К достижению цели
Шрифт:
На следующий день мне показывают север Израиля, посетили арабскую деревушку — бедность, водоснабжение плохое. Ночью на такси отправляюсь в Тель-Авив. По дороге нас не один раз останавливали патрули — уже тогда было неспокойно.
И эта Олимпиада закончилась победой советской команды. Пришлось мне сыграть несколько красивых партий; Глигоричу интереснейший эндшпиль проиграл.
Обстановка в команде вначале была не очень дружная. Это было весьма опасно, особенно учитывая те споры, которые могут возникнуть при назначении на игру (надо выбрать на матч четырех участников из шести), — каждый избегает черным цветом играть лишнюю партию, да еще против
Когда вспоминаю я Палестину, прежде всего думаю о трудовых евреях и арабах, населяющих эту красивую землю. Через три года после Олимпиады там вспыхнула война, которой пока конца не видно. Вероятно, там может быть прочный мир, и он будет, если трудовому люду, который там живет (или имеет право жить), никто не будет мешать извне — ни нефтяные магнаты-арабы, ни американские толстосумы-евреи.
Вернулся я в Москву и вновь окунулся в кибернетические дела. Ответа из Академии наук нет. Пошел тогда к Цыпкину; в свое время показывал я Якову Залмановичу свою докторскую, неужели он в шахматном алгоритме не разберется?
Цыпкин на помощь пригласил своего товарища — профессора Д. Юдина, специалиста по прикладой математике. Говорили весь вечер, оставил я свою работу, ответа так и не было. Десять лет спустя профессор Юдин был рецензентом моей книжки «О кибернетической цели игры» и дал очень хороший отзыв, но тогда моя работа ему не понравилась...
Звонит профессор М. Шура-Бура (он тоже специалист по прикладной математике) и предлагает повидаться. Познакомились мы осенью 1961 года: после опубликования моей статьи «Люди и машины за шахматной доской» студенты-математики МГУ устроили вечер-диспут о шахматной программе (Шура-Бура и этим интересовался).
Михаил Романович принял меня в присутствии молодых доктора физико-математических наук Евграфова и кандидата Задыхайло. Они читали мою рукопись, оказывается, академик Келдыш поручил Шуре-Буре решить вопрос о возмбжности начать работу. Евграфов отказался работать, он писал учебник. Задыхайло явно хотел, но Шура-Бура не позволил: «Идите к Адельсон-Вельскому в ИТЭФ, там готовая шахматная программа, с ними и советуйтесь...»
Пошел в ИТЭФ, часа три говорили мы с Адельсон-Вельским. «Зерно истины в этом есть, — сказал Георгий Максимович. — Мы охотно бы работали вместе с вами над этим алгоритмом, но что делать? Нам запрещают работать и над нашей программой. Вот если бы получить указание от Академии наук...»
Я обрадовался — нашел товарищей по работе. (Потом выяснилось, что хитрил Адельсон-Вельский. Его группа продолжала свою работу, и программа «Каисса» вскоре играла в матче с калифорнийской программой Котока-Маккарти). Снова написал письмо президенту Академии наук.
В начале 1965 года мы с Флором отправились на гастроли в Нидерланды, выступали с сеансами, а затем участвовали в юбилейном турнире в Нордвейке — исполнялось 70 лет со дня основания шахматного общества города Лейдена.
Нордвейк — очаровательная курортная деревня на берегу Северного моря. Бесконечный песчаный пляж, дюны, набережная с отелями и, конечно, маяк. Ежедневно, несмотря на холодный февральский ветер, про-топывал я по плотно слежавшемуся пляжному песку несколько километров. Компании почти
Только вернулся в Москву, звонит Шура-Бура: «Мстислав Всеволодович просил передать, что ответа на второе письмо не будет...» Все стало ясно! Но читал ли мои письма президент Академии наук?
7 мая 1965 года отмечалось 70 лет со дня открытия радио А. С. Поповым. На торжество были приглашены иностранные ученые. Звонит мне профессор Ильин (тот самый, с которым двенадцать лет назад мы конкурировали на сравнительных испытаниях регуляторов сильного действия для синхронных генераторов), он говорит от имени знаменитого математика наших дней, автора теории информации Клода Шеннона (США). Американец читал статью «Люди и машины за шахматной доской» и хочет со мной встретиться.
Встреча состоялась в гостинице «Украина», была приглашена переводчица, но дело шло туго — дама не знала специальных терминов и путала. Тогда я пришел на помощь (термины-то я знал), и стало легче... Неожиданно появляется Я. Цыпкин, ом привел другого американского профессора — Лютфи Заде. Заде — иранец по национальности, до шестилетнего возраста жил в Баку и отлично владеет современным русским разговорным жаргоном. Беседа с Шенноном пошла на больших скоростях.
Рассказываю о своих идеях, американцы внимательно слушают. Затем Шеннон предлагает сыграть в шахматы — он познакомился с ними в возрасте 28 лет (Шеннон на пять лет моложе меня). Играет он в силу... современных ЭВМ! После партии он просит дать ему что-нибудь на память. Вслепую восстанавливаю текст партии, расписываюсь и вручаю листок собеседнику...
Шеннон понравился мне — он не потерял юношеской восторженности. Тонкий, стройный, с худым лицом (как у покойного Жолио-Кюри), нервные пальцы...
«Кто вы по национальности?» (Шеннон никак не похож на стандартного американца). Он смущается, но раскрывает секрет: есть и французская, и немецкая, и ирландская кровь!
Тогда он был в Массачусетском технологическом институте. Если хотел — читал студентам лекции, других обязанностей не было. Прощаемся с автором теории информации и вместе с Заде идем в ресторан. За обедом узнаю особенности американской научной жизни: «Почему в СССР основные научные силы в НИИ, а в США — в высших учебных заведениях?»
Заде рассказывает, что в США НИИ принадлежат частным фирмам, и, когда научному работнику за 40 и он не может работать с прежней энергией, фирма его увольняет. Поэтому, как только ученый приобретает известность, он и стремится перейти в университет.
«Да, — говорит Заде, — ваши идеи мне нравятся, но надо как-то еще ограничить задачу».
«Думаю об этом, — отвечаю, — уже и название этому ограничению придумал — горизонт, то есть задача решается в пределах видимости, но самое ограничение еще не формализовал».
«Горизонт — отличное название», — говорит Заде.
Вскоре после этой беседы «горизонт» был найден. Ограничено было время передвижения атакующей фигуры по траектории нападения, или, иначе говоря, длина траектории нападения.
Дополняю рукопись и подумываю: как бы ее опубликовать? Те, к кому я обращался, дали от ворот поворот. Но, может, есть организации и программисты, которые хотели бы работать? Найти их можно было, лишь опубликовав работу; надо заниматься пропагандой новых идей.