Империя проклятых

Кристофф Джей

– Постой-ка, Петрик. Эта мышь моя.

Сначала маленький клейменый учетчик застыл неподвижно как камень, а потом обернулся и увидел за своей спиной Мать-Волчицу. В мерцающем свете факелов ее кожа была бледной, точно мрамор. Холодный ветер ерошил ее густые космы, и она смотрела на учетчика так, словно ей не хотелось бы пачкать свои сапоги, но она все равно заляпается, если понадобится.

– Моя ужасная леди Киара, – сказал он, кланяясь. – Конечно.

– Пойдем, мышь. – Мать-Волчица поманила ее. – Твой лэрд ждет. – Она взглянула на царящий вокруг хаос. – Когда закончишь, принеси мне результаты, Петрик. Завтра Лорды крови запросят свою долю, но я потребую свою

еще до рассвета.

– Как угодно, моя госпожа.

Киара протянула руку. Диор посмотрела на Батиста, но тот, стоя на коленях, смог только кивнуть, подтверждая, что ей лучше повиноваться. Исла прошептала благословение, сжав Диор руку, уговаривая ее не бояться. Повсюду вокруг она видела битву не на жизнь, а на смерть, такую же мрачную и жестокую, как и любая другая битва, свидетелем которой ей приходилось быть, но в ход шли не мечи и сталь, а мелки и каменные таблички. Перепуганных людей взвешивали на каких-то ужасных весах, а их ценность измерялась не делами, не словами, не чем-то таким простым, как человеческое сострадание, а их полезностью для монстров, которые их захватили. Дети, которых забрали из объятий матерей, жены, вырванные из рук мужей. Зрелище было слишком отвратительным, чтобы на него смотреть, слишком тошнотворным, чтобы в него поверить.

– Мышонок, – прорычала Киара. – Давай топай быстрее.

Диор опустила голову. Слова, произнесенные Габриэлем, казалось, снова повисли в воздухе.

«…я вижу в их глазах искру. Такую крошечную. Хрупкую, как крылья мотылька. Но она – основа всего, что наступит потом. Это дар, который ты вернешь империи».

Но надежда казалась теперь такой далекой.

И, не имея другого выбора, девушка взяла вампиршу за руку.

VI. Пиршество черносерда

Старая поговорка гласит: «Из камня крови не получишь». Когда Диор следовала за Матерью-Волчицей по длинному холодному коридору, на камнях у нее под ногами не было ни единого пятнышка. Но в воздухе висели они, застарелые и отчетливые – слабые намеки на ужасную бойню, которая, должно быть, развернулась, когда этот город пал. Обезглавленные башни. Разрушенные крепостные стены. Но, по крайней мере, на полах пятен не было.

Правда в том, что из камня можно получить что угодно, если слуги будут тереть его достаточно усердно.

Жан-Франсуа нахмурился, взглянув на тень за рекой.

– Думаю, вы не до конца поняли смысл этой поговорки, мадемуазель Кастия.

– Значит, нам повезло, – ответила тень, – что нас не волнует, что ты думаешь.

Селин лежала на спине, устремив взгляд в потолок и затерявшись в тумане времени. Историк усмехнулся, обмакнул перо, и она продолжила.

Кейн и Сорайя шагали за Диор и тащили в руках железный гроб Аарона де Косте. Они так торопились, что не успели в очередной раз содрать с птенца вновь наросшую кожу, и было слышно, как он шепчет молитвы Богу, который покинул его. Но взгляд Матери-Волчицы устремился вперед, а ее голос превратился в низкое рычание, когда она обратилась к Диор:

– Говори, только когда к тебе обращаются, если дорожишь своим языком. Не поднимайся с колен, если не хочешь лишиться ног. Мой отец не потерпит пренебрежения на глазах своих лордов крови, а от дураков ему только одна польза – накормить своих гостей. Проявление неуважения означает смерть. Слышишь меня, мышь?

– Слышу. Мне все ясно, – тихо ответила Диор, стиснув зубы.

– Нет. – Киара внезапно остановилась. – Ничего тебе не ясно. Мой лэрд Никита

жил на этой земле еще до того, как первый Августин испустил дух. Он пережил Страшную инквизицию, Шестьдесят Лет Казней, Войны Змея. Когда твой любимый Габриэль уничтожил великого Толева на Багряной поляне, этот род чуть не распался на части. Черносерд собрал его воедино своими собственными кровавыми руками и создал королевство, где ты сейчас находишься. Ты никогда не была так близка к смерти, как сейчас, мышонок. Поэтому не притворяйся, что тебе ясно. – Мать-Волчица возвышалась над Диор, в ее глазах отражались десятилетия убийств. – Просто повинуйся.

Они подошли к высоким двойным дверям, по бокам от которых стояли люди в доспехах из темной стали в цветах Неистовых. Несмотря на мрачную обстановку, изнутри доносились звуки веселья: громкие разговоры, взрывы смеха и удары металла о металл, похожие на гонг. Киара расправила плечи и подняла руку, чтобы постучать, но так и не смогла дотронуться костяшками пальцев по двери.

– Ты, кажется, нервничаешь, – пробормотала Диор.

Киара нахмурилась, но Грааль говорила правду: на пороге своего триумфального возвращения домой Мать-Волчица выглядела неуверенно.

– Ты возвращаешься во славе, сестра, – сказала Сорайя. – У тебя на зубах кровь Льва. Наш отец обязательно улыбнется тебе. Даже она должна обрадоваться, узнав, что де Леон пал.

– Она, черт ее дери, никогда не бывает рада, – пробормотала Мать-Волчица, покачав головой.

Киара наконец решилась и постучала – три раза, оставив на железном дереве глубокие вмятины от костяшек. И, распахнув двери, Мать-Волчица ввела Диор в холл, где пел и гремел карнавал ужасов. То было огромное помещение из темного камня, освещенное химическими шарами и мерцающими канделябрами. Грааль словно волной окатило пением менестреля, и она поперхнулась от вони, отдающей медью и железом.

Так много крови там было.

Холл назывался Залом Изобилия и казался гораздо больше, чем трапезный зал в Авелине. На одной из стен была нарисована огромная карта, изображавшая империю Элидэн в мельчайших деталях: от Расколотых Островов на западе до Берега Копья на востоке. Огонь в трех огромных очагах не горел, но воздух все равно нагрелся от скопления тел и вони, предвещающей новые убийства. У Диор кровь отлила от лица, когда она подняла глаза и увидела людей, гроздьями свисавших со стропил вниз головой: скованных дюжинами, со связанными руками и кляпами во рту, обнаженных, как младенцы. Под ними стояли смертные служанки в богатых нарядах – красивые платья, роскошные прически и напудренная кожа. Каждая держала острый нож и поднос с бокалами, а туфли у них были липко-красными.

У стен стояли огромные столы, образуя прямоугольник, достаточной длины и ширины, чтобы с каждой стороны могло разместиться человек по тридцать. И эти места заполнили вампиры.

Они были одеты в наряды аристократов и убийц, из кожи и стали, шелка и кружев. Одна вампирша нарядилась святой сестрой, и на шее у нее висело сломанное колесо. Другой напялил пестрый костюм шута, только все его цвета выбелили до серого. Солдаты, аристократы, бестии в шкурах и мехах – казалось, здесь собрались представители со всего королевства, всех слоев общества. Но их объединяло одно – злобные, холодные и смертельно бледные, они были высококровками, уже лишенными жизни. И Диор Лашанс онемела при виде этого ужасного зрелища.