Империя проклятых
Шрифт:
– Хм. Позор. Под конец она мне даже немного понравилась.
– Она была чертовым извергом. – Габриэль уставился затуманенным взором на маркиза, голос у него стал хриплым от вина. – Палачом, казнившим тысячи людей. Убийцей невинных женщин и детей. Кровожадной тварью, у которой даже близко не было совести.
– Так я и говорю. – Жан-Франсуа пожал плечами. – Немного понравилась.
Тишину нарушил скрип пера – историк возобновил запись. Последний угодник покачал головой, отхлебнув из бутылки.
– За пределами дуна, – продолжил он, – на стенах все еще сражались угодники-среброносцы с Дивоками. Неистовые несли ужасные потери, а теперь еще прибыли закатные
Никита и Аарон продолжили прорубать кровавую полосу вдоль зубчатых стен, но среброносцы теперь сплотились под предводительством Лаклана. Он был бледнокровкой и сыном могущественного Толева, мой ученик, и он рос среди Неистовых, прежде чем я научил его убивать их. Оставив одного высококровку без ног, а второго обратив в пепел на камне, он бросился на Аарона, скрестив мечи с юным темным лордом.
– Мне всегда говорили, что ты ублюдок, де Косте, – выплюнул он.
– А знаешь, что мне о тебе говорили, мальчик? – прошипел в ответ Аарон, швырнув Лаклана спиной на камень. – Абсолютно ничего.
Полетели искры, когда сребросталь Лаклана ударилась о двуручный меч Аарона, и теперь птенец и среброносец сражались клинок к клинку. Они могли потягаться в силе, а возможно, и в ярости, и обоим было что терять. Но Аарона все-таки еще инициатом изгнали из Ордена, а Лаклан дорос до настоящего угодника-среброносца, за плечами которого лежало семнадцать лет войны. Поскольку Аарона слепил свет окровавленной эгиды, хоть и тусклый, меч Лаклана нашел брешь в защите врага. Разрубив плечо Аарона до кости, Лаклан довел дело до конца. Одним движением он полностью обезоружил моего брата. Сверкнув, двуручный меч Аарона отлетел от зубчатой стены и со звоном ударился о камни двора внизу. Обнажив клыки, Лаклан занес свой сребростальной клинок для смертельного удара.
– Я передам Габи, что ты умер достойно.
И в этот момент в гущу схватки с криком бросился Батист, ударив Аарона прямо в грудь. Сцепившись, чернопалый и птенец скатились со стены и рухнули с высоты в пятьдесят футов в окровавленный снег. Лаклан намеревался броситься в погоню за этой парочкой, но когда брат Ксавьер превратился в красный туман всего в нескольких футах слева от него, он понял, что оказался в гораздо более глубоких водах. Он с грохотом приземлился на разрушенные зубчатые стены, с головы до ног покрытый запекшейся кровью, с глазами, сверкающими темными впадинами.
– С божьим утречком, братишка, – улыбнулся Никита.
– Там, у врат, – продолжила Селин, – мы все еще дрались с Душегубицами. Под нами, в Ньютунне, рабы-мечники и грязнокровки сцепились с рубаками и закатными плясунами, но на крыше привратницкой мы сражались в одиночку. Ведьма плоти разорвала своими когтями стальное горло Альбы, Габриэль прижимал ее со спины. У него текла кровь из раны на щеке и на груди, горевшей красным огнем. Этот проклятый свет обжигал глаза не только нашим врагам, но и мне, делая нашего противника еще более опасным. Кожа Алины была цвета темно-серого мрамора, и хотя ее наряд изорвался
Она проникла к нам в голову, я чувствовала, как она играет на моих страхах, терзает меня сомнениями. Наши руки с мечом дрожали, в голове звучали отголоски непрошеных воспоминаний. Их сестра, моя ужасная мать, снова и снова разрывала мне горло и лицо на части. Снова и снова я испытывала красный ад смерти в объятиях Лауры, и переплетенные вместе ужасная боль и наслаждение усиливались и отдавались эхом в голове.
– Мы знаем тебя, предательница, – улыбнулись близнецы. – Приспешница рода, лишенного зрения, преданного праху истории. Мы видели, как лучшие из вас уже сгорели, и их пепел толстым слоем покрывает руины Шарбурга. Мы были там в ночь, когда вера Отступников пошатнулась. И ты, дитя, думаешь, что сможешь выстоять против нас?
Сверкнули посеребренные клинки, брызнула кровь сквозь снег и пепел, и темные глаза остановились на Фебе.
– Не лезь ко мне в голову! – взревела ведьма плоти.
– Бедная кошечка, – шептали они. – Привела своих сородичей на верную смерть. Никакая ты не возрожденная королева, никакая не вестница бурь. Тень былой славы давно угасла под грузом провалов. Ты теперь просто шлюха жалкого пьяницы. Овдовевшая мать мертворожденного младенца. Как же сильно ты подвела своего несчастного погибшего мужа. Да Коннор бы провалился сквозь землю от стыда за тебя.
– Закрой свой гребаный рот! – прорычал Габриэль, потянувшись к горлу Душегубицы.
– Ах ты, посеребренная развалина. Цепляешься за ложную надежду, как нищий за бутылку. Думаешь, если спасешь ее, то забудешь музыку их криков? Думаешь, Диор Лашанс когда-нибудь сможет заполнить пустоту в сердце, которое у нас на глазах разбил наш отец?
Габриэль взревел, взмахнул Пьющей Пепел, от удара меча Альба покатилась по камню. И тогда его ярость стала чудовищной, внушающей ужас. Мы увидели, что вместо того, чтобы сломить его дух, Душегубицы добились противоположного, поскольку растущее в нем безумие стало совершенно неуправляемым. Он врезался в Альбу, не обращая внимания на ее клинок, повалил ее, но древняя пронзила ему грудь и горло. Габриэль навалился сверху, из ран у него хлестала кровь, глаза стали дикими, клыки обнажились, и когда он прижал руки к ее бледной шее, дар его темного отца наконец-то высвободился. Ужасный крик разорвал пепельный воздух, и кровь в венах у Альбы закипела.
Алина обернулась на крик сестры, в черных глазах у нее вспыхнул страх, и в этот момент мы воспользовались шансом. Моя оболочка разбрызгивала красное по камню у ног Душегубицы, а остальная часть меня встала у нее за спиной, схватила ее за волосы и, запрокинув ей голову, вонзила клыки в кожу на шее, проколов словно ножами этот покрытый рубцами, потрескавшийся камень. Крик Алины превращался в сдавленный вопль, затем в душераздирающий, дрожащий стон, пока я углубляла наш Поцелуй, пока мы пили, я пила, и свинцовая тяжесть ее крови, ужасная сила ее лет, вечная тьма в ее душе рушилась и таяла на нашем сухом как пыль языке. Давно я так сытно не вкушала, давно ни к кому так не присасывалась… мы все пылали, обнимая сильными руками Железносердку, пока она пыталась сопротивляться, точно так же, как это делала я, когда меня убивала ее сестра.