научиться, если его друзья готовы назвать его глупцом. Окружи
Мы с Фебой а Дуннсар не были близкими друзьями. С того дня, как я попал в Сан-Мишон, меня учили, что такие, как она, – животные. Кровожадные язычники, которые пьют кровь невинных и крадут кожу у людей. Но хотя я и не самый мудрый из людей, мне хватает мудрости прислушиваться к словам, когда я их слышу.
– Хорошо, – вздохнул я. – Работаем вместе.
Феба кивнула, усаживаясь на пятки.
– Итак, если они направляются в Оссвей, то куда именно? Ближе всего Дун-Кинн. Дивок разгромил его в прошлом году.
– И Дун-Садхб тоже. И Дун-Арисс. Даже Дун-Мэргенн пал, если то, что сказал Лаклан, правда, – я озадаченно покачал головой. – Пятнадцать лет Дивоки просидели в тупике, а теперь в мгновение ока разгромили весь Оссвей? С какого хера они вдруг стали такими сильными?
– Не знаю. Давай лучше подумаем, куда бы они ее повезли, а? В столицу Девятимечной?
Я обдумал эту мысль, медленно кивая.
– Логично.
– Значит, тебе нужна лошадь, если мы хотим их поймать. Припасы, если мы хотим их преследовать. И можно я позволю себе такую дерзость… – она поморщилась, – тебе не помешало бы помыться.
Я открыл рот, чтобы возразить, но, оглядев закатную плясунью с головы до ног, заметил, что на ней не было ни пятнышка, в отличие от меня, покрытого синяками, пеплом и запекшейся кровью. Я знал, как сильно кошки помешаны на чистоте и брезгливы, но это было просто издевательством…
– Лошадь – не единственное, что мне понадобится, – вздохнул я. – В Кэрнхеме я потерял Пьющую Пепел. После всего, через что мы вместе прошли, всего, что мы видели вместе… Она может быть где угодно…
– Ммм…
Я обратил внимание на странную нотку в голосе Фебы. Она попыталась выдержать паузу, но в итоге все же улыбнулась, и в ее странных, диких глазах мелькнуло озорство. Быстро поднявшись, она отодвинула в сторону окровавленные седельные сумки, и там, завернутая в одеяло…
– Пью! – вскричал я и поднял свой клинок.
Глаза у меня защипало, когда в голове снова зазвучал этот прекрасный серебристый голос. Я понял, что она разговаривала сама с собой, рассказывая рецепт проклятого картофельного рулета, выбрав именно его из всех возможных блюд. Но голос ее звучал чудесно, звонко, согревая мои замерзшие кости так, как никогда не смог бы согреть огонь.
«Одну свежую картофелину, крупную и пре-пре-прекрасную…»
– Пью? – прошептал я.
«Две чашки козьего молока, свежего и вкус-кусного».