Изгнанник Ардена

Анри Софи

Адалина будто вовсе не замечала сгустившегося между ними напряжения, не чувствовала его рук на своей талии. Она обрабатывала рану у него на скуле и выглядела такой серьезной и сосредоточенной, что Тристану отчаянно захотелось провести большим пальцем по морщинке на ее переносице, скользнуть к виску, чтобы заправить карамельный локон за ухо, и снова коснуться очаровательной родинки над губой. Желательно ртом.

Неужто действие яда еще не прошло?

– У тебя красивые глаза, цвет такой глубокий, словно растопленный шоколад. Смотришь и не можешь им насытиться.

Тристан

даже не сразу осознал, что произнес это вслух.

Адалина удивленно моргнула и сильнее прижала платок к ране, срывая с его губ ругательство. Спохватившись, она убрала руку и сказала такое, что Тристан снова начал сомневаться, а не бредит ли он.

– У тебя тоже красивые. Прямо как… – Тристан уже собирался фыркнуть от очередного сравнения его глаз с ночью или тьмой, но она снова удивила его: – Как ежевика.

– Ежевика?

– Ну лесная ягода. Иссиня-черная. Терпкая и кислая на вкус, но оставляет сладкое послевкусие. Твои глаза похожи на ежевику.

Тристану казалось, что он проглотил раскаленный шар. Жжение зародилось где-то в горле и опустилось к сердцу.

Пытаясь утолить этот жар, он подался вперед, обхватил Адалину за талию и впился в ее сочные губы. Она на мгновение замешкалась, а потом ответила на поцелуй, впуская его язык в горячий рот. Тристан с облегчением выдохнул, словно все это время у него на шее была затянута удавка, словно только сейчас хватка ослабла, и легкие наполнились воздухом, пропитанным нежным ароматом яблока и корицы. Он рывком усадил Адалину к себе на колени, не прерывая поцелуя. Ласкал языком ее рот и ловил едва слышные стоны, чувствовал, как его сердце с каждым ударом тяжелеет под напором необъяснимых чувств. Это пугало его и завораживало одновременно.

Адалина отвечала на его поцелуи с трепетом и нежностью, и, зная ее горячую натуру, Тристан даже помыслить не мог, что она окажется такой ласковой. Он хотел распробовать ее и изучить все грани сложного характера, узнать все чаяния и тревоги и раскусить потаенные желания. Он хотел ее всю, и кровь бурлящим потоком разносила по венам это неконтролируемое желание.

Не отдавая отчета своим действиям, Тристан расшнуровал завязки платья у нее на груди и потянул вниз тонкую ткань вместе с сорочкой. С губ Адалины слетел стон, более громкий, чем предыдущие, и смел остатки его самообладания. Тристан накрыл ее упругую мягкую грудь, и она идеально уместилась в его ладони.

– Лина… – простонал он ей в рот, когда Адалина прикусила его губу и провела по ней языком. Она зарылась пальцами в его волосы и начала так нежно массировать кожу головы, что Тристану захотелось зарычать и замурлыкать одновременно.

Он был честен по отношению к самому себе и не видел смысла отрицать то, что жаждал этого момента с той встречи несколько месяцев назад, когда она предстала перед ним в простом платье служанки, но с королевским достоинством, и покорила своей смелостью и хитростью.

– Три-и-ис… – протянула она так сладостно, когда он проделал дорожку влажных поцелуев от ее шеи к груди и накрыл ртом затвердевший сосок. Желание отзывалось

томительной болью в паху, пока он терзал зубами и языком девичью грудь. Адалина стонала, шептала что-то неразборчивое и целовала его макушку, словно для нее не было никого роднее и дороже, чем он.

Тристан резко отстранился и ошалело уставился на нее. Зрачки Адалины почти полностью поглотили радужку, став такими же темными, как у него. Они оба тяжело дышали.

– Адалина… – безнадежно охрипшим голосом произнес он. – Я никогда не смогу дать тебе любовь, семью и счастливое будущее. Я не способен на это. Могу лишь брать и… – Он запнулся, когда Адалина положила ладонь ему на щеку и медленно скользнула к шее, не отрывая от него взгляда. Ее не смущала собственная нагота, и это лишь сильнее возбуждало Тристана, но он призвал последние крохи воли, чтобы не сорваться.

– Мне не нужна ни любовь, ни семья. – В темных омутах ее глаз схлестнулись желание и тоска, когда она подхватила пальцем цепочку с медальоном. – И уж тем более я не претендую на то, что мне не принадлежит.

– Чего же ты тогда хочешь? – Тристан с трепетом коснулся большим пальцем ее скулы.

– Я не знаю, что меня ждет завтра, не знаю, где окажусь и как встречу следующий день. Поэтому думаю лишь о том, чего хочу здесь и сейчас.

– Скажи, – шепнул он ей в губы.

– Тебя.

Адалина вновь поцеловала его, жадно и страстно, словно даже не надеялась, что поцелуй повторится. Тристан обнял ее за талию и осторожно уложил на постель. Он не был близок с женщинами уже больше двух месяцев, возможно, поэтому его сердце норовило вот-вот вырваться из груди, а в штанах разгорался настоящий пожар от умопомрачительной красоты Адалины. Ее волосы разметались по его простыням, а грудь блестела от его влажных ненасытных поцелуев в свете тусклых ламп.

– Да уж… – Он слабо улыбнулся и облизнул пересохшие от волнения губы. – Оторви мне язык, если я посмею еще хоть раз назвать тебя маленькой.

Адалина счастливо улыбнулась, и Тристану захотелось утонуть в необъятной бездне ее прекрасных глаз.

– А какая же я? – кокетливо спросила она и провела ладонью по его животу, от чего мышцы пресса тут же напряглись.

– Невообразимо прекрасная, – серьезно сказал он и наклонился, чтобы поцеловать желанные губы.

Тристан уже ощущал пьянящее дыхание на губах, как вдруг оглушительный стук в дверь разбил вдребезги его надежду провести в объятиях Адалины незабываемую ночь.

– Господин, – услышал он голос Изекиля и мысленно призвал на друга кару небесную. – Приношу глубочайшие извинения за то, что отвлекаю вас от неимоверно важных дел, но у меня есть новости более важные и срочные.

Глава 20

Все тяготы дня вновь обрушились на Тристана, как только он покинул спальню, в которой едва не предался страсти с Адалиной Ришель. Услышав голос Изекиля, он сначала хотел убить его за то, что помешал им, а теперь мысленно благодарил. Ему не стоило сближаться с ней. Он нутром чуял, что это повлечет за собой большие неприятности.