Избранное
Шрифт:
– А что ты раньше думал? – съязвила она.
– «Раньше!» «Раньше!»… Я про «сейчас».
– Сейчас мне уже все ясно. И мама говорит…
– При чем тут мама?
– Отстань! – выкрикнула она.
Они проехали мимо Боровицкой башни и выскочили на мост. Жара спадала. Город стал не таким душным. За день жители успели вычистить его своими легкими.
– Может, махнем куда-нибудь искупаться? – предложил он.
– Не, устала, – сказала она.
Он помолчал и сказал:
– Ты у меня
– Если бы молодая… – вздохнула она. – А ты – орел, где не нужно.
– Почему не нужно?
– Ой, сколько раз тебе говорила – найди себе бабу помоложе…
«Искал, не ищется», – подумал он.
Ему хотелось ее обнять. Он знал, что она сразу обмякнет, скинет раздраженность и станет ласковой, как в их лучшие времена, когда они любили бродить вечерами по весеннему холодному городу. Во всяком случае, он верил, что так еще могло быть.
– Мы же поженимся, – сказал он.
– А при чем тут это? – вспыхнула она. – При чем тут одно и другое?
– И что, вдвоем на старости лет останемся? – сказал он.
– Вот именно, что на старости, – сказала она.
– Все-таки я тебя не понимаю.
– Я решила! Не хочу и все.
– Ну, знаешь… Это не только тебя касается, – сказал он.
– Нет, только меня! – выкрикнула она.
За углом был ее дом. Сейчас она выйдет из машины, как всегда, с силой хлопнет дверцей и уйдет. Ему так не хотелось оставаться одиноким.
Свидание
Пароход отчалил. Репродукторы взревели от оптимистичного марша. Публика облепила бортики на всех палубах. Из трубы потянуло горячей и едкой гарью.
Музыка быстро смолкла. Вода оказалась со всех сторон, и от ее близости пришло ощущение зыбкости. Пароход втягивался в русло канала, пароходная жизнь входила в обычную колею. Пассажиры сновали по лестницам, толпились в буфете, рассаживались перед телевизором с бегающими по экрану черными и белыми полосами.
На палубе на глаза Савельеву попалась средних лет, невысокая женщина с короткой стрижкой. Женщина стояла у борта и выговаривала за что-то дочери – стройненькой светловолосой девчонке лет семнадцати.
За ужином мать и дочь заняли столик в углу. Савельеву хорошо была видна только дочь; мать загородил сосед по его столику – парнишка в белой рубашке. Парень оказался чопорным и всякий раз, когда тянулся к хлебнице, просил извинения.
Савельев поглядывал то на него, то на девчонку и думал, что они очень подходят друг другу. Оба – светленькие, с приятными тонкими лицами и спокойными глазами.
Вечером на корме нижней палубы началась дискотека и Савельев перебрался на нос, подальше от шума. Мать и дочь стояли рядом и о чем-то тихо переговаривались. Дочь быстро ушла.
Савельев
– Дочка на дискотеку, наверное, побежала…
Женщина промолчала, даже не повернула голову. Как будто хорошо знала, кто с ней заговорил.
– С удовольствием бы вас пригласил, но вы не пойдете, – сказал Савельев.
– Не пойду, – недовольно ответила женщина.
Ему оставалось сказать:
– Жаль. Всего доброго.
– И вам… – сказала женщина и оглянулась.
Она смотрела на него свободно и насмешливо. Он подумал: «Как легко она смотрит». Но было непонятно, что ее развеселило.
В коридоре у музыкального салона стояли друг против друга та самая девчонка и парень – сосед по столику. Парень что-то говорил; девчонка слушала его смущенно и весело. Они все-таки познакомились.
Утро следующего дня было ветреным и публика появлялась на палубах, когда ненадолго выглядывало солнце. Парень и девчонка попадались Савельеву на глаза несколько раз, а женщина после завтрака из каюты так и не вышла.
Он увидел ее после полудня. Она шла ему навстречу и не отвела глаз, когда они поравнялись.
– Сегодня – непременно на дискотеку, – сказал он.
– Я думала, вы вчера натанцевались, – сказала она.
– Какие танцы без вас! – ответил он.
– Тогда – придется, – сказала она.
– А вы сейчас куда? – поинтересовался он.
– Я? Куда? – спросила она без удивления. – Туда – сюда.
– Посидим у меня в каюте? – предложил он.
Женщина не ответила, но по ее движению Савельев понял, что она пойдет за ним.
Ее звали Ларисой. От коньяка она отказалась. Попросила воды и села на неширокую постель.
Савельев разволновался. Заговорил быстро и сразу обо всем. И о работе, и об этой поездке, и о книге, которую взял с собой, но еще не открывал.
Она слушала его без интереса, принимая все, как должное, а как только он сделал паузу, поднялась и сказала, что ей пора.
Ему ничего не оставалось, как подняться вслед за ней. Они стояли совсем рядом. Он хотел что-то сказать, взглянул на нее, передумал и положил руки ей на талию. Она прильнула к нему. Сначала осторожно, потом сильнее, и глубоко вздохнула.
Савельев стал искать губами ее губы; она старалась отвернуться и наклонила голову. Взглянула на него и порывисто уткнулась губами в его губы.
– Все, все, – зашептала она. Отстранила его руки и поправила платье.
Наверное, он взглянул на нее растерянно. Она улыбнулась и сказала:
– Потом.
– Когда? – спросил он.
– Дочь пойдет в кино, – сказала она. – Вечером…
Она ушла. Савельев походил по каюте, думая о том, что все произошло так неожиданно и так обыденно, и вышел на палубу.