Избранные сочинения в шести томах. Том 3-й
Шрифт:
— Друг мой лекарь,— возразил траппер, твердо глядя доктору в лицо,— нельзя по повадке лося судить о нраве гремучей змеи; и точно так же трудно рассудить, много ли пользы приносит один человек, если слишком думаешь о том, что сделано другим человеком. Вы, как и всякий, на¬ делены своими способностями — следуйте им, у меня и в мыслях не было осуждать вас. Но мне господь назначил делать дело, а не говорить, и потому, я думаю, не будет обиды, если я закрою уши на ваше приглашение. — Довольно,— перебил Мидлтон.— Я много слышал об этом необыкновенном человеке и многое видел сам. Я знаю, никакие уговоры не заставят его изменить свое намерение. Сперва мы послушаем, о чем ты просишь, друг, и тогда посмотрим, что можно сделать для тебя. — Тут самая малость, капитан,— ответил старик, сла¬ див наконец с завязками своей котомки.— Малость по сравнению с тем, что я, бывало, заготовлял для обмена, но это лучшее, что у меня есть. Тут четыре шкурки бобра — я их добыл за месяц до того, как мы встретились с тобой; и еще тут есть одна — шкура енота; она и вовсе малоцен¬ ная, но может нам сгодиться на добавку, чтобы сравнять счет. — И что же ты думаешь делать с ними? — Я их предлагаю в обмен по всем правилам. Эти мер¬ завцы сиу (да простит мне бог, что я в мыслях погрешил на конзов!) украли у меня мои лучшие капканы, и мне теперь остается только ловить зверя в самодельные ло¬ вушки, а это сулит мне иевеселую зиму, если я протяну еще так долго. Вот я и хочу, чтобы вы захватили эти шкурки и предложили их кому-нибудь из трапперов — вам их много встретится на низовьях реки — в обмен на два- три капкана; а капканы вы пошлете на мое имя в деревню иауни. Позаботьтесь только, чтобы на них был выцарапан мой знак: буквы «Н», а рядом ухо гопчей и замок ружья. Тогда ни один индеец не станет оспаривать мое право на эти капканы. За такое беспокойство я мало что могу пред¬ ложить сверх моей великой благодарности, разве что мой друг бортник согласится принять эту самую шкуру енота и взять все хлопоты полностью на себя. — Если я возьму ее в уплату, то разрази
— Ну хорошо, хорошо,— кротко сказал старик.— Только я не вижу, что же тут обидного. Шкура енота стоит, конечно, не дорого, но ведь и труд, в обмен за кото¬ рый я ее отдаю, не так уж тяжел. — Ты не понял нашего друга,— перебил Мидлтон, видя, что бортник смотрит во все стороны, только не в ту, куда надо, и что он решительно не способен оправдаться сам.— Он вовсе не хотел сказать, что отклоняет поруче¬ ние: он только отказывается от всякой платы. Но тут не о чем больше говорить. На мне лежит обязанность позабо¬ титься, чтобы наш долг тебе был уплачен как следует и чтобы все твои нужды всегда заранее предупреждались. — Что такое? — сказал старик. Он в недоумении гля¬ дел в лицо капитану, точно ждал разъяснения. — Хорошо, все будет, как ты хочешь. Положи все шкурки к моим вещам. Мы за них поторгуемся, как для себя самих. — Спасибо, спасибо, капитан! Твой дед был щедрый и великодушный человек. В самом деле, такой щедрый, что справедливый народ, делавары, прозвали его «Открытая Рука». Жаль, что я сейчас не таков, как был, а то я при¬ слал бы твоей супруге набор самых мягких куниц на шубку — просто чтобы вы видели, что я умею отвечать на любезность. Но этого не ждите, потому что я слишком стар и уже не могу давать такие обещания! Будет все, как рассудит бог. Тебе я больше ничего не стану предлагать, потому что хоть я и долго жил в глухих лесах и степях, а все же знаю, как бывает щепетилен джентльмен. — Слушай, старый траппер,— воскликнул бортник, ударяя ладонью по ладони траппера так гулко, что звук получился чуть тише, чем выстрел из ружья,— скажу тебе две вещи: во-первых, что капитан разъяснил тебе мою мысль так хорошо, как сам я никогда не смог бы; а во-вто¬ рых, что если нужна тебе шкура для своей ли нужды или чтоб ее послать кому-то, так есть у меня одна, которой ты можешь располагать: это шкура некоего Поля Ховера! Старик ответил ему крепким пожатием и до предела раздвинул рот, залившись своим особенным беззвучным смехом. — А мог бы ты, малец, так крепко стиснуть руку, когда тетонские скво кружили около тебя, размахивая ножами? Да! С тобою и молодость, и сила, и будешь ты счастлив, если не свернешь с честного пути.— Его резкое лицо вдруг 396
В последний раз они увидели траппера стоящим у самой воды: он оперся на ствол ружья, в ногах у него лежал Гектор.
стало строгим и задумчивым. — Идем сюда, малец,— доба¬ вил он, за пуговицу стягивая бортника на берег. И тут, в сторонке, он сказал ему доверительно: — Между нами много говорилось о том, как-де прият¬ ней и предпочтительней жить в лесах да на окраинах. Я не хочу сказать, будто все, что ты от меня слышал, не¬ верно, но с разными людьми нужно по-разному. Ты взял на себя заботу о доброй и хорошей девушке, и теперь, устраи¬ вая свою жизнь, ты должен думать не только о себе, но и о но11. Тебя по очеиь-то тянет к поселениям, но, по моему не¬ мудреному суждению, девушка эта как цветок, и цвести ей под солнцем на расчищенной поляне, а не под ветром в прерии. Поэтому забудь все, что я тебе наговорил, хоть оно и верно, и обратись мыслью к внутренним областям страны. Поль только и мог ответить пожатием руки, от которого у большинства людей на глазах проступили бы слезы; но крепкая рука траппера выдержала его, и старик лишь рас¬ смеялся и закивал, приняв это пожатие как обещание, что бортпик будет помнить его совет. Затем он отвернулся от своего прямодушного и горячего товарища, подозвал к себе Гектора и замялся, собираясь сказать что-то еще. — Капитан, — начал он наконец, — я знаю, когда бед¬ няк заводит речь о займе, он должен — так уж повелось на свете — говорить очень осторожно; и когда старый человек заводит речь о жизни, то говорит он о том, чего ему, быть может, ужо не придется видеть. И все-таки я хочу обра¬ титься к тебе с одной просьбой не столько ради себя, как ради другого существа. Мой Гектор добрый и верный пес, н он давно уже прожил обычный собачий век; ему, как и его хозяину, уже не до охоты — пора на покой. Но и у него есть чувства, как и у людей. С недавних пор он оказался в обществе своего сородича и сильно к нему привязался; и, признаться, мне было бы больно так быстро разлучить их. Скажи, во что ты ценишь свою собаку, и я постараюсь рас¬ платиться за нее к весне — и тем вернее, если благопо¬ лучно получу те капканы; или, если тебе жалко навсегда расстаться с кобельком, то я попрошу, оставь его мне хоть па эту зиму. Думается, я не ошибусь, когда скажу, что моя собака не дотянет до весны: я в таком деле хороший судья, потому что мне за мой век не раз доводилось видеть смерть друга — будь то собака или человек, белый или индеец, хотя господь по сей час еще не почел своевременным дать приказ своим ангелам выкликнуть мое имя. 398
— Бери его, бери! — воскликнул Мидлтон.— Все бери, чего пожелаешь! Старик подозвал кобелька к себе на берег и приступил затем к последним прощаниям. Слов с обеих сторон ска¬ зано было не много. Траппер пожал каждому руку и каж¬ дому пробормотал что-нибудь дружеское и ласковое. У Мидлтона совсем отнялся язык, и, чтобы скрыть волне¬ ние, он сделал вид, будто возится с поклажей. Поль свист¬ нул во всю мочь, и даже Овиду расставание далось нелегко и пришлось прикрыть горесть напускной решимостью фи¬ лософа. Обойдя всех по порядку, старик сам вытолкнул лодку на стрежень и пожелал друзьям быстрого и счастли¬ вого плавания. Не сказано было ни слова, не сделано удара веслом, пока течение не унесло путешественников за при¬ горок, который скрыл траппера от их глаз. В последний раз они его увидели стоящим па косе, у самой воды: он оперся на ствол ружья, в ногах у него лежал Гектор, а кобелек, молодой и сильный, весело носился по песчаной отмели. Глава XXXIV Вода в реках стояла высоко, и лодка птицей неслась по течению. Плавание прошло благополучно и быстро. Благо¬ даря стремительному течению, оно отняло втрое меньше времени, чем потребовалось бы на тот же путь, если совер¬ шить его по суше. Следуя по рекам, которые, как жилы в теле, все сообщаются с более крупными жизненными арте¬ риями, лодка вскоре вошла в русло главной реки Западных штатов и успешно причалила у самых дверей отчего дома Инес. Нетрудно представить себе радость дона Аугустина и смущение достойного отца Игнасио. Первый плакал и воз¬ носил благодарения небесам; второй возносил благодаре¬ ния, но не плакал. Добросердечные провинциалы были так счастливы, что не возникло никаких щекотливых вопросов в связи с нежданным этим возвращением: в обществе уста¬ новилось согласное мнение, что невеста Мидлтона была по¬ хищена каким-то негодяем и возвращена своим друзьям земными средствами. Нашлись, конечно, и скептики, не очень этому поверившие, но своим сомнениям они преда¬ вались втихомолку с той гордой и одинокой отрадой, какую 399
находит скупец, созерцая свои все возрастающие и беспо¬ лезные сокровища. Чтобы доставить достойному священнику занятие по душе, Мидлтон поручил ему соединить браком Поля и Эллеи. Бортник согласился на это, так как видел, что все его друзья придают большое значение церковному обряду; но вскоре затем он повез новобрачную в Кентукки под тем предлогом, что надо соблюсти обычай и навестить много¬ численных Ховеров. Там он не преминул должным поряд¬ ком освятить брак у одного своего знакомого судьи, ибо не слишком верил в прочность брачных цепей, скованных черпорясниками папской державы. Эллен, рассудив, что, пожалуй, и впрямь нужны особые меры, чтобы удержать столь необузданного человека в супружеских узах, не стала возражать против этих двойных оков, и все стороны были удовлетворены. Положение, приобретенное Мидлтоном в городе благо¬ даря женитьбе на дочери такого крупного землевладельца, как дои Аугустин, равно как и личные его заслуги, при¬ влекли к нему внимание начальства. Ему стали часто дове¬ рять ответственные посты, что, в свою очередь, возвышало его в мнении общества и делало влиятельным лицом. Борт¬ ник был первым, кому он стал оказывать покровительство. Двадцать три года назад в тех областях еще сохранялись патриархальные нравы, и было нетрудно подыскать для Поля занятие, отвечавшее его способностям. Мидлтон и Инес нашли в Эллеи ревностную союзницу, сумевшую умно и тактично поддержать их старания, и с течением времени влияние друзей и жены во многом изменило к лучшему характер бортника. Поль Ховер сделался вскоре арендатором земельного участка, йотом преуспевающим сельским хозяином, а через некоторое время получил должность в муниципалитете. Этому неизменному жизнен¬ ному успеху сопутствовало, как нередко можно наблюдать в нашей республике, и духовное облагораживание: чело¬ век стремится к образованию, исполняется чувством соб¬ ственного достоинства. Он поднимался шаг за шагом, и его жена с глубокой материнской радостью видела, что ее де¬ тям уже не грозит опасность вернуться к тому состоянию, из которого выбились их мать и отец. В настоящее время мистер Ховер является членом од¬ ного из низших законодательных органов штата, где про¬ жил долгие годы; и он даже славится своими речами, спо¬ 400 13
собными развеселить почтенный и скучный синклит; к тому же они основаны всегда на практическом знании и ценны тем, что помогают разрешению вопросов применительно к местным условиям, а это как раз то, чего частенько не хватает многим хитроумным, тонко разработанным тео¬ ретическим рассуждениям, какие можно ежедневно услы¬ шать в подобных собраниях из уст иного ретивого зако¬ нодателя. Однако эти счастливые достижения явились плодом многих усилий и долголетнего труда. Мидлтон со¬ ответственно разнице в их образовании был избран в более высокое законодательное собрание. Он и явился тем источ¬ ником, из которого мы почерпнули большую часть сведе' ний, легших в основу нашей повести.
хой равниной, придавая ей краски и оттенки невообрази¬ мой красоты. Еще сохранилась летняя зелень, и табуны лошадей и мулов мирно паслись на широком естественном пастбище под неусыпным надзором мальчиков пауни. Поль высмотрел среди животных характерную фигуру Азинуса. Гладкий, раскормленный, преисполненный до¬ вольства, осел стоял» опустив уши, смежив веки, и, как видно, погрузился в раздумье о необычайной приятности своей новой бестягостной жизни. Следуя своим путем, отряд проехал невдалеке от од¬ ного из этих бдительных юных сторожей, которым племя доверило охрану своего основного богатства. Услышав кон¬ ский топот, мальчик поглядел на всадников, однако не вы¬ казал ни любопытства, ни тревоги и тут же опять напра^ вил взгляд туда, куда смотрел перед тем,— в ту сторону, где, как знали путешественники, находилась деревня. — За всем этим что-то кроется,— пробормотал Мидл- тон, несколько обиженный. В необычном поведении индей¬ цев оп усмотрел нечто оскорбительное не только для своего ранга, но и лично для себя.— Мальчишка слышал о нашем приезде, иначе он непременно помчался бы известить илемя. А между тем он едва удостоил нас взглядом. Осмот¬ рите-ка ружья, ребята. Возможно, будет полезно, чтобы дикари чувствовали нашу силу.
– На этот счет, капитан, вы, я думаю, ошибаетесь,— возразил Поль.— Если можно встретить верность в пре¬ риях, то вы найдете ее в нашем старом приятеле, Твердом Сердце. Да и нельзя судить об индейце, применяя к нему ту же мерку, что и к белому. Смотрите! Нами вовсе не пре¬ небрегли: вой едут все-таки люди встречать нас, хотя их совсем не много, и они не в параде. Поль был дважды прав. Вдалеке из-за рощицы выехали несколько всадников и направились по равнине навстречу гостям. Продвигались они медленно, с достоинством. Когда они подъехали ближе, стало видно, что это вождь Волков в сопровождении двенадцати молодых воинов-пауни. При них не было оружия, как не было на них убора из перьев и других украшений, которые индеец, принимая гостя, на¬ девает в знак уважения к нему, а не только как свидетель¬ ство собственной своей значительности. Отряды обменялись приветствиями, дружескими, но довольно сдержанными с обеих сторон. Мидлтон, заботясь как о собственном достоинстве, так и о престиже своего 402
правительства, заподозрил нежелательное влияние канад¬ ских агентов; и, желая поддержать авторитет той власти которую представлял, он мнил себя обязанным высказы вать высокомерие, далекое от его истинных чувств. Труд¬ ное было разобраться, какие побуждения владели пндеп цами. Спокойные и величавые, но не холодные, они являли пример любезности, соединенной со сдержанностью, кото¬ рую тщетно пытался бы перенять иной дипломат самого утонченного королевского двора. Так держались оба отряда, продолжая свой путь к се¬ лению. Пока ехали, Мидлтон успел обдумать все пришед¬ шие ему на ум возможные причины этого странного при¬ ема. Хотя при нем был штатный переводчик, пауни выра¬ зили свое приветствие таким образом, что обошлось без его услуг. Двадцать раз капитан поднимал глаза на своего бы¬ лого друга, стараясь прочесть выражение его сурового лица. Однако все попытки, все догадки оставались равно бесплодны. Взор Твердого Сердца был недвижен, спокоен и немного озабочен; но, непроницаемый, он не отражал и тени каких-либо душевных движений. Вождь не заговорил сам и, видно, не был расположен вызвать на разговор го¬ стей. Мидлтону ничего не оставалось, как поучиться вы- держке у своих спутников и ждать, когда объяснение при¬ дет своим чередом. Наконец они приехали в деревню, и он увидел, что ее обитатели собрались па открытом месте, выстроившись, как всегда, сообразно с возрастом и положением каждого. В целом они составили круг, в центре которого сидело че-> ловек десять — двенадцать главных вождей. Твердое Сердце, приблизившись, взмахнул рукой п, когда круг раздвинулся, проехал в середину вместе со всеми своими спутниками. Здесь они спешились, п, как только увели коней, чужеземцы увидели вокруг тысячу смуглых лиц, важных, спокойных, но озабоченных. Мидлтон обвел их глазами в нарастающей тревоге. Ни кличем, ни пением, ни возгласами не приветствовал его народ, с которым год назад он расставался с сожалением. Его беспокойство, чтобы не сказать опасения, разделяли и все его спутники. Тревогу в их взглядах постепенно сме¬ нила суровая решимость; каждый молча поправил свое ружье и проверил, в порядке ли прочее снаряжение. Однако хозяева не выказали в ответ тех же признаков враждебности. Твердое Сердце кивком пригласил Мидл- 403
тона и Поля следовать за ним и подвел их к группе людей, занимавшей центр круга. Здесь они нашли разрешение за¬ гадки, породившей в них столь естественные опасения. В грубом подобии кресла, устроенном так, чтобы тело могло легко сохранять прямое, но покойное положение, си¬ дел траппер. С первого же взгляда его друзья поняли, что старик призван наконец уплатить последнюю дань при¬ роде. Глаза остекленели и казались незрячими, потому что и них не отражалась мысль. Лицо несколько осунулось против прежнего, и резче заострились его черты; но этим, если судить по внешним признакам, и ограничивалась как будто вся перемена. Наступающую кончину нельзя было приписать какой-либо определенной болезни: это было по¬ степенное и тихое угасание физических сил. Правда, жизнь еще не покинула тело, но временами она как будто уже совсем готова была отлететь, а потом, казалось, опять возвращалась в недвижное тело, не желая отступиться от прав на это свое вместилище, не подточенное ни пороком, ни болезнью. Старик был посажен таким образом, чтобы свет заходя¬ щего солнца падал прямо на него, на его величавое лицо. Голова его была обнажена, и длинные пряди поредевших седых волос развевались на вечернем ветру. На коленях у него лежало ружье, а прочие охотничьи принадлежности, размещены были рядом, у него под руками. В ногах у него лежала собака, припавшая к земле головой, как будто во сне. Поза ее была свободна и естественна, и только со вто¬ рого взгляда Мидлтон разобрал, что видит не Гектора, а его чучело, которому индейцы искусно и любовно сумели придать совсем живой вид. Его собственная собака играла поодаль с маленьким сыном Тачичены и Матори. Сама мать стояла тут же, держа на руках второго своего мла¬ денца, который мог похвалиться происхождением от слав¬ ного корня, ибо его отцом был не кто другой, как Твердое Сердце. Дед его, Ле Балафре, сидел близ умирающего, и весь его вид говорил, что и ему уже недолго ждать конца. Все остальные в середине круга были тоже глубокие ста¬ рики, как видно подошедшие поближе, чтобы наблюдать, как справедливый и бесстрашный воин отправляется в свой самый далекий поход. За свою жизнь, деятельную, отмеченную постоянным самоограничением, старик нашел награду в мирной и ти¬ хой смерти. Силы, можно сказать, не изменяли ему до са¬ 404
мого конца. А их упадок, когда наступил, был и быстрым и безболезненным. Всю весну траппер еще выходил с пле¬ менем на охоту, но к началу лета ноги вдруг отказались служить. Его тело быстро слабело, а с ним и умственные способности. Пауни думали уже, что скоро лишатся му¬ дрого советника, которого научились любить и уважать. Но лампада жизни, чуть мерцая, все не хотела угаснуть. В утро того дня, когда прибыл Мидлтон, к умирающему, казалось, вернулась вся его прежняя сила. Он, как бывало, не скупился на полезные наставления и временами, узна¬ вая, останавливал глаза на ком-либо из друзей. Но это было как бы последнее прощание, с которым обратился к миру живых тот, чей дух уже считали отлетевшим, хотя в теле еще теплилась жизнь. Подведя своих гостей к умирающему, Твердое Сердце помолчал с минуту — не только для приличия, но и в искренней печали,— затем слегка наклонился и спросил: — Слышит мой отец слова своего сына? — Говори,— ответил траппер глухо, но в окружающей тишине его слова прозвучали с отчетливостью, от которой становилось страшно.— Я покидаю селенье Волков и скоро буду так далеко, что твой голос не дойдет до меня. — Пусть мудрый вождь не тревожится, отправляясь в путь,— продолжал Твердое Сердце, в искреннем горе забы¬ вая, что другие ждут, когда и им можно будет обратиться к его названому отцу.— Сто Волков будут очищать его тропу от терновника. — Пауни, я умираю, как жил, христианином! — снова заговорил траппер с такою силой в голосе, что слушавшие встрепенулись, точно при звуке трубы, когда ее призывы, сперва лишь еле доносившиеся из глухой дали, вдруг сво¬ бодно разнесутся в воздухе.— Как пришел я в жизнь, так я хочу и уйти из жизни. Человеку моего племени не нужно ни коня, ни оружия, чтобы предстать пред Великим духом. Он знает, какого цвета моя кожа, и сообразно с тем, как был я одарен, будет он судить меня за мои дела. — Мой отец расскажет моим молодым воинам, сколько сразил он мингов и какие совершал он дела доблести и справедливости, чтобы они научились ему подражать. — Хвастливый язык не слушают в небе белого чело¬ века! — торжественно возразил старик.— Великий дух ви¬ дел все, что я делал. Глаза его всегда открыты. Что было сделано хорошо, он запомнил; неправые мои дела он не 405