Избранные сочинения в шести томах. Том 4-й
Шрифт:
качестве посредника одного довольно известного здесь, если ты помнишь, малого — дурачка, по имени Джэб Прей. Лайонел несколько секунд молчал, вспоминая все, что произошло в первые месяцы его пребывания в Бостоне. Весьма возможно, что к размышлениям безотчетно при¬ мешивалось какое-то неясное и все же тягостное чувство, потому что он постарался его подавить и сказал с напуск¬ ной веселостью: — Конечно, я хорошо помню Джэба — кто хоть раз видел его и разговаривал с ним, не скоро его забудет. Прежде он был очень ко мне привязан, но, вероятно, как это водится, забыл и думать обо мне, когда я попал в беду. — Ты несправедлив к нему. Этот косноязычный дура¬ чок не только часто справляется о тебе, но он, как мне кажется, иногда бывает лучше осведомлен, чем я, и, вместо того чтобы спросить, как ты себя чувствуешь, сам сооб¬ щает, что у тебя дело пошло на поправку, особенно после того, как извлекли пулю. — Это, однако, довольно странно, — сказал Лайонел задумчиво. — Не так уж странно, Лео, как может сперва показать¬ ся. Джэб все-таки что-то соображает, судя по. тому, как он еще недавно выбирал блюда у нас за столом. Ах, Лео, Лео! Можно найти немало тонких гастрономов, но где мы най¬ дем второго такого друга, человека, который мог и поесть, и пошутить, и выпить, и поспорить с приятелем, и все это одновременно, как бедный Деннис, который ушел от нас навсегда! В Маке была какая-то острота, эдакий перец, как бы приправа к пресной жизни! Меритон, старательно чистивший мундир хозяина — обязанность, которую он выполнял ежедневно, несмотря на то что за все время эту одежду никто ни разу не надевал, — искоса взглянул на потупленные глаза майора и, заклю¬ чив, что тот не собирается отвечать, решил сам в меру своих сил и способностей поддержать разговор: — Да, сударь, хороший был человек капитан Макфыоз, и все говорят, храбро сражался за короля. Жаль только, что при такой авантажной фигуре он не умел со вкусом одеваться.
=— Ах, Меритон! Я и не подозревал, что ты так наблю¬ дателен! — воскликнул растроганный Полуорт. — У Мака были все задатки настоящего человека, хотя некоторые из них, может быть, не совсем развились. Его юмор придавал особый вкус каждой беседе, в которой он участвовал. На¬ деюсь, ты убрал его должным образом, Меритон, для его последнего парада? — Конечно, сударь, мы устроили ему самые пышные похороны, какие только можно не в Лондоне. Кроме сол¬ дат ирландского полка, присутствовали все гренадеры, то есть те, кто остался цел — что-то около половины. И, зная, как его уважал мой хозяин, я самолично убрал покойника: подровнял бакенбарды и немного начесал волосы вперед, а так как у его благородия появилась седина, слегка его припудрил; второго такого благообразного покойника и пе сыскать, пусть бы даже это был генерал. В глазах Полуорта блеснули слезы, и он шумно высмор¬ кался, прежде чем ответить. — Да, время и труды посеребрили беднягу, но великое утешение знать, что умер он как солдат, а не от руки гру¬ бого мясника — Природы, и что покойника проводили в. последний путь с почестями, которые он заслужил, — А как же, сударь, — с важностью провозгласил Меритон, — мы устроили ему пышнейшую процессию. До чего же много можно сделать из мундира его величества на таких торжествах! Загляденье, да и только!.. Вы что-то изволили сказать, сударь? — Да, — нетерпеливо ответил Лайонел. Убери ска¬ терть и сходи узнай, нет ли для меня писем. Камердинер повиновался, и, немного помолчав, друзья возобновили разговор, но уже на менее тягостцую тему. Полуорт болтал без умолку, и Лайонел вскоре получил общее и, следует отдать справедливость беспристрастию капитана, вполне правильное представление о силах врага, а также обо всем, что произошло после рокового сражения на Бридс-Хилле. Раз или два больной позволил себе намек¬ нуть на упорство мятежников и неожиданную их стой¬ кость, и Полуорт не возражал, отвечая только меланхоли¬ ческой улыбкой, или же многозначительно указывал на свою деревянную подпорку. Разумеется, после такого тро¬ гательного признания прошлой ошибки его друг перевел разговор на менее личную тему. Лайонел узнал, что главнокомандующий все еще удер¬ 221
живал дорого доставшуюся ему позицию на соседнем полуострове, где, однако, был так же прочно обложен, как в самом Бостоне. Меж тем как война велась всерьез, там, где она вспыхнула, вооруженные стычки начались и во всех колониях к югу от Святого Лаврентиям и Великих Озер, где присутствие королевских войск заставляло обра¬ титься к оружию. Пока не иссяк первый энтузиазм вос¬ стания, колонисты всюду одерживали победы. Как уже говорилось, была создана общеамериканская армия, и ее отдельные отряды осаждали города, взятие которых пред¬ ставлялось в эти первые месяцы войны важным для дости¬ жения главной цели. Но недостаток оружия и раздроблен¬ ность уже начали сказываться. После ряда незначитель¬ ных побед Монтгомери погиб в отчаянной и окончившейся неудачей попытке взять штурмом неприступную крепость Квебек; теперь американцам приходилось думать не о на¬ ступательных действиях, а о том, как бы накопить силы, так как никто не сомневался, что правительство собирается незамедлительно принять самые решительные меры. В метрополии тысячи их английских соподданных открыто выражали свое недовольство войной, и правитель¬ ство, вынужденное считаться со свободолюбивыми веяния¬ ми, успевшими пустить глубокие корни прежде всего в Англии, обратилось к тем европейским державам,,которые издавна торговали солдатами, в поисках наемников, чтобы усмирить колонистов. Наиболее робкие американцы при¬ ходили в ужас от слухов об огромных ордах русских и немцев, которые вскоре наводнят страну и поработят их. Быть может, ни один шаг противника так не озлобил и не восстановил против него колонистов, как это обраще¬ ние за помощью к чуже-земцам для решения чисто вну¬ треннего спора. Пока в нем участвовали люди одной нацио¬ нальности, воспитанные в общих для обоих народов взглядах на справедливость и закон, оставались какие-то точки соприкосновения, которые могли умерить жесто¬ кость борьбы и со временем даже привести к полному при¬ мирению. Но американцы правильно рассудили, утверж¬ дая, что от победы, одержанной с помощью рабов,, по¬ бежденному нечего ждать, кроме постыдного рабства. Это было все равно, что, безрассудно отбросив ножны, предоставить решение вопроса только мечу. К растущему отчуждению, которое подобные меры неизбежно вызывали между народами метрополии и колоний, следует добавить, 222
что они во многом изменили отношение американцев к особе короля. Во время всех гневных споров и взаимных обвинений, предшествовавших кровопролитию, колонисты не только на словах, но и в душе целиком признавали ту фикцию английского закона, которая гласит, что «король непо¬ грешим». Во всей обширной Британской империи, где никогда не заходит солнце, у английского монарха не было подданных, более преданных его династии и особе, чем те самые люди, которые ныне вооружились против того, что они считали неконституционным посягательством на его власть. До этого времени вся сила их негодования вполне справедливо обрушивалась на советчиков короля, а про самого монарха думали, что он не знает о чинимых его именем злоупотреблениях, в которых он, вероятно, в самом деле был неповинен. Но по мере того как борьба разгора¬ лась, стало ясно, что политические действия, которые сан¬ кционировал монарх, он одобрял и как человек. Вскоре среди тех, кто был лучше осведомлен, шепотом стали пере¬ давать, что уязвленное самолюбие короля заставляет его настаивать на сохранении того, что он считал своими пре¬ рогативами, и на верховной власти того законодательного собрания, которое заседало в его столице и на которое он мог влиять непосредственно. Вскоре эти слухи стали до¬ стоянием всех, и, так как умы людей постепенно освобож¬ дались от былых пристрастий и былых предрассудков, они вполне естественно спутали голову с руками, позабыв, что установление «свободы и равенства» никогда не состав¬ ляло ремесла монархов. Имя короля произносилось уже далеко не с тем почте¬ нием, как прежде, и, когда колониальные писатели стали смелее касаться его особы и власти, забрезжил свет, явив¬ шийся провозвестником появления «западных звезд» среди национальных эмблем земли. До тех пор мало кто думал и никто не решался открыто говорить о независимости, хотя сам ход событий неуклонно подводил колонистов к такому бесповоротному шагу. Верность королю была последней и единственной свя¬ зующей нитью, которую оставалось порвать, ибо колонии уже сами управляли всеми своими делами, как внутрен¬ ними, так и внешними, в той степени, в какой это возмож¬ но новой стране, не получившей еще всеобщего призна¬ ния. Но так как честная натура Георга III не терпела 223
пикакого притворства, взаимное возмущение и отчужден¬ ность были естественным следствием обоюдного разочаро¬ вания короля и его западных подданных Все это и многое другое рассказал Полуорт, который при всех своих эпикурейских наклонностях отличался большим здравомыслием и полным отсутствием предвзя¬ тости. Лайонел больше слушал, жадно внимая каждому слову, пока внезапная слабость и бой часов на соседней башне не напомнили ему, что он преступает границы осто¬ рожности. Приятель помог обессилевшему больному до¬ браться до постели и, снабдив его кучей добрых советов и крепко пожав ему руку, заковылял к двери со стуком, бо¬ лезненно отдававшимся при каждом его шаге в сердце майора Лайонела. Глава XIX Не повелел господь, чтоб мудрость смертных Им открывала небо. Каупер Нескольких дней моциона на бодрящем морозном воз¬ духе оказалось достаточно, чтобы восстановить силы боль¬ ного, раны которого зажили, пока он лежал в полудремо¬ те, навеянной болеутоляющими. Взяв в соображение свою хромоту и слабость Лайонела, Полуорт, бросая вызов на¬ смешникам и острословам полка, обзавелся одним из тех удобных и покойных экипажей, которые в добрые старые времена колониальной покорности носили забавное и не¬ притязательное наименование «баул». Для своего выезда ему пришлось взять одного из великолепных скакунов приятеля. Благодаря настойчивости конюха, а также, ве¬ роятно, и пустоте фуражных складов конь в конце концов привык бежать по заснеженной мостовой такой спокойной иноходью, будто сам прекрасно сознавал, что здоровье его 1 Английский король не мог, разумеется, преодолеть предрас¬ судков, неотъемлемых от его положения, но как человек он был честен и справедлив. Слова, сказанные им нашему первому послу в Англии после заключения мира, заслуживают того, чтобы их ча¬ ще цитировали: «Я последним в моем королевстве признал вашу независимость и буду последним, кто на нее посягнет». — Примеч% автора. 224
хозяина далеко не прежнее. В этом надежном экипаже оба друга ежедневно катались по улицам города или причуд¬ ливо изгибавшимся дорожкам на лугах у Бикон-Хилла, принимая поздравления друзей, или же сами навещали раненных в том же сражении и менее счастливых товари¬ щей, которые все еще вынуждены
— Ну и глупо, милочка, очень даже глупо! Бедный капитан дорого поплатился за свою ошибку и достоин жалости. — Смотри, кузина, жалость сродни многим другим нежным чувствам. Впустив ее, ты, того и гляди, откроешь двери всему семейству. — В том-то и разница, Сесилия, ты уважаешь майора Линкольна, и потому готова восхищаться Хау й всеми его приспешниками, а я могу жалеть человека и все же оставаться непреклонной. Le bon temps viendra1. — Никогда! — с жаром прервала ее Агнеса, не заме¬ чая, что выдает себя с головой. — Никогда, во всяком слу¬ чае — пока на нем красный мундир! Сесилия улыбнулась и, не сказав больше ни слова, ушла к себе. Такие небольшие перепалки, приперченные неукроти¬ мым нравом Агнесы, повторялись довольно часто, несмотря на то, что взор ее кузины день ото дня становился все задумчивее, а равнодушие, с которым она слушала, все заметнее. Тем временем осада, хотя она и велась с большим тща¬ нием, по существу сводилась только к блокаде. Тысячи американцев расположились в окрестных селе^ ниях, и сильные отряды были размещены возле батарей, господствующих над подступами к городу. Хотя вооруже¬ ние их значительно пополнилось после захвата нескольких судов с военными грузами, а также капитуляции двух сильных фортов на канадской границе, все же оно было еще слишком скудно, чтобы расходовать его с расточитель¬ ностью, необходимой для решительного штурма. Впрочем, такая сдержанность объяснялась не только недостатком вооружения, но и тем, что колонисты, щадя свое добро, не хотели разрушать город, рассчитывая получить его назад целым и невредимым. С другой стороны, впечатление, произведенное битвой при Банкер-Хилле, было еще слиш¬ ком живо, и английское командование не знало, на что решиться, а это позволяло Вашингтону сковывать превос¬ ходящие силы противника необученной и плохо вооружен¬ ной толпой, которая временами не в состоянии была вы¬ держать даже самую кратковременную схватку* 1 Ничего, солнце еще выглянет (франц.). 226
Однако видимость военных действий неизменно поддер¬ живалась: постреливали пушки, и бывали дни, когда стыч¬ ки аванпостов вызывали бодее длительную и сильную канонаду. Уши дам давно уже привыкли к грохоту залпов, и, так как потери были самые незначительные, да и то лишь на внешних укреплениях, этот грохот никому не внушал особого страха. Так промелькнули две недели, за которые не произошло ни одного события, достаточно примечательного, чтобы о нем стоило рассказать. Как-то утром, уже по прошествии этих двух недель, в дворик особняка миссис Лечмир вка¬ тил капитан Полуорт, проделывая все те удивительные манипуляции, которые в 1775 году считались необходимой принадлежностью лихого возницы. Минуту спустя его де¬ ревянная нога уже стучала по коридору, оповещая о при¬ ближении капитана к гостиной, где его ожидали осталь¬ ные. Когда дверь распахнулась и он показался на пороге, обе кузины стояли, уже закутанные в меха, и их улыбаю¬ щиеся розовые личики выглядывали из-под кружев, а майор Линкольн принимал из рук Мерйтона плащ. — Как, уже в гарнире!—воскликнул добродушный Полуорт, переводя взгляд с одной на другую. — Тем луч¬ ше: пунктуальность — закваска жизни; точные часы нуж¬ ны гостю не менее, чем хозяину, а хозяину—'не менее, чем его повару. Мисс Агнеса, вы просто убийственны сегодня! Если Хау хочет, чтобы его офицеры выполняли свой долг, ему следовало бы запретить вам появляться в его лагере. Глаза мисс Денфорт засверкали, но взгляд ее, случайно упав на деревяшку капитана, тотчас смягчился, и она огра¬ ничилась тем, что с улыбкой заметила: — Пусть ваш генерал лучше поостережется сам — поч¬ ти каждый раз, когда я выхожу из дому, мне приходится наблюдать его слабость. Капитан выразительно пожал плечами и, обернувшись к другу, вполголоса пожаловался: — Вот видишь, майор Линкольн, с тех пор как я вы¬ нужден подавать себя с одной ногой, словно индейку, оставшуюся от вчерашнего обеда, я не могу добиться от мисс Денфорт колкости — она стала кроткой и пресной до невозможности; а ведь я все равно что двузубая вилка, годная только для разделки! Теперь пусть меня хоть на куски режут — мне безразлично, раз она потеряла всю свою остроту. Ну что ж, поехали в церковь? 227
Лайонел, казалось, был смущен и несколько мгновений вертел в руках какой-то листок, прежде чем протянуть его капитану. — Что это такое? — осведомился Полуорт. — «Два офи¬ цера, раненные в недавнем сражении, просят отслужить благодарственный молебен за свое исцеление...» Гм... гм... два?,. Ты, а кто же второй? — Я полагал, что мой друг и школьный товарищ! — Как, я? — воскликнул капитан, невольно поднимая деревянную ногу и разглядывая ее с грустью. — Н-да! И ты думаешь, Лео, я должен быть благодарен за то, что мне оторвало ногу? — Могло быть хуже. — Не знаю, — упрямился Полуорт. — Было бы симме¬ тричнее, если б я сразу лишился обеих. — Ты забываешь о своей матушке, — продолжал Лайо¬ нел, словно не слыша Полуорта. — Я убежден, что ей это будет приятно. Полуорт громко откашлялся, раза два провел рукой по лицу, искоса глянул на свою целую ногу, потом дрогнув¬ шим голосом ответил: — Пожалуй, ты прав: мать не перестанет любить свое дитя, даже если его изрубят в котлету! Прекрасный пол становится сердобольнее, когда перевалит за сорок, а вот девушки —те очень придирчивы к пропорциям и симме¬ трии. — Значит, ты согласен, чтобы Меритон подал записку так, как она написана? Полуорт еще секунду колебался, потом, вспомнив свою матушку в далекой Англии (Лайонел знал, какую струну задеть), расчувствовался: — Конечно, конечно, ведь могло бы быть хуже, как с бедным Деннисом. Ладно уж, подавай от нас обоих! Хоть и трудно, а уж как-нибудь преклоню колено ради такого случая. Как знать, Лео, может быть, когда одна молодая особа увидит, что мое приключение заслуживает благо¬ дарственного молебна, она перестанет считать меня пред¬ метом жалости. Лайонел молча кивнул, а капитан, подойдя к Агнесе, повел ее к саням с подчеркнуто беспечным видом, кото¬ рый, по его представлению, должен был показать девушке его пренебрежение к любым превратностям войны. Сесилия 228
оперлась на руку майора Линкольна и, вскоре все четверо уже сидели в экипаже. До этого дня — второго воскресенья после того, как Лайонел стал выходить, и первого — когда погода позволи¬ ла ему поехать в церковь, — молодому человеку не пред¬ ставлялось случая увидеть изменившийся облик города. Жители мало-помалу покинули Бостон, одни — тайком, другие — по пропускам главнокомандующего, и те немно¬ гие, что еще оставались, составляли незначительное меньшинство по сравнению с английскими солдатами и офицерами. На улице, ведущей к Королевской церкви, толпились военные; стоя кучками, они беспечно смеялись, нимало не смущаясь тем, что их легкомысленная болтовня оскорбляет благочестивых горожан, которые со строгими лицами направлялись в церковь. В самом деле, распущен¬ ные нравы гарнизона до такой степени уничтожили то суровое благочиние, которое всегда отличало Бостон и бы¬ ло постоянным предметом забот и гордости его жителей, что даже рядом с храмом слышались грубые шутки и не¬ пристойный смех балагуров и повес в тот час, когда обычно над всей провинцией воцарялась глубокая тишина, как будто сама Природа замирала, чтобы присоединиться к человеку в хвале творцу. Лайонел с огорчением заметил эту перемену; не ускользнуло от его беспокойного взгляда и то, что их спутницы спрятали лица в муфты, словно заго¬ раживаясь от картины, которая не могла не пробудить еще более тягостные чувства в душах, с детства приученных чтить строгие обычаи своей родины. Когда сани остановились перед церковью, десятки рук протянулись, чтобы помочь дамам перейти полоску зале¬ денелого тротуара от экипажа до дверей храма. Агнеса, поблагодарив, услужливых кавалеров холодным кивком, отвергла их помощь, а одному особенно настойчивому юно¬ ше заметила с тонкой усмешкой: — Мы здешние уроженки и привыкли ходить по льду, хотя иностранцам это может казаться опасным. Затем она проследовала в церковь, не удостаивая бро¬ сить взгляд ни направо, ни налево. Сдержанность Сесилии, державшейся обычно, мягче и любезнее, была тем более заметна. По примеру кузины, она прямо направилась к своему месту с таким неприступ¬ ным видом, что те, кто не прочь был бы завести с ней лег¬ кий светский ра'зговор, не решились даже подойти к ней. 229