Искра божья

Глазырина Елена

— Чего вы тут топчетесь, сеньоры? Подождите снаружи, вы мне мешаете, — в раздражении прикрикнул на них Суслик.

Воспитанники де Либерти высыпали за порог, но не разбрелись по улице, а прилипли к двери, с любопытством наблюдая за действиями барбьери.

Спермофилус быстро избавил Ваноццо от остатков изодранной рубахи, приоткрыл бледное веко, заглянул в булавочную головку зрачка, пощупал пульс.

— Mors omnia solvit^[67], — пробормотал Суслик себе под нос, барабаня пальцами по краю столешницы, — будем шить, пока пациент в беспамятстве.

Он достал с полки корзинку с яйцами, разбил несколько штук, отделяя желтки и

выпивая белки, смешал жёлтую массу с ароматным розовым маслом и обработал раны Ваноццо. Затем Спермофилус прокалил толстую кривую иглу над свечой и безжалостно вонзил её в кожу силицийца.

— М-м-м, — простонал Ваноццо, а затем неожиданно сел на подиуме, уставившись мимо Суслика дикими пустыми глазами. — Убью!

— Delirium tremens^[68], — констатировал барбьери. — Держите его крепче.

Пьетро и Жеронимо навалились на плечи вяло сопротивляющегося Ваноццо и придавили его к столешнице. Спермофилус в несколько стежков покончил с кровоточащими ранами де Ори. По завершении лечения силициец снова лишился чувств, безвольной горой мяса распластавшись по грязному столу.

— Ну, а что с тобою? — спросил барбьери у Джулиано, вытирая руки, испятнанные следами крови, о грязный халат.

— Так, пара царапин, — отмахнулся юноша, — не стоит внимания.

— Это уж мне решать, сеньор, — снисходительно бросил Суслик, наклоняясь к де Грассо.

Заставив юношу скинуть одежду, барбьери обработал порезы Джулиано с той же лёгкостью, что и его противнику.

— Хм, а что у тебя со зрачками?

— Спроси у Пьетро, — Джулиано нахмурился и отвёл глаза.

— Ты снова проводишь эксперименты с этой дрянью? — скорчив брезгливую гримасу, поинтересовался Спермофилус у де Брамини.

— Она не дрянь, а очень милая и талантливая девушка, — не согласился Пьетро.

— Эта милая девушка рано или поздно доведёт тебя до костра Псов господних, уж поверь мне на слово.

— Чья бы реторта фырчала? Не тебе ли принадлежит идея найти панацею? А сколько денег ты уже спустил в клоаку, пытаясь превратить свинец в золото?

— Errare humanum est^[69], — пожав тощими плечами сообщил Суслик. — К тому же мне не хватает лишь философского камня и чуточку оронов. С тебя пятнадцать рамесов.

— Когда б у тебя водились ороны, ты бы не искал камень, — Пьетро повернулся к Джулиано. — Де Грассо, у тебя есть деньги?

— Потряси де Ори, я слышал, в его камзоле звенело.

Пьетро удивлённо приподнял бровь, но промолчал и попытался вытянуть куртку де Ори из рук его слуги.

— Что вы, сеньор, хозяин мне голову оторвёт, — возмутился слуга.

— Дай сюда, говорю! — рявкнул Пьетро.

Этот спор, пожалуй, мог бы затянуться надолго. Потому что ни один из спорщиков не желал уступать другому, но, на счастье Пьетро, сеньор Ваноццо наконец-то окончательно пришёл в себя и, приподнявшись на локте, вопросил:

— М-м-м, а чем это меня так прибило?

— Дланью божьей! — Пьетро нагло ухмыльнулся, подмигивая Джулиано.

— А-а, Саттана, ничего не помню.

— С тебя пятнадцать рамесов за штопку, — повторил барбьери.

— У-у, чего так дорого? — удивился силициец.

— Могу вернуть как было, — Суслик криво ухмыльнулся.

— Не надо, — Ваноццо сморщился от боли, сползая с подиума. — Гастон, заплати.

Хмурясь, слуга полез в кошель, несколько раз пересчитал монеты, шевеля губами, и небрежно кинул их на стол. Барбьери сгрёб деньги узкой ладонью и, зажав их в кулаке, победно потряс им.

— Недурно бы отметить такое дело! — сообщил

он, облизав спёкшиеся от вчерашних возлияний губы.

— Идём в «Сучье вымя», — предложил де Брамини, — там лучшие куртизанки в Конте и недурственная еда.

Глава 18. «Сучье вымя»

Большой шумный увеселительный дом «Сучье вымя» находился недалеко от северных ворот столицы, прорубленных в кольце городских укреплений, возведённых ещё при императоре Адриане. Место это выбрано не случайно. Ибо всем путешественникам во все времена известно, что любые дороги ведут в Конт, а самые удобные проходят через северные ворота. Именно по этим дорогам из далёких и не слишком областей, королевств, герцогств, республик и княжеств необъятной ойкумены бредут уставшие богомольцы. Где же ещё так славно может отдохнуть пропылённый усталый путник, стоптавший восемь пар железных башмаков и съевший котомку слежавшегося в камень хлеба, как не в благословенном «Вымени»! Здесь и только здесь он всегда в изобилии найдёт горячие термы, искусных банщиков, ловких барбьери, свежую пищу, молодое вино и, конечно, лучших куртизанок Истардии на любой вкус и кошелёк.

Безусловно, патриархи церкви давно мечтали закрыть сей порочный вертеп, но всегда их что-то останавливало. Возможно, размышления о том, что узаконенный разврат лучше, чем толпы обезумевших от долгого воздержания в пути мужчин, или финансовый расчёт, согласно которому ни одна рака с чудотворными мощами не приносила в казну столько дохода, сколько развесёлый квартал красных фонарей на улице святой Магдалены.

Компания, возглавляемая Пьетро, скоро приблизилась к упомянутому выше заведению, располагавшемуся в древнем здании особняка, принадлежавшего когда-то благородному патрицию. Его фасад был украшен потрескавшимися колоннами розового мрамора с крупными белыми завитками в капителях, прекрасно выделявшимися на фоне карминовой штукатурки стен. Рядом с аркой входа стояла бронзовая статуя тощей, слегка испуганной волчицы с огромными отвислыми сосцами, к которым тянулась парочка человеческих младенцев.

Конечно, на самом деле «Вымя» имело иное, более благозвучное название: что-то навроде «Пристанище волчиц» или «Волчье логово», но оно почему-то не пользовалось особой популярностью в среде молодёжи и студиозусов.

Миновав сумрачный коридор, воспитанники де Либерти остановились в широком атрии^[70], расписанном обнажёнными нимфами, бесстыдно гуляющими среди холмов и цветущих деревьев. В центре, между четырёх колонн, до трети высоты окрашенных в алое, находился бассейн, заполненный прохладной влагой. Солнечный свет, проникая через прямоугольное отверстие в крыше, ослепительно поблёскивал на поверхности воды и лысом черепе пожилого мужчины в театральной белой тоге со связкой позлащённых ключей на поясе.

— Сеньор Пьетро, рад снова приветствовать вас в нашем доме любви, — с мягкой улыбкой сообщил человек. — Что сегодня изволите: помыться, развлечься, побриться, отобедать?

— Panem et circenses^[71]! — с готовностью откликнулся Суслик.

— Обед и девушек, — перевёл де Брамини.

Лысый мужчина звонко хлопнул в ладоши, и на его зов тут же примчалась легконогая девица, едва вошедшая в пору цветения. Её миниатюрное личико было обильно обсыпано белилами, а пухлые губки подведены кричаще-алой краской. Ореховые глаза смотрели нагло и вызывающе. Лёгкая голубая туника, перехваченная золотым шнуром на талии и под холмиками грудей, приятно очерчивала крепкое молодое тело.