Из-под пяты веков
Шрифт:
Никита наливает, между тем, водку, приговаривая:
– Не думай, что полную тебе поднесу, хоть ты и любишь приговорочку: «Чарка велика,
так и водочка хороша». А мой отец-покойник, хоть и не пил, да и за ухо не лил, а любил
поучать меня: «То и хорошо, что рот дерёт, а хмель не берёт». Пей, стало быть, по маленькой,
чтобы во рту драло, а хмель не брал.
– Всякое даяние благо, ежели от чистого сердца дается, – смиренно говорит староста,
точно подражая голосу
4
На столе появилась колода карт. За столом на двух венских стульях и скамейке сидят
шестеро мужчин. Жена Никиты наливает чай. Мужчины пьют чай и водку и играют в
«двадцать одно». В игре везёт хозяину дома – Никите. И он, как ни силится, не может
спрятать довольную улыбку. Щедро подливает водку в стакан, идущий посолонь1, и ни
секунды не молчит. За свою привычку говорить без умолку Никита получил прозвдще
Шоркунчик.
Игра началась недавно. Водки тоже ещё выпито немного, и игру каждый ведёт
осторожно, без азарта. Шоркунчику это не нравится. Частым хождением по кругу стакана да
крепкими насмешками-прибаутками старается он подогреть играющих.
– Какие мы игроки? И какие мы питухи? – говорит он возмущенно. – Не в деньги нам
играть, а в спички! Не водку нам пить, а чаем кишки ополаскивать! Посмотрел бы мой
покойный отец на нас, игроков да питухов, плюнул бы! Он – помню я – так, бывало, делал:
выпьет зараз пять ли, шесть ли стаканов вот таких же чайных, как этот, крякнет после этого,
рукавом усы подотрёт и пятисотенную на стол выбросит. «Банкую, – говорит, – ото всех.
Налетай, которые сразиться желают». Д-да... Вот как старики-те жили. А мы – что?
Пятиалтынку проиграем и чуть что не волосья на себе рвём.
– Не те времена пошли, Никита Ефремович, не те времена, – вздыхает церковный
староста. – Раньше люди больше к божьей помощи прибегали, и бог помогал им: получше
нынешнего народишко жил.
Староста, перед тем как сесть за игорный стол, крестится:
– Господи, благослови! Господи, помоги!
Помощь божья ему нужна, чтобы обыграть таких людей, как Иван Максимович. Он и
Шоркунчик – они только и играют сами от себя, а все остальные, кроме Ивана Максимовича,
подставные фигуры: все играют на их деньги. Их задача – помочь Шоркунчику обыграть
ненца. С этой целью Шоркудчик наливает в стакан больше обычного водки, когда очередь
доходит до Ивана Максимовича. И тот постепенно хмелеет. Хмелеют и другие игроки:
напиться на даровщинку – это вся награда от старосты и Шоркунчика за помощь в игре.
Сами же – Шоркунчик и староста – больше прикидываются пьяными: они чем
1 Посолонь – по ходу солнца.
меньше пьют из стакана.
В Иване Максимовиче порции водки вызывают, исключительную весёлость. Он
вспоминает смешные истории из жизни кочевников и, коверкая русский язык, передаёт их в
лицах. Собеседники и партнеры по игре надрываются-хохочут от его рассказов.
Играет Иван Максимович в эти минуты осторожно, с расчётом и часто выигрывает. При
каждом его выигрыше все пьют:
– Ну-ко, Иван Максимович, – балагурит Шоркунчик, – проздравить тебя надо с
выигрышем. Пей-ко, друг!.. Ох, да и хороший же ты человек! Увижу тебя – сразу отца
вспомню. Хорошие времена вспомню, когда в тундре песцов и оленей было... видимо-
невидимо! Ну, и играли тогда все, как вот ты теперь играешь: не спрашивают, велик ли банк,
а говорят: «Даёшь!»
Ивану Максимовичу лесть приятна, как сырая, теплая оленья печёнка. Он щурит глаза и
опрокидывает в рот из стакана всё до последней капли.
– Ах!.. – крякает он. – Хороша сярка! Силу человеку придаёт, греет лучше всякой печки и
глаза просветляет: больше и лучше видишь, когда выпьешь.
Но проходит час-другой, и веселость у Ивана Максимовича сменяется мрачной
молчаливостью. Молчаливость переходит в жалость к себе самому, в слезливость.
– Выненцу1, ох, тяжело жить! – начинает жаловаться он Шоркунчику. – Так тяжело, так
тяжело – ы-ых!
Шоркунчик подмигивает старосте: дескать, пора! Ставки сразу же увеличиваются. Рубли
и серебряная мелочь заменяются червонцами.
Иван Максимович не замечает этой перемены. Он молча прикрывает рукой всё, что есть
в банке: его интересует не выигрыш – он занят тем, что у него наболело. И, играя,
продолжает жаловаться:
– Темно в нашей тундре, сами мы народ тёмный. И всё, что было до нас, не знаем мы.
Всё закрыто от нас потёмками. Нам старики говорят: «Так было раньше». И мы верим
старикам. А так ли было, как старики сказывают?
– Старики ваши – знающий народ, – уверяет Шоркунчик, снова подмигивая старосте, –
они всё знают. Всю жизнь прошли. Стариков и слушать надо, и уважать надо. Тогда жизнь
хороша будет. Гляди, что нынче делается: голод, недохватки. А почему? Старших не стала
молодёжь слушать!
– Так. Ты говоришь... Так... Теперь я скажу о стариках. Ты знал моего отца?
– Хороший человек был!..
– Вот-вот! И я говорю: хороший. А только зачем он меня заставил женку брата моего в
жёны взять? А? Откуда такое право? Он говорил: так было при стариках. А мы знаем, как