Из тупика

Пикуль Валентин Саввич

– Соня!
– позван Небольсин в отчаянии.
– Найди дырку... закрой... хоть чем-нибудь!

Вынул пистолет из кармана. Треснул рукоятью прямо в висок. Человек даже не охнул. Небольсин перекинул его через борт и обернулся на ледокол: нет, кажется, их пока не заметили.

– Соня!
– позвал снова.

– Что?

– Ты... вы, Соня, закрыли течь?

– Да, я держу рукой. Вода очень холодная... Вы его убили?

– А как вы думали?

– Человек...

– Глупости! Людей развелось в этом

мире больше, чем собак. Молчите, прошу вас... молчите. Все скажете потом...

Не дай бог никому выгребать одним веслом без уключин на вертком "тузике", сопротивляясь течению. Только моряк может понять, какой это каторжный труд. Ветер сорвал с головы фуражку, но Небольсин даже не заметил этого. Он греб и греб, стиснув зубы, стеная, вкладывал в каждый рывок весла все свои нервы, уже издерганные. Камни прошли стороной (слава богу), но их - несло, несло, несло...

– Держитесь!
– крикнул Небольсин и снова напряг свои силы, когда мимо них поплыл черный частокол причальных свай.

Соня просунула в отверстие днища варежку и встала.

– Держусь!
– И девушка обхватила осклизлую от водорослей сваю, которая мрачной колонной уходила до грунта залива.

Над ними проступало сейчас чистое звездное небо, четко ограниченное горизонталью причала.

– Что вы там ищете, Виктор?
– спросила Соня.

– Скобы... чтобы нам подняться по свае.

Но скоб нигде не было, и руки полковника каждый раз противно погружались в рыхлые гнилые водоросли. Тогда он сказал:

– Придется лезть так... Прошу! Вы первая, я буду вас подсаживать снизу. Другого выхода нет...

Мокрые полы Сониной шинели хлестали его по лицу. Они медленно приближались к верху.

– Хватайтесь, - прохрипел он снизу, - да хватайтесь же!..

Соня уже вцепилась в край причала; потом она помогла и Небольсину; ее тонкая рука без варежки, скользкая от водорослей, словно смазанная маслом, не выпустила, однако, руки полковника. Оба они легли на причале, долго не могли отдышаться. Видели, как "тузик" относило течением дальше - прямо в пропасть залива. И вдруг на ледоколе вспыхнул прожектор. Голубой шлагбаум опустился перед покинутой шлюпкой. Возглас команды, и - пулеметная дробь. "Тузик" моментально затонул. Много ли ему надо?

А потом над заливом раздался вопль - почти звериный.

– Не на-а-адааа...
– кричал Свищов.
– Я не большевик... Я кляну-у-усь... а-а-а-а!

И глухо всплеснула вода в отдалении. Небольсин повернул к Соне худое лицо:

– Надеюсь, вам не жаль этого негодяя?

– Нет. Не жаль.

– Пошли, - сказал Небольсин, поднимаясь.
– Нас будут искать...

Они тронулись прочь от берега, долго выпутывались из колючей проволоки. Спотыкаясь в темноте, Небольсин говорил:

– Вот и рельсы... Да это рельсы! Вся беда наша в том, что - куда нам? Вам нужны ваши товарищи

большевики, а я терпеть не могу этих людей. И для меня лучше всего подошла бы сейчас английская комендатура. Но и туда я уже не ходок, ибо сделал все, что мог, чтобы отрезать себе пути к возвращению...

В одном месте мелькнула тень человека.

– Эй, приятель!
– остановил его Небольсин.
– Где тут...

В ответ - быстрая скороговорка китайца:

– Васики мой, Васики... китайси не понимай!

– А, чтоб тебя!
– выругался Небольсин, и они пошли далее. Снова тень: вдоль забора ходил британский солдат с оружием.

– Соня, - сказал Небольсин, - вы в своих подозрительных для женщин штанах лучше спрячьтесь.

На мне все-таки шинель английского покроя и я... Я не боюсь, Соня!

Соня встала за вагон, а он зашагал прямо на англичанина.

– Хэлло, феллоу!
– прокричал издали.

– Хэлло, братишка, - ответил "англичанин".
– Тебе какого рожна здесь надобно?

Небольсин удивился:

– Русский? Ну и приодели же тебя, парень...

– Суконце ноское, - согласился часовой, радуясь случаю поболтать с прохожим.
– Опять же у наших кровососов разве сапог кады допросишься? А в легионе у нас порядок: англичане не воруют...

Небольсин выспросил у солдата, как пройти на станцию, и тот охотно показал вдоль рельсовых путей, освещенных звездами:

– А вот эдак шпарь, никуда не свертывая, и - придешь... Им встретился пыхтящий на путях паровоз. Из будки несло жаром. Струились из-под колосников золотые огни. Машинист - на вопрос Небольсина - долго молчал, недоверчивый, потом рассказал:

– Небольсин-то? Знаю такого... Только тут вагонная жисть. Может, его и перегнали куда. Лучше на сортировочную горку пройдите, там "башмачник" скажет... "Башмачники" всё знают!

Соню знобило под ветром. Мокрые ноги ее заледенели. Шинели обоих колом стояли ото льда. На сортировочной горке, просвеченной прожектором от станции, работал одинокий "башмачник". Небольсин присел с ним рядом. По рельсам гудели тяжкие "американки".

– С чем это они?
– спросил Небольсин.

– Снаряды, - ответил "башмачник".
– Утром эшелон собьют на Сороку, опять большевиков будут мучить артиллерией...

Рука путейца вдруг легла между бегущих колес. Казалось, еще мгновение - и от руки его останется кровавая смятка. Но завизжала сталь "башмака", косо вонзался во мрак пучок голубых искр. На полном разбеге тяжесть вагона была задержана рабочей рукой. Тогда Небольсин спросил "башмачника" о своем брате.

– А как же, - ответил тот, вставая с земли.
– Господин веселый... Вот ступайте вдоль этого пути, никуды - только прямо и прямо. Пульман. Что еще? Да там на вагоне написано.