Искра божья
Шрифт:
Отец Бернар в конце концов отобрал у Пьетро канделябр и поставил его на табурет подле себя. С задумчивым видом помяв замученный палец силицийца, монах спросил:
— Значит, в вино его уже макали, калёным железом прижигали, творили молитвы и порохом посыпали?
— А ещё подорожник-ик прикладывали, — уточнил Пьетро.
— И пис-с-сали, — добавил Ваноццо.
— Странно, что при таком лечении ваш палец ещё не отвалился, — искренне удивился старший де Грассо.
— Народная медицина — бессмысленная и беспощадная! — на удивление внятно выкрикнул де Ори, воздев изувеченную конечность к высокому потолку.
Не говоря более ни
— Ай-яй-яй! Ш-што вы с-себе позволяете, сеньор! — возмутился де Ори, пытаясь вырвать свою ладонь из крепких рук лекаря.
— Терпите, сын мой, я проверяю одну теорию, — упокоил силицийца монах.
Отец Бернар промокнул новую ранку чистой ветошью и стал наблюдать за поведением крови пациента. Не прошло и пяти минут, как укол на мизинце Ваноццо подсох и перестал кровоточить. Монах набожно перекрестился.
— Тут и в самом деле что-то не чисто, — сказал он, обращаясь к викарию.
— Может, стоит отрезать палец? — серьёзно предложил Лукка. — Это лучше, чем потом лишиться всей кисти.
— Я про-прот-протестую! — возмутился де Ори.
— Хм, есть ещё одно не слишком популярное средство, — отец Бернар задумчиво прижал сложенные лодочкой руки к губам. — У меня остались в Конте кое-какие связи в известных кругах. Вопрос лишь в том, захотят ли меня там снова видеть?
Лукка то и дело прислушивался к колоколам соборов, отбивавшим неумолимые четверти, и хмурился. У него, конечно, имелись и более важные дела, нежели прогулки по сомнительным закоулкам Конта в компании пьяных студиозусов, но что-то в глубине души настоятельно шептало викарию о твёрдой необходимости данной жертвы с его стороны в сложившихся обстоятельствах. Пьетро весело рассказывал Джулиано о славном маэстро Майнере, который с пониманием отнёсся к странной хвори Ваноццо, разрешив всей их компании сегодня не тренироваться. Кроме того, их новый учитель был столь добр, что подарил ему бутылку замечательного вина из личных запасов. Монах семенил рядом с возком и время от времени проверял состояние ранки на пальце больного. Ваноццо де Ори, загруженный на тележку, влекомую серым осликом отца Бернара, пьяно горланил на всю вечернюю улицу пошлые силицийские песенки:
О, моя милая красотка,
Лети ко мне, как мотылёк:
Какая славная работка —
Ласкать пылающий клинок!
Лишь для тебя его достану.
Навеки сердцем и душой
Прильни к курчавому титану,
Не будь застенчивой такой!
Пока я есть ещё на свете,
И
Позволь лобзать мне губы эти…
И те, что ниже, заодним!
О, моя дивная Мадонна,
Мой нежный полевой цветок!
Моя любовь к тебе бездонна…
Пока в бокале есть глоток!
Несколько раз за эту прогулку Джулиано ловил на себе подозрительные взгляды хмурых людей в пыльных плащах, но в конце концов он решил, что ему это померещилось из-за разыгравшегося воображения.
Пятеро людей медленно продвигались в густом киселе спешащих по своим делам контийцев. Стараясь обходить стороной многолюдные торговые площади, компания всё равно увязла в бесконечном человеческом потоке, и лишь очутившись на примыкавших к Тибру кварталах, мужчины вздохнули с облегчением. Оказавшись в тени квадратной трёхъярусной башни с пологими зубцами, облицованной молочным травертином, отец Бернар объявил, что они достигли своей цели — улицы Аптекарей.
Верхние этажи замшелых каменных зданий здесь нависали над мостовой гораздо сильнее, чем в других районах города, и густые сумерки давно и безраздельно властвовали у изножья старой башни. Тусклый свет из слюдяных оконцев аптекарских жилищ ложился под ноги идущим пёстрыми квадратами, таинственно мерцал на позеленевшей от времени меди и голубоватой бронзе дверных вывесок. Лёгкий сизый дымок, клубящийся под свесами вторых ярусов, пах тухлыми яйцами, пряными травами и чем-то кислым, оседающим металлическим привкусом на языке.
Поравнявшись с растрескавшимся каменным крыльцом под облупившейся вывеской с надписью «Pharmacy[128]» монах придержал ослика.
Прибитая ниже круглая багровая печать святого официума подтверждала, что сие заведение проверено Псами господними и не несёт в себе зёрен зла.
По решению викария, правда, после недолгого сопротивления со стороны Пьетро, низкорослый фехтовальщик был оставлен на улице стеречь возок. Остальная компания дружно ввалилась в маленькую уютную лавочку, громко звякнув медным колокольчиком на двери.
В лица вошедших ударило терпким, густым травянистым духом, от которого защекотало в носу. Разбуженный сыч встрепенулся на жёрдочке над входом, мазнув пёстрым крылом Джулиано по волосам. Круглые жёлтые глаза птицы мигнули и погасли. Пожилая сеньора, стоявшая за высоким прилавком, заваленным аптекарскими инструментами, на мгновение подняла внимательные глаза на посетителей и снова вернулась к работе. Красные морщинистые руки женщины быстро растирали в мраморной ступке иссохший пряный корешок.
— Чего изволите? — сухо поинтересовалась сеньора, поправляя и оглаживая белый чепец на голове. — Хозяин сегодня в отлучке. Посему новых заказов не берём.
— Лукреция, мне нужна ваша помощь, — сказал отец Бернар, раздвигая шуршащие пучки майорана и шалфея, в изобилии свешивающиеся с потолочных балок.
— Чуть что, сразу Лукреция, — проворчала женщина, не поднимая глаз на говорившего. — Понос — Лукреция, приди! Золотуха — Лукреция, помоги! Почесуха — Лукреция, дай! Нет бы просто зашёл поболтать, справиться, как моё здоровье, про детишек расспросить.