История исторической науки России (дореволюционный период): учебник для бакалавров
Шрифт:
В XVII в. в России появляется первая печатная книга по русской истории «Синопсис» (обозрение) или «Краткое описание о начале русского народа», ставшая учебником для многих поколений русских людей.
5.2. Перемены в историческом сознании под влиянием испытаний «Смуты»
Угроза потери национальной и религиозной независимости в годы Смуты обернулась тяжелыми сомнениями в самодостаточности «Третьего Рима» и самой теории «Москва – Третий Рим». Стремительное «разорение» богоизбранного царства возрождало идею гибели Руси, популярную в XIII – начале XIV вв. Однако в новых условиях идея гибели Руси имела свои особенности.
Эмоциональным откликом на постигшие страну бедствия стал «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства» (1612). Анонимный автор «Плача» именует Москву «дщерью Нового Сиона», углубляя
В повествовании он переходил от следствия к рассуждениям о причинах печальных событий. Новыми также были попытки рассматривать причины с позиций исторического прагматизма [278] . Проявляется стремление определить конкретные грехи, которые виделись в моральном несовершенстве, а также конкретных виновников разорения Русского государства и социальные причины смуты.
278
Перевезенцев С. В. Тайны русской веры. От язычества к империи. – М., 2001. —С. 312.
Автор приходит к выводу, что Россия пала в грех по вине русских царей, которые несут за это личную ответственность. Тезис о виновности русских царей стал новым явлением в истории русской мысли и свидетельствовал о кризисе традиционных представлений о роли государя в русском обществе.
В условиях безвластия, засилья самозванцев в годы Смуты само понятие «царя» как «Помазанника Божиего» было поставлено под сомнение. По мнению автора «Плача», путь к спасению гибнущего государства показал патриарх Гермоген, которого он характеризовал как столпа благочестия, радетеля христианской веры, и которому принадлежали слова о всенародном покаянии. Автор высоко оценил исторический пример героической обороны Смоленска и его жителей, оказавшихся способными своим мученическим подвигом искупить всеобщие грехи.
В 1620-е гг. «Плач» читался по церквям во время праздничной службы иконе Казанской Божией Матери и имел общерусское распространение. Он включался в сборники, посвященные Смутному времени. Так, «Плач» был присоединен в качестве заключительной главы к «Сказанию Авраамия Палицына».
Примечательным памятником русской историографии о временах Смуты является «Сказание об осаде Троицкого монастыря от поляков и литвы, и о бывших потом в России мятежах, сочиненное оного же Троицкого монастыря келарем Авраамием Палицыным». В нем описаны события 1584–1618 гг. «Сказание» написано (ок. 1620) современником и участником важных событий.
Его автор – Авраамий, в миру Аверкий Иванович сын Палицын (умер в ссылке [279] в Соловецком монастыре не позднее 1627 г.) в 1608–1619 гг. был келарем Троице-Сергиевой лавры. В дни осады лавры поляками он находился в Москве. В 1610 г. Палицын входил с состав посольства к польскому королю Сигизмунду III. С помощью богатых даров было получено подтверждение прав лавры. В 1612 г. Авраамий активно содействовал победе ополчения под руководством К. М. Минина (ок. 1570–1616) и Д. М. Пожарского (1578–1642). Палицын участвовал в Земском соборе 1613 г., на котором был избран русским царем Михаил Федорович Романов, первый царь из династии Романовых. По словам Палицына, сам он «о преславном начинании» «сем возрадовался».
279
Авраамий был вынужден уехать в 1619 г. в Соловецкий монастырь из-за неприязни к нему со стороны патриарха Филарета, возвратившегося тогда в Россию из Польши.
«Сказание» стало обобщающим трудом Авраамия. Автор включил в него не только свои более ранние произведения, но также и отредактированные им же главы другого автора, архимандрита Троице-Сергиевой Лавры Дионисия, предположительно написанные владыкой в 1610–1613 гг.
Палицын придерживался теории божественного происхождения самодержавия. Развивая ее, он возвеличивал род Романовых. В этом смысле Палицын считал русское государство незыблемым, способным
Представления Палицына отражали сложившееся к 1613 г. убеждение, что царем в России может быть только человек православной веры, природный русский, только родственник последнего царя из династии Рюриковичей, тот на ком единогласно сосредоточатся желания всех людей Русского государства [280] .
Как и других современников, Палицына интересовали причины произошедшей смуты. Он считал, что Россию погубило «безумное молчание».
280
Томсинов В. А. История русской политической и правовой мысли X–XVIII века. – М.: Зерцало, 2003. – С. 143–144.
Приведенный им фактический материал характеризует социальные причины смуты. Средство спасения от интервентов и унижения национального достоинства Палицын видел во вдохновляющей идее патриотической борьбы и в усилении в России национального начала, состоявшего, по его убеждению, в понимании православного Русского государства как величайшей и жизненно необходимой святыни.
«Временник со седмой тысячи от сотворения света во осмой в первые лета» увековечил имя Ивана Тимофеева сына Семенова [281] (ок. 1555–1631). «Временник» – уникальное произведение [282] .
281
В 1961 г. В. Б. Кобрин обнаружил в верейской писцовой книге 1626/1627 г., что в 1584 г. И. Тимофеев приобрел вотчину в Верейском уезде и его настоящая фамилия была Семенов. (См.: Кобрин В. Б. Новое о дьяке Иване Тимофееве // Исторический архив. – 1962. – № 1. – С. 246; Корецкий В. И. История русского летописания второй половины XVI – начала XVII в. – М.: Наука, 1986. – С. 176–177).
282
Изучается с 1833 г. Обнаружен П. М. Строевым. Использовал С. Ф. Платонов.
Историки эпохи Смуты, к числу которых принадлежал и дьяк И. Тимофеев, обратились к новым формам исторического повествования. Старые летописно-хронографические подходы уже не подходили. Так, значительная часть «Временника» писалась Тимофеевым в Новгороде в последние, наиболее бедственные месяцы шведской оккупации (1615–1616), когда у него под рукой не было необходимых летописей и хронографов. Условия работы не располагали к компилятивному подходу. Да и сам хронографический подход не подходил для размышлений о том, чему были свидетелями авторы и современники, и что вызывало живейший резонанс у читательской аудитории, прежде всего, в узком кругу заказчиков. По словам В. И. Корецкого (1927–1985), «впервые в русской исторической литературе сложный психологический процесс зарождения и воплощения замысла, неотвратимые побудительные причины творчества» были описаны Тимофеевым «так глубоко и проникновенно» [283] .
283
Корецкий В. И. История русского летописания второй половины XVI – начала XVII в. – М.: Наука, 1986. – С. 191.
Дьяк Пушкарского приказа и Приказа большого прихода И. Тимофеев – «книгочтец и временных книг писец» – в 1620-е гг. служил в Казанском приказе под началом Ивана Михайловича Воротынского (ум. 1628), ближайшего сподвижника полководца, князя Михаила Скопина-Шуйского.
Помимо Лжедмитрия Тимофеев негативно характеризовал царей Ивана IV, Бориса Годунова, Василия Шуйского, а также окольничего Михалку Татищева.
В расстановке таких «историографических акцентов» был заинтересован И. М. Воротынский, отец которого – полководец князь М. И. Воротынский скончался в муках по решению Ивана Грозного, а он сам был в опале при Борисе Годунове. Он служил М. Скопину-Шуйскому (крестному его сына Алексея) и не мог тепло относиться к В. Шуйскому, виня его в гибели полководца. Позднее И. М. Воротынский объявил В. Шуйскому о низложении.