Империя проклятых
Шрифт:
– Благая Дева-Матерь, вы только посмотрите… – прошептал Батист, указывая пальцем.
Диор крепче вцепилась в решетку, когда увидела фигуры, выходившие из руин Ньютунна, кравшиеся в тени заходящего солнца. Грязнокровки. Тысячи грязнокровок. Солдаты в перепачканных ливреях с вышитыми на них волками и мечами. Женщины с ввалившимися глазами, оборванные дети, мелькающие среди руин, словно призраки. Диор отшатнулась, когда их взгляды остановились на ней: острые зубы, бездушные улыбки. Десятки людей, исхудавших, изголодавшихся, бросились вперед, но Мать-Волчица обнажила клыки, и грязнокровки
Киара взглянула на Палача.
– Кейн, отвлеки собак, ладно?
Тот нахмурился, но все же подчинился, открыв заднюю дверцу фургона. Люди завопили, когда Кейн сунул руку внутрь и наугад вытащил оттуда тело. Это был один из юношей, которых Диор спасла на реке в Авелине, с заросшим мягким пушком подбородком. Лицо у него перекосилось от страха и ужаса, и он кричал и молотил руками. Подняв над головой, Палач показал юношу грязнокровкам, которые следовали за ними от Авелина, словно предлагая угощение толпе голодных щенков.
– Диор, – пробормотал Батист. – Не смотри, cherie.
Но Грааль не обратила внимания на чернопалого. Она стиснула зубы, в глазах блеснули слезы, когда Палач раскрутил мальчишку, как мешок с соломой, а затем швырнул в толпу.
Грязнокровки набросились на бедного парня, как акулы на кровь. Ветер завывал, но не настолько, чтобы заглушить крики. Кейн вытащил из фургона еще один трофей – женщину постарше, сопротивлявшуюся со всей отчаянной силой обреченного. Но Палач только рассмеялся и швырнул бедняжку, точно тряпичную куклу, в этот океан когтей и зубов.
Руки Диор сжались в бескровные кулаки. Губы шевелились, но слов слышно не было. Стоявший рядом Батист поднял глаза к небу и сотворил знак колеса.
– Merci, Отец Вседержитель, – прошептал он. – Merci.
– За что, черт возьми, ты его благодаришь? – изумленно прошипела Диор.
Батист встретился с ней взглядом, и глаза у него были мокры от слез.
– За то, что со мной не поступили так же, cherie.
Девушка стиснула зубы. Грязнокровки рвали на части угощение. А Киара приказала каравану двигаться вперед, не обращая ни на что внимания.
В сумерках прозвучал рог, и открылись вторые ворота, ведущие во внутреннее кольцо города: высокие здания, благоустроенные жилые дома, мощеные улицы. Здания в Ольдтунне были в основном нетронуты, и, проезжая по главной улице, Диор восхищенно зашептала, увидев фигуры – теперь уже не холоднокровок, а людей. Солдаты, одетые в ливреи Дивока, стояли на крыше фургона, мясной лавки, и раздавали куски сырого мяса растрепанной, орущей толпе.
Впереди, в сгущающейся ночи, возвышался могучий дун, окруженный третьим ярусом стен и глядевший на Портунн и Волчий залив. Когда караван въехал в просторный двор, небо пронзил звук рога, и огромные стаи ворон поднялись в воздух и скрылись в снегах.
Замок был огромен – на его фоне даже Авелин казался глинобитной лачугой. Но когда фургон остановился, взгляд Диор задержался на разрушенных зубчатых стенах и шпилях, развалинах крепостных стен. Кругом работали каменщики с тачками и раствором, но шрамы от нападения все еще никуда не делись. Воздух был насыщен запахом свежей смерти.
Повсюду, куда бы ни глянула Диор, развевался штандарт Дивока – торжествующий ревущий медведь со сломанным щитом, белый на темно-синем фоне. На северной стороне двора, рядом с дымящимися чугунными конструкциями, возвышались огромные казармы, винокурня, из которой воняло, как из открытого сортира, конюшня, достаточно большая, чтобы снабдить скакунами целую армию, но в ней почти не осталось животных. На южной стороне внутреннего двора красовался величественный собор, устремлявшийся в омываемые бурей небеса. Его шпили были высокими и изящными – готическое чудо, выполненное из темного камня. Но его тоже наполовину разрушили: крыша провалилась, а мощные стены опалило пламя.
– Амат-дю-Миаг’дэйр, – пробормотала Исла. – Усыпальница Девы-Матери. Построенная на земле, откуда, согласно Заветам, ее доставили на небеса. – Девушка, склонив голову, сотворила колесное знамение. – Благодарю вас, святая госпожа, за то, что вызволили нас из пустошей.
Теперь во дворе царила суматоха, фургоны отпирали, и старательные клейменые вытаскивали пленников. Диор споткнулась, когда ее сапоги коснулись булыжника, и только Батист спас ее от падения. Поблагодарить его она не успела, потому что ее ударили дубинкой по спине и, сбитую с толку и что-то бормочущую, втолкнули в шеренгу пленников. Она ошеломленно огляделась по сторонам: мужчины и женщины в цветах Дивока наблюдали со стен, как расталкивают пленников, разделяя их на группы.
– А ты чаво могешь, парень? – спросил грубый голос.
Диор моргнула, поворачиваясь к говорившему. Он был неприглядного вида, в измазанном кровью плаще и с жесткими, как чугунные чушки, глазами. Диор увидела в его левой руке табличку из темного камня, на которой красовался замысловатый знак рабства – черное сердце, окруженное шипами.
– Чаво могешь? – снова спросил он.
– Могешь? – спросила она.
Он ударил ее так сильно, что у нее зазвенело в ушах. Батист подхватил ее, не дав упасть, и сердито посмотрел на маленького крепыша, сжав кулаки в бессильной ярости.
– Ты в фургоне с ценными трофеями, значит, могешь чаво-то делать, – сказал крепыш. – Ну и чаво? Кузнец? Фермер? Мясник? Чаво?
– Ничего не умею. – Диор покачала головой.
– Так. – Парень сделал пометку в своей книге учета, взглянул на стоявшего рядом мордоворота. – Значит, жрачка.
– Подождите, – сказал Батист, выпрямляясь во весь рост. – Я кузнец, а этот парень м…
Дубинка ударила Батиста по ногам, и он рухнул на булыжную мостовую, в кровь разбив о камень колени. Диор вскрикнула, когда грубые руки схватили ее за шкирку и ужасно сильно сжали.
– Чернопалый, да? – Маленький человечек кивнул. – Замечательно. Одного из наших только что растерзали дворняги при попытке к бегству. Нам нужен другой. – Он сделал пометку и кивнул стоявшему рядом мордовороту. – Отведи этого красавца в кузницу, пусть Живодер его опробует. А этого маленького подсвинка в запасник. Думаю, на сегодня им хватит, но если не хватит…
– Отпусти меня! – рявкнула Диор. – Убери свои гребаные лапы…
Ей грубо заломили руку за спину, так что едва не хрустнули кости, и она задохнулась от боли. Выплюнув злобное ругательство, она начала вырываться, когда шум прорезал резкий голос: