Империя проклятых

Кристофф Джей

Сжав правую руку в окровавленный кулак, Мать-Волчица направилась к своей упавшей тетушке, и в глазах у нее светилась жажда убийства.

– Снаружи все катилось к чертям собачьим, – продолжил Габриэль. – Бринн и ее сородичи разрывали Воссов в клочья, но и их рвали на части так же. За смерть каждого врага приходилось платить смертью нашего воина. Горцы, грязнокровки и рабы-мечники рубили, кромсали и вспарывали друг друга, никого не жалея. Лаки и его среброносцы добрались до дуна, и там битва была самой жестокой, а кровь лилась рекой. Чернила горели в тусклом рассветном свете, крики бессмертных разрывали воздух. Угодники бросались на разрушенные стены, запрыгивали и карабкались вверх, навстречу

врагам, стоявшим на зубчатых стенах. Но вместо камней, которые градом сыпались вниз, Лаклан и его угодники-среброносцы обнаружили, что на их головы обрушилось другое, не менее жуткое испытание. Это был замысел Никиты. У меня до сих пор внутри все переворачивается при этом воспоминании, хотя мой разум восхищается его гениальностью. Пока мы собирались и перегруппировывались, несчастных пленников мясных фургонов вытащили из клеток, как и приказал лэрд. Прихожан Авелина, матерей, детей – всех вскрывали и резали на куски, как спелые фрукты, и швыряли в желоба вдоль зубчатых стен, которые затем опрокидывали, вываливая огромные исходящие сгустками пара куски на угодников, карабкавшихся вверх.

– Кровь, – понял Жан-Франсуа, – смешанная с пеплом, снегом прилипала к их коже…

– И это приглушало свечение их эгиды. – Габриэль кивнул. – Настолько, что Дивоки, по крайней мере, смогли дать отпор. И когда среброносцы достигли зубчатых стен, на них бросился Аарон, неземной в этом приглушенном серебряном свете. Вместе с ним сражался Никита, вытанцовывая Смерч рядом со своим темным возлюбленным. Их дуэт наводил ужас, прокладывая кровавые борозды среди рядов угодников-среброносцев. На пару они отправили в могилу полдюжины братьев: юный Робин был обезглавлен одним ударом, Томас, Максим и даже старый Аргайл пали от их клинков. Стоя среди закатных плясунов, несущихся вдоль дамбы, Батист, пораженный в самое сердце, с ужасом наблюдал, как его возлюбленный смеялся вместе с Никитой, убивая верных сынов Сан-Мишона.

У самых ворот мы схлестнулись с Душегубицами, все пятеро превратившись в размытое пятно на фоне падающего снега. Мы с Фебой стремительно вальсировали с Альбой, и, хотя нас было двое, а наш враг – один, кожа Душегубицы казалась стальной, а разум постоянно давил, нашептывая родными голосами, едва слышным эхом отдававшимися у меня в голове. А в уголках глаза постоянно двигались тени.

– Папа?

Это был голос Пейшенс, испуганный и тихий. Она была рядом, и я чувствовал, как она тянется ко мне, как тянулась, когда совсем еще крошкой просыпалась ночью от страха.

– Папа?

Голос Астрид я тоже слышал: он звенел в темных камерах моего сердца. Я видел ее на крепостной стене перед нами, она переводила взгляд с Фебы на меня, и в ее глазах, полных слез, плескалось горе.

– Ты обещал. Как ты мог?

«Не слушай, Габриэль, – сказала Пью. – Цветы завяли, картины поблекли. Она у-у-ушла».

– Папа?

– Ты обещал!

«Они у-ушли».

– Ты подвел их, Лев.

Альба улыбнулась, резко дернув головой как раз в тот момент, когда мой клинок врезался ей в щеку, оставив лишь царапину на мраморной коже. Уклоняясь от удара Фебы, вампирша взмахнула мечом, спрятанным в хлысте для верховой езды, не сводя с меня черных как полночь глаз.

– Ты подвел их обоих.

– Заткнись!

– Не слушай, любовь моя, – прошипела Феба. – Это все сплошная ложь.

– Папа, ты где?

– ЗАТКНИСЬ!

Габриэль прервал свой рассказ, сделав еще один большой глоток из бутылки. Проведя рукой

по лицу, он издал такой вздох, который, казалось, шел из самых его глубин. Последняя лиат стояла на берегу реки, устремив на брата черные глаза, терпеливая, как паук. Но когда стало очевидно, что он не заговорит, она продолжила вместо него.

Когда в Зале Корон завязалась битва, принцесса а Мэргенн повернулась, чтобы бежать. Рейн не думала, как помочь Матери-Волчице, она думала только о девушке, повисшей у нее на руках, и потащила все еще оцепенелую Диор по парадной лестнице. Но из темноты стрелой вылетел Принц, и принцесса с Граалем с криком упали на камень. Рейн закричала, когда ей в плечо вонзились клыки, брызнула кровь, хрустнули кости, огромный зверь обладал дьявольской силой. С яростным ревом Диор вскочила с каменных плит, нацелилась в череп волка и попала точнехонько в раскрытую пасть Принца – своим изящным острым каблуком.

– Хоть на что-то сгодились, – выдохнула она.

Лилид лежала тихо и неподвижно, когда Киара потянулась к ней своей единственной здоровой рукой. Но в этот момент Палач с ревом ударил Мать-Волчицу в спину. Череп у него был проломлен, грудная клетка разорвана, но он все равно летел как копье, врезался в ее позвоночник, и они оба свалились. Киара заклокотала, рыча и плюясь кровью, а ее огромная рука сомкнулась на горле Кейна. Но большой палец Палача вонзился ей в глаз, раздавив его, как виноградину, и с хрустом проникая в глазницу. Дрались они, эти кузен с кузиной, яростно и жестоко, и даже кровь между ними сгустилась от ненависти. Но Киара была старше и сильнее и, собрав всю свою мощь, впилась пальцами в шею Кейна.

– Сколько раз я тебя просила, братец, следить за своим языком.

С рычанием Мать-Волчица вырвала у Палача и челюсть, и вывалившийся язык. И, вздохнув, Киара снова ударила Кейна окровавленным кулаком по черепу, размазав его по разбитым каменным плитам.

Принцу не понравился удар в морду, и теперь он напал на Диор. У Грааля никаких планов не было, она просто хотела отогнать зверя от Рейн и отползла назад, к обломкам статуи. Волк набросился на нее, вонзив клыки в голень и задрожав, сотрясаясь от боли. Грааль закричала, перекрыв глухое рычание. А позади него Рейн а Мэргенн подняла меч, валявшийся среди обломков, – меч матери, которая на самом деле никогда не была матерью и не ждала от дочери и грамма величия. И с яростным криком вонзила клинок по самую рукоять в спину Принца.

Волк взвыл, булькая кровью и скуля, но наконец упал на камень. Вскрикнув, Рейн вытащила из него клинок Девятимечной, подхватила Диор и подняла ее на ноги, и девушки, истекая кровью и пошатываясь, побрели через Зал Корон.

С руки Киары все еще стекал ее кузен, но она, прихрамывая, снова направилась к тетушке. Лилид так и лежала с закрытыми глазами на разбитых в щепы бревнах, в нагруднике, раздавленном кувалдой Матери-Волчицы. Киара возвышалась над поверженной старейшиной, окутанная вспышками молний и облаком пыли, сжимая в руке окровавленный молот. И если бы это была история об искуплении или о героях, Мать-Волчица, возможно, убила бы Бессердку прямо здесь и сейчас. Но когда ее племянница высоко подняла оружие, на алые губы Лилид упала капля крови.

И графиня открыла глаза.

– П-прекрати.

Кипящая от ярости, но бессильная перед Хлыстом, Киара остановилась.

– На колени.

Беспомощная, как младенец, Киара опустилась, когда Лилид поднялась из-под обломков.

– Умри.

И, собрав в окровавленных пальцах силу семи столетий, Бессердка снесла голову Матери-Волчицы с плеч, разметав обломки костей и кровь по залу.

И Киара Дивок умерла.

В темной камере в подземелье Суль-Аддира воцарилась тишина, и Жан-Франсуа поджал губы.