Изгнанница
Шрифт:
– А мне кажется, что я ответил сразу на два вопроса. Я не навязывался в лечении тела, но и думать не смел, что мне припишут еще и тайное знание души.
– Флавиан, мне кажется Виль прав…
– Подожди, Лавелия. Если бы у меня были основания, поверь мне, менее всего я был бы склонен что-то приписывать, - Флавиан усмехнулся.
– Я попросту обвинил бы и потребовал объяснений. Но в данном случае, когда дело касается сестры, если доказательства возникнут, будет поздно. И даже кровью невозможно будет смыть последствия. Твоей кровью.
Лорисс
– в попытке приворожить Лавелию! Конечно. Граф вполне мог придти к мысли, что человек, столько знающий о лечебных свойствах трав, не может не знать и о несколько других свойствах. Чего проще? Добавить в настойку щепотку даже сухих листьев Приворотника - и Лавелия будет как хвостик бегать за… Одна неувязка. Если девушка уже сейчас не дает ей прохода, то после настойки и вовсе сойдет с ума.
– Очень просто разрешить наш спор, Флавиан, - Лорисс пришлось заговорить. Она опасалась, что ее молчание граф оценит по-своему.
– Просто забудем о предмете. Я говорю о настое.
– Мне не хотелось бы быть категоричным, - начал Флавиан, и Лорисс мысленно застонала. Пытается на нее переложить ответственность. Боится, что Лавелия, будучи девушкой эмоциональной, поведет себя не лучшим образом, решись брат на категоричный приказ.
– Лавелия юная девушка…
Лорисс едва не усмехнулась: еще не известно, кто здесь кого юнее.
– Она доверчива, как ребенок, которого поманили конфетой. К тому же, ты, Виль, проявил себя достойным образом. Ты можешь мне поклясться, что этот напиток не дает эффекта привыкания, как иное дурманящее средство?
Он повернулся к Лорисс. Серые глаза диктовали ответ. Там, в глубине, где горел огонь, отраженный от костра, ясно читался не только приказ, но и кровавая расправа в том случае, если Лорисс не сдержит своей клятвы. Именно поэтому она сказала не то, что мысленно, но весьма понятно подсказывал ей граф.
– Вы, Флавиан, и вы, Лавелия, вправе делать то, что считаете нужным. Я уже сказал, и не собираюсь повторять. Хотите - пейте, хотите - нет. Но не заставляйте меня все время оправдываться.
Лорисс услышала, как за ее спиной тихо хмыкнул Далмат. Хотелось бы верить, что в его возгласе содержалась малая толика одобрения. В отличие от Глеба, в чьих глазах присутствовал немой укор. Спасибо следует ему сказать за то, что сдержался, и не стал отсчитывать при всех. В иносказательной манере, как умел только он.
– Мне кажется, Виль, - Флавиан не повысил тона, но в его голосе отчетливо прозвучали металлические нотки, - все мы несколько расслабились в дороге. Но это не дает права забывать об элементарных нормах общепринятого поведения. Я понимаю, что дорога - не лучшее место для того, чтобы выяснять отношения, но, видит Свет, я долго сдерживался. Может, настало время поучить тебя, как следует вести себя в приличном
К концу тирады плохо скрываемое раздражение все же вырвалось наружу. Граф не вскакивал со своего места, не хватался за меч - его слегка повышенный тон указывал на то, что слова не разойдутся с действием.
– Флавиан, - глаза Глеба метнули молнию. Несмотря на то, что обращался он к графу, взгляд его был устремлен на Лорисс, следовательно, та пресловутая молния предназначалась именно ей.
– Вы абсолютно верно подметили: всех нас дорога не только утомила, но и заставила несколько забыть о приличиях. Я заранее прошу у вас извинения за резкий тон Виля, и обещаю вам, этого больше не повторится. В противном случае, ему придется иметь дело не только с вами, и не столько с вами, но, прежде всего, со мной.
Флавиан молчал. Его лицо оставалось спокойным. Лишь веки почти закрыли глаза, а губы растянулись в насмешливой улыбке. Поочередно он оглядел присутствующих, задержавшись несколько дольше на лице Лорисс.
– Хорошо, я принимаю твои извинения, Глеб, - наконец, сказал он, отчетливо выделяя слово “твои”.
– Но оставляю за собой право решать: как и когда наказать человека, забывающего о правилах приличия.
Лорисс слушала, как за нее оправдывался Глеб, и одновременно с осознанием того, какая взбучка ее ждет при первом же удобном случае, такая усталость навалилась вдруг на ее плечи. И настолько несоизмеримыми ей показались груз страданий, смертей, пролитой крови и того, о чем подумает… да ладно подумает - скажет, или того хуже - сделает граф, что Лорисс взяла у него из рук камень преткновения, кружку с настоем, и сделала несколько глотков. Теплая жидкость, горечью скользнув по языку, тотчас согрела душу. С шорохом ветра потекли мгновенья, и краски стали ярче, а острота восприятия произнесенных слов глуше.
– Оставь немного, - Далмат протянул волосатую руку со следами заживших порезов, и Лорисс была ему благодарна за эту косвенную поддержку.
– С вашего позволения.
Он сделал несколько глотков, на диво не поперхнувшись под пристальным взглядом Флавиана, и подал кружку Северину. Тот бросил короткий взгляд на Глеба, но видимо, мало что там прочел. Тогда Северин опустил глаза, пожал плечами и поднес кружку ко рту. Лазарь едва дождался своей очереди. Вот уж кому дела не было до сложных рассуждений: раз Далмату можно, значит можно и ему. Тем более что Глеб молчал. А уж до таких тонкостей, как мысли командира, Лазарь не снизошел.
Душа, как бутон полевой розы медленно - лепесток за лепестком - раскрывалась. Радость от кратковременной свободы постепенно заполняла тело. Осенняя ночь вступала в свои права. Было тихо и тепло. Легкий порыв ветра шепотом листвы рассказывал сказки вечного леса.
Глеб отказался пить настойку, сославшись на то, что ему дороги и радостные моменты и печальные, и вообще, он предпочитает всегда оставаться самим собой. Лавелия бросала на брата умоляющие взгляды - тот не пошел у нее на поводу.