Избранные сочинения в шести томах. Том 4-й

Купер Джеймс Фенимор

вы забавляетесь, как неразумные дети, и в злобе своей за^ бываете не только свое достоинство, но и бога. — А теперь эти лошади околевают, потому что у них нет сена, и поделом им! — промолвил Джэб, усердно ковы¬ ляя рядом с Лайонелом. — Лучше бы они сами собрались сюда да послушали проповедь, а то согнали бессловесную скотину в священное место! — Скажи мне, друг мой, может быть, тебе известны и другие столь же непростительные поступки, в которых по¬ винна наша армия? — А вы что, не слышали про Северную церковь? Они же разобрали на дрова самый большой храм в округе! Они рады были бы растащить по кусочкам даже наш Фанел- Холл, да боятся! Лайонел промолчал. Он уже слышал о том, что терпев¬ ший недостаток в топливе гарнизон, положение которого день ото дня становилось все тяжелее вследствие постоян¬ ных нападений американцев, начал разбирать на дрова некоторые дома, а как явствовало из слов Джэба, и церк¬ ви. Но эти действия, по мнению Лайонела, вызывались острой необходимостью военного положения. В них не было того презрения к чувствам народа, которое он на¬ блюдал сейчас среди древних стен Южной церкви — хра¬ ма, весьма почитаемого и известного всей Новой Англии. В угрюмом молчании Лайонел шагал по пустынным улицам, пока не добрался до церкви, к которой судьба была более благосклонна и в которой продолжали совершаться богослужения, ибо случайно данный ей титул земного вла¬ дыки сделал ее стены более священными в глазах англий¬ ского гарнизона. Глава XXII Ты чересчур похож на призрак Банка, Сгинь! Шекспир, «Макбет» Королевская церковь ничем не походила на, осквернен¬ ный храм, который только что покинул Лайонел. Когда он вошел, свет его фонаря заиграл на бархатной обивке скамей и блеснул на золоченых украшениях и начищен¬ ных до блеска трубах органа. Стройные колонны с резны¬ 260

ми капителями отбрасывали причудливые тени на тонув¬ шие в полумраке углы, заполняя

хоры и потолок полчищем воображаемых призраков. Молодому человеку стало даже как-то не по себе, но потом это обманчивое впечатление рассеялось, и озябший Лайонел не без удовольствия по¬ чувствовал, что в церкви не так уж холодно. Тепло, кото¬ рое поддерживалось во время дневной службы, еще не совсем улетучилось, ибо, хотя горожане и гарнизон мерз¬ ли из-за нехватки дров, храм, где молился сам губернатор, не терпел ни в чем недостатка. Джэбу велено было подло¬ жить поленья на тлеющие угли, а так как дурачок хоро¬ шо знал, где хранилось топливо, и сам жестоко промерз, то выполнил поручение с большим рвением и быстротой. Покончив со всеми приготовлениями, Лайонел принес из алтаря стул, а Джэб пристроился на полу подле вздра¬ гивающей от жара железной печки, скорчившись в своей обычной позе, которая трогательно свидетельствовала о том, что бедняга понимает, насколько он не похож на остальных людей. Когда приятное тепло охватило едва прикрытое лохмотьями тело слабоумного, голова его скло¬ нилась на грудь, и он задремал, как измученная бездомная собака, добравшаяся наконец до сухого и теплого места. Человек с более живым умом захотел бы узнать причины, /побудившие его спутника прийти в церковь в такой не¬ урочный час, но Джэб был чужд всякого любопытства; даже в минуты просветления мысль его редко выходила из узких рамок религиозных понятий, внушенных ему еще до того, как болезнь помутила его рассудок, или же попу¬ лярных в то время взглядов, близких каждому колонисту Новой Англии. Иное дело майор Линкольн. Стрелка часов говорила ему, что пройдет еще много томительных минут, прежде чем прибудет его невеста, и он приготовился ждать со всем терпением, какое возможно в двадцать пять лет при подоб¬ ных обстоятельствах. И вскоре в храме воцарилась полная тишина, нарушаемая только порывами ветра на улице да глухим ревом печи, возле которой в блаженном забытьи прикорнул Джэб. Лайонел пытался успокоить непослушные мысли и при¬ вести их в большое согласие с торжественным обрядом, в котором ему предстояло принять участие. Однако, не в си¬ лах справиться с собой, он встал, подошел к окну и, выгля¬ нув на пустынную улицу, где кружили снежные вихри,

стал настороженно прислушиваться, не едет ли кто, хотя разум и подсказывал ему, что еще слишком рано. Затем он опять сел и с тревогой огляделся — он не мог отде¬ латься от ощущения, что кто-то спрятался в окружающем мраке с тайным намерением разрушить его счастье. Этот день был исполнен такого лихорадочного напряжения, при¬ нес столько радости и тревоги, что порой все казалось ему сном, и, чтобы удостовериться в обратном, он тб и дело бросал торопливый взгляд на алтарь, на собственный на¬ ряд и даже на спящего Джэба. Опять он взглянул вверх на колеблющиеся по стенам зыбкие й чудовищные тени, и его прежние страхи пробудились с новой силой, близкой к предчувствию. Им овладела такая тревога, что он обошел боковые приделы, тщательно осмотрел все скамьи и за¬ глянул за каждую колонну, но в награду за все труды услышал лишь громкое эхо собственных шагов по камен- ным плитам. Вернувшись, Лайонел подошел к печи, но мучительная тревога не покидала его, и ему так захотелось услышать звук человеческого голоса, что он решил разбудить Джэба., Едва Лайонел кончиком сапога притронулся к дурачку, как тот проснулся с живостью, которая указывала, сколь чуток и насторожен его сон. — Ты сегодня на редкость туп, Джэб, — сказал Лайо¬ нел, пытаясь приглушить беспокойство напускной весело¬ стью, — иначе ты спросил бы, почему я пришел в церковь в такой необычный час. — Бостонцы любят молелыш, — ответил дурачок. — Да, но они также любят и постель, и половина их наслаждается теперь тем благом, к которому ты, как вид¬ но, Жадно стремишься. Джэб любит есть и любит, когда тепло! — Да, и, судя по твоей сонливости, любит поспать. — Спать хорошо! Когда Джэб спит, ему не хочется есть. Лайонел умолк, внезапно поняв, какие страдания кры¬ лись за тупой апатией дурачка. — Скоро сюда придут священник и две дамы, а также капитан Полуорт. — Джэб любит капитана Полуорта — у него всегда много всякой еды. — Ну, довольно! Неужели ты не можешь думать ни о чем другом, кроме собственного желудка? 262

— Бог создал голод, — угрюмо ответил Джэб, — но он же создал и пищу, а король припас ее только для своих солдат. — Ну, так слушай внимательно, что я тебе скажу. Одна из дам, которая придет сюда,— это мисс Дайнвор; ты ведь знаешь мисс Дайнвор, Джэб?.. Красавицу мисс Дайнвор? Но чары Сесилии, очевидно, не произвели должного впечатления на дурачка, который глядел на Лайонела сво¬ им обьгсным тупым взглядом. — Как же ты не знаешь мисс Дайнвор? — повторил Лайонел с раздражением, которое в иное время заставило бы его улыбнуться. — Ведь она же часто давала тебе день¬ ги и одежду! — Я знаю. Миссис Лечмир — ее бабка! В глазах Лайонела это было несомненно одно из наи¬ меньших достоинств его невесты, и он, внутренне досадуя, помолчал, прежде чем добавить: — Кто бы ни были ее родные, сегодня она станет моей женой. Ты останешься здесь и будешь присутствовать при бракосочетании, потом погасишь свечи и ключ от церкви отнесешь мистеру Литурджи. Утром приходи ко мне за вознаграждением. Дурачок встал и с важным видом произнес: — Ладно. Майор Линкольн женится и приглашает Джэба на свадьбу! Теперь пусть Нэб сколько угодно бол¬ тает о гордости и тщеславии: кровь есть кровь и плоть — плоть! Пораженный осмысленным и странно многозначитель¬ ным взглядом дурачка, Лайонел потребовал объяснения его странных слов. Но, прежде чем Джэб успел ответить — впрочем, взор его тут же погас, указывая, что мысли сла¬ боумного вернулись в свои обычные узкие пределы, — вни¬ мание обоих привлек шум у входа. В следующую секунду дверь отворилась, и на пороге показался укутанный по самые глаза и запорошенный снегом священник. Лайонел поспешил ему навстречу и подвел к стулу, с которого только что встал. Когда доктор Литурджи снял плащ и предстал обла¬ ченный для свершения предстоящего обряда, одобритель¬ ная улыбка и все выражение его лица лучше всяких слов сказали, что он доволен стараниями Лайонела. г— Почему бы церкви не быть такой же уютной, как 263

кабинет майора Линкольна? — сказал он, пододвигая стул поближе к печке. — Это чисто пуританская, еретическая идея, будто религии по природе своей непременно надле¬ жит быть суровой и мрачной; зачем же нам собираться для свершения треб, терпя холод и неудобства? — Вы совершенно правы, — ответил Лайонел, с бес¬ покойством поглядывая в окно. — Я не слышал, что про¬ било десять, хотя по моим часам уже начало одиннадца¬ того. — В такую погоду городские часы ходят очень неис¬ правно... Наша плоть подвержена множеству всяких неиз¬ бежных зол и напастей, и мы должны во всех случаях жизни искать счастья и стараться скрасить свое существо¬ вание. Более того: долг повелевает... — Грешникам не положено быть счастливыми, про¬ изнес глухой угрожающий голос из-за печки. — Как? Вы что-то сказали, майор Линкольн?.. Доволь¬ но странная мысль для жениха! — Это слабоумный, которого я привел сюда, чтобы протопить печи, повторяет сентенции своей матушки. Но доктор Литурджи уже заметил скорчившегося за печыо Джэба и, поняв, кто его перебил, откинулся на спинку стула и продолжал с презрительной улыбкой: — Я знаю этого малого, сэр. Как не знать! Он напич¬ кан текстами святого писания и любит спорить о вопросах веры. Очень прискорбно, что при его малом разуме им так плохо руководили в детстве; а от этой Софистики он и во¬ все рехнулся. Мы — я имею в виду служителей нашей Церкви — часто в шутку величаем его бостонским Кальви¬ ном... Ха-ха-ха! Но, говоря о епископальной церкви, не думаете ли вы, что одним из следствий подавления мя¬ тежа будет распространение ее благодати на колонии? Не¬ далеко то время, когда истинная церковь станет единствен¬ ной в этих зараженных ересью провинциях. — Да, конечно, несомненно! — сказал Лайонел, опять с тревогой подходя к окну. — Почему они так медлят? Священник, для которого бракосочетания были делом слишком обыденным, чтобы вызвать особый интерес, по¬ нял нетерпеливого жениха буквально и соответственно от¬ ветил: — Рад это слышать, майор Линкольн; и надеюсь, когда в парламенте будет обсуждаться билль об амнистии, вы отдадите свой голос за включение этого условия. 104

В этот миг Лайонел заметил подъезжавшие по безлюд¬ ной улице хорошо знакомые сани и с радостным возгла¬ сом кинулся встречать невесту. Священник же, окончив фразу самому себе и поднявшись со стула, на котором расположился с таким комфортом, взял свечу и вошел в алтарь. Заранее расставленные свечи были зажжены, мо¬ литвенник раскрыт, лицу придана надлежащая торжест¬ венность, и так, с подобающим достоинством, он ждал приближения тех, чей союз должен был освятить. Джэб отошел в темный угол и оттуда созерцал это вну¬ шительное зрелище с детским благоговением. Затем в сумрачной глубине храма показалось несколь¬ ко человек, медленно двигавшихся к алтарю. Впереди шла Сесилия, опираясь на руку Лайонела, служившую ей на¬ дежной поддержкой. Салоп и капор она сняла у входа и предстала перед священником в наряде, достойном

столь торжественной церемонии и в то же время подходившем к его внезапности и тайности. Атласная, отделанная доро¬ гим мехом пелерина небрежно ниспадала с ее плеч, не¬ сколько закрывая ее стройную фигуру. Под пелериной виднелось платье из той же материи, плотно, по моде того времени облегавшее стан. Низ корсажа был в несколько рядов обшит широкими кружевами, и такие же широкие кружева, собранные сзади крупными складками, оторачи¬ вали юбку. Но красота и скромность наряда — для такого дня он, конечно, был скромен — терялись или, вернее, сами оставаясь незаметными, лишь оттеняли меланхолич¬ ную красоту невесты. Когда они приблизились к священнику, Сесилия еле приметным движением плеча сбросила пелерину на решет¬ ку алтаря и уже более твердым шагом последовала за Лайонелом к возвышению. Щеки ее были бледны, но ско¬ рее от внутренней решимости, чем от робости, а глаза пол¬ ны задумчивой нежности. Из них двоих она казалась если не более спокойной, то более сосредоточенной и по¬ глощенной предстоящим таинством, ибо, в то время как Лайонел с беспокойством оглядывался, словно ожидая, что кто-то вот-вот вынырнет из мрака, глаза Сесилии с трога¬ тельным и серьезным вниманием были устремлены на свя¬ щенника. Жених и невеста остановились на предназначенном для них месте, и, после того как Агнеса и Полуорт, кото¬ рые одни сопровождали Сесилию в церковь, вошли в 2С5

алтарь, послышался негромкий, но густой голос священ¬ ника. Поздний час и безлюдие храма, должно быть, не¬ сколько вдохновили пастыря. Первые фразы он произнес с расстановкой, делая частые и длительные паузы и при¬ давая особо внушительную интонацию каждому настав¬ лению. Но, когда он дошел до заключительных слов: «Если кто может указать причину, препятствующую им вступить в законный брак, пусть скажет об этом сейчас, в против¬ ном же случае отныне и навек хранит молчание», он возвысил голос и обратил взгляд на отдаленную часть хра¬ ма, будто обращаясь к невидимой в темноте толпе. Взоры всех присутствующих невольно устремились туда же, и, когда замерли последние отзвуки его голоса, наступила минута напряженного ожидания, которую можно объяс¬ нить лишь необычностью обстановки. И тут, когда все пе¬ ревели дыхание и готовы были повернуться к алтарю* гигантская тень поднялась над хорами и, вытянувшись по всему потолку, как зловещий призрак, нависла почти над самыми их головами. Священник запнулся на полуслове, Сесилия судорожно вцепилась в рукуЛайонела и задрожала. Мрачное видение медленно отступило, но, перед тем как исчезнуть, угрожающим жестом вскинуло руку, про¬ стершуюся через сводчатый потолок и вниз по стене, будто оно намеревалось схватить свои жертвы. — Если кто может указать причину, препятствующую им вступить в законный брак, пусть скажет об этом сей¬ час, в противном случае отныне и навек хранит молча¬ ние, — повторил пастор громким голосом, словно бросая вызов всему свету. И снова тень поднялась, являя на этот раз профиль исполинского человеческого лица, которому фантазия в этот миг легко могла приписать выражение и жизнь. Чер¬ ты его, казалось, исказились от сильного волнения и губы зашевелились, будто бесплотное существо обращалось к обитателям потустороннего мира. Потом над застывшей в ужасе группой поднялись две руки, сложенные как бы для благослрвения, после чего все бесследно исчезло; вверху тускло белел потолок, и храм был погружен в такое же безмолвие, как окружавшие его могилы. Еще раз взволнованный священник произнес свой вы¬ зов, и снова все глаза невольно обратились к тому месту, которое, казалось, имело форму человека, но лишено было его телёсной сущности. Однако тень больше не появилась. 266

Прождав напрасно несколько секунд, Литурджи продол¬ жал обряд, и, хотя голос его временами дрожал и срывался, бракосочетание закончилось без каких-либо новых помех. Сесилия произнесла положенные обеты и клятву в верно¬ сти с благоговейным трепетом, а Лайонел, все время ждав¬ ший какого-то несчастья, держался до самого конца цере¬ монии с наигранным спокойствием. Священник объявил их мужем и женой и благословил молодых, но никто не произнес ни слова, даже шепотом. Все молча поверну¬ лись и направились к дверям. Сесилия безучастно позво¬ лила Лайонелу набросить на себя пелерину и, вместо того чтобы, по своему обыкновению, поблагодарить его за услу¬ гу улыбкой, подняла тревожный взгляд к потолку с выра¬ жением, ошибиться в котором было невозможно. Полуорт и тот словно онемел, а Агнеса даже позабыла поздравить подругу и пожелать ей счастья. Священник торопливо приказал Джэбу погасить свечи и огонь в печке и сразу же поспешил за остальными с быстротой, которую готов был приписать позднему часу. Храм же, нимало не заботясь о его сохранности, он оста¬ вил на попечение слабоумного, но, как всегда, невозмути¬ мого сына Эбигейл Прей. Глава XXIII Не осуждай его; ведь все мы грешны. — Закрыть ему глаза. Спустите полог. А мы пойдем предаться размышленьям. Шекспир, «Генрих VI» В глубоком молчании новобрачные и их друзья сели в экипаж, и слышно было только, как Полуорт, понизив го¬ лос, торопливо отдавал приказания конюху. Преподобный Литурджи подошел попрощаться, и сани понеслись от церкви с такой быстротой, словно снедавшая седоков тай¬ ная тревога передалась коню. Движения священника, хотя и менее стремительные, тоже были торопливы, и через ка¬ кую-нибудь минуту на опустевшей улице лишь свистел ветер да вилась снежная пыль. Высадив всех у подъезда миссис Лечмир, Полуорт не¬ внятно пробормотал что-то вроде «счастье» и «завтра» — больше ничего Лайонел не сумел разобрать — щ хлестнув 267

лошадь, выехал за ворота с той же бешеной скоростью, с какой гнал всю дорогу от церкви. Едва все трое вошли, как Агнеса поднялась в спальню к миссис Лечмир сказать, что бракосочетание свершилось, а Лайонел повел свою хра¬ нившую молчание молодую жену в пустую гостиную. Сесилия стояла безучастная и недвижимая, как извая¬ ние, пока муж снимал с нее салоп и пелерину; лицо ее бы¬ ло бледно, глаза прикованы к полу, весь вид и поза говори¬ ли, что она сосредоточенно думает о случившемся в храме. Освободив ее от платков и шалей, в которые он же ее за¬ ботливо укутал, Лайонел усадил ее на кушетку, и Сесилия впервые после произнесения брачного обета заговорила: — Что это было — зловещее предзнаменование, — про¬ шептала она, когда он привлек ее к своей груди, — или всего лишь страшная игра воображения? — Ни то ни другое, любовь моя, — это просто была тень — тень Джэба Прея, которого я привел затопить печи. — Нет, нет, нет! — проговорила Сесилия быстро и уже несколько окрепшим голосом. — Это не было бессмыслен¬ ное лицо несчастного дурачка! Знаешь, Лайонел, в страш¬ ных очертаниях ужасной тени на стене мне показалось по¬ разительное сходство с профилем нашего двоюродного де¬ да, после которого твой отец унаследовал фамильный ти¬ тул, — с Черным сэром Лайонелом, как все его называли. — В такую минуту и ири таких обстоятельствах легко вообразить все, что угодно. Но зачем омрачать счастливый день нашей свадьбы страшными фантазиями? — Думаю, ты, Лайонел, согласишься, что я не суевер¬ на и не склонна к болезненным фантазиям? Но эта тень явилась в такую минуту, что всякая женщина на моем ме¬ сте испугалась бы грозного знамения. — Чего ты боишься, Сесилия? Разве мы с тобой' не об¬ венчаны? Разве не соединены священными узами? Новобрачная задрожала. И, видя, что она не хочет или не может ответить, Лайонел продолжал: — Не во власти человека разлучить нас теперь, а в брак мы вступили с согласия, даже больше — по горячему желанию, по приказу единственного человека, имевшего право как-то решать нашу судьбу. — Я верю... то есть я думаю, что все эта так, как ты говоришь, — ответила Сесилия, по-прежпему устремив от¬ сутствующий взгляд в пространство. — Да, конечно, мы обвенчаны. Но... 208

— Но что, Сесилия? Неужели ты допустишь, чтобы ни¬ что... тень так тебя мучила? — Да, это была тень, как ты говоришь, Лайонел; но откуда она взялась? Там же никого не было! — Но Сесилия, моя разумная, добрая, набожная моя Сесилия, почему ты не стряхнешь с себя это оцепенение и не подумаешь? Рассуди сама: может ли быть тень без того, чтобы что-то не загораживало света? — Не знаю, я не могу рассуждать, я потеряла рассу¬ док. Тот, чья воля закон и чье малейшее желание потря¬ сает мир, все может! Тень была — темная, говорящая, страшная тень; но кто мне скажет, что ее породило? — Твоя впечатлительность, дорогая, и твое воображе¬ ние создали призрак. Но соберись с мыслями и подумай: ведь могло случиться, что какой-нибудь бездельник из гарнизона вошел за мной в церковь и спрятался там, то ли чтобы сыграть злую шутку, то ли без всякой причины. — Он выбрал страшную минуту для подобной забавы! — Какой-нибудь олух, у которого хватило ума только на то, чтобы придать театральный эффект своей глупой проделке. Неужели же эта нелепая выдумка омрачит наше счастье или нам суждено быть несчастными оттого, что в Бостоне нашелся такой дурак? — Может быть, это слабость, глупость, кощунство, Лайонел, — сказала она, обращая на него чуть смягчив¬ шийся взор и пытаясь улыбнуться, — но удар цоразил меня в самое уязвимое для женщины место. Теперь, как ты знаешь, у меня нет от тебя тайн. Брак для нас, жен¬ щин, — это узы, которые вытесняют все другие привязан¬ ности. И в такую минуту, когда сердце преисполнено уверенности, разве не ужасно, что загадочное предзна¬ менование, истинное или ложное, явилось ответом на при¬ зыв священника? — Но узы эти не менее крепки, не менее важны и но менее драгоценны и для нас, мужчин, родная моя Сеси¬ лия. Поверь мне, что хоть мы считаем своим уделом высо¬ кие стремления и славные подвиги, чувства, подобные вашим, свойственны и нашей природе и утоляют их не те, кто льстят нашему тщеславию, а те, кого мы любим. За¬ чем же дозволять холоду губить лучшие твои чувства, когда они еще только зацветают? В его словах было столько успокоительного и в голосе звучало такое нежное участие, что ему наконец удалось 209