К достижению цели
Шрифт:
—- Николай Андреевич, может, перепечатаем, а то в издательстве не разберутся?
— Что вы, что вы, — хитро усмехнувшись, ответил мой собеседник, — в издательстве должны видеть работу редактора!
Однако и по редакции научно-популярной литературы не так просто было издать книгу, там тоже был издательский совет. К счастью, председателем совета был академик К. Островитянов (мы с ним были в добрых отношениях) — Константин Васильевич пропустил книгу без задержек.
В начале 1968 года книжка вышла в свет.
Все это время я немало играл в турнирах. В конце 1966
После турнира вместе со старым другом Барри Вудом, редактором журнала «Чесс», отправляемся в трехнедельное турне по Англии и Шотландии. Вуд только приобрел новенький «Остин-1800» и обкатывал его в поездке.
Жил Вуд в Соттон Колдфилде вблизи Бирмингама, в собственном доме (за треть века Вуд еще не выплатил всей его стоимости) — дом большой, но и семья большая. Когда мы выступали недалеко (миль за 200), то в субботу приезжали отдыхать в Соттон Колдфилд.
Вуд — маленький «капиталист», у него своя миниатюрная типография, и без задержки он печатает как свой журнал, так и книги. В молодости он был и редактором, и рабочим, сейчас — только редактор!
Были мы и на юге, и на востоке, и на северо-западе (в Шотландии), и на западе страны. Шахматы в Британии стали более популярны, чем до войны; сейчас в Англии шахматистов не меньше, чем в Голландии.
Вуд сам переводит шахматные комментарии с русского на английский; если еще учесть, что я немного знаю английский, то неудивительно, что мы нашли общий язык...
Выступления проходили по стандарту: сначала беседа с журналистами, потом говорил Вуд, потом сеанс и снова беседа. Во время сеанса Вуд открывал книжный ларек, кроме книг, были карманные шахматы, значки, шахматные галстуки и пр.
Наиболее сильные шахматные клубы в университетах; хороший признак — появились молодые шахматисты. В Ноттингеме, Кембридже и Оксфорде сеансы были наиболее трудными.
Шотландия чтит память Бернса, книжку его стихов мне подарили в Глазго. Шотландцы были удивлены, узнав, что я читал Бернса, — они не слышали о переводах Маршака. «Это замечательно, — вступает в нашу беседу Вуд, — осталось только перевести Маршака, и англичане смогут читать Бернса...» Язык Бернса недоступен современному англичанину.
В Лондоне едем с капитаном шахматной команды советского посольства Н. Берденниковым в палату общин; шахматисты посольства нередко играют матчи с шахматистами парламента. Осматриваем палату общин и палату лордов, церковь палаты общин. Наконец член палаты общин мистер Силвермен (мы с ним давно знакомы — по Москве и Бирмингаму, он шахматист первого разряда) проводит нас в шахматную гостиную, где собираются члены парламента — шахматисты.
Во время ленча обсуждается всякая всячина, в основном связанная с шахматами. Один шахматист-консерватор решил меня попытать в другой области:
— Как вы оцениваете международную обстановку?
— Пессимистически. Мир навечно
После ленча г-н Силвермен ведет нас на балкон, и мы присутствуем на очередном заседании палаты; традиции свято сохраняются!
Я вполне оценил гостеприимство шахматных друзей — членов палаты. Очень мило было то, что они не попросили меня играть в шахматы!
Гастроли окончены, и после шестичасового путешествия на голландском теплоходе через Северное море советским спальным вагоном — в Москву.
В конце 1967 года мы со Смысловым направились на международный турнир в Пальма-де-Мальорку. Как это бывает, все было решено в последний момент, Смыслову и Котову (он нас сопровождал) не успели взять транзитной французской визы (испанскую надлежало взять в Париже).
В аэропорту Шереметьево пограничник не выпускает моих коллег за рубеж (нет визы). Возникает спор, подходит полковник, начальник погранохраны — слава богу, он оказался шахматистом, но все равно и он ничего не может сделать. Использую все свое красноречие.
«Ладно, — в сердцах говорит полковник, — поезжайте, вас все равно без виз вернут из Парижа».
В Париже все было просто: девица в пилотке тут же предоставила моим товарищам право провести во французской столице три дня. Получили испанские визы и вылетели на Мальорку.
Турнир был хорош: Ларсен, Портиш, Глигорич, Ивков...
На старте я проиграл Дамяновичу (с двумя лишними пешками!), и лидерство захватил Ларсен.
Условия игры были нелегкими. Жарко, а в отеле, где жили и играли, душно. Постепенно освоились, и спортивная борьба обострилась.
Под конец турнира организаторы решили провести два тура на Менорке; мне это очень не нравилось, но что делать? Полетели.
Гастроли закончены; на море поднялась буря. Нельзя выйти из гостиницы, ветер с ног валит. Менорка — плоский остров, и ветер как на корабле! Сегодня — выходной, а завтра тур и уже на Мальорке, играть надо будет прямо с самолета. Подхожу к организаторам и предлагаю, чтобы участники переехали сегодня.
«Нельзя, мест в самолете нет».
Неожиданно узнаю, что Ларсен с супругой должны улететь тотчас. Ну и ну! Все будут играть после перелета, а Бент после того, как сладко поспит в отеле на Мальорке? Объясняю Глигоричу и О’Келли ситуацию; Светозар вызывается поговорить с Ларсенами. Через минуту он возвращается весь красный: «Лучше бы я не ходил», — ему попало от мадам.
Организаторы предлагают лететь и мне; соглашаюсь, но вместе со всеми участниками. Ларсены уезжают в аэропорт, но, увы, из-за непогоды аэропорт закрыт, они возвращаются. Дипломатические отношения с Бентом прерваны.
Хотя на финише я у него выиграл, все же Бент обскакал меня и Смыслова на пол-очка (в двух последних партиях я был не на высоте положения).
Заключительный банкет. Сидим вместе с местными шахматистами, они, не стесняясь, критикуют Франко; к нам, советским, относятся дружелюбно. Слышу сзади голос Ларсена: «Г-н Котов, нельзя ли через ваше посредство попросить г-на Ботвинника дать автографы?»