К суду истории. О Сталине и сталинизме

Медведев Рой Александрович

Сталин прервал Ежова и начал спрашивать, кто был Шапиро, кем была Рыжова (секретарь Ежова), кто такой Федоров и еще кто-то (к этому времени все эти люди были уже арестованы).

– Иосиф Виссарионович, да ведь это я – я сам! – вскрыл их заговор, я пришел к вам и доложил о том…

Сталин не дал ему продолжать.

– Да, да, да! Когда ты почувствовал, что тебя схватили за руку, так ты пришел, поспешил. А что до того? Заговор составлял? Сталина хотел убить? Руководящие работники НКВД готовили заговор, а ты как будто в стороне! Ты думаешь, я ничего не вижу?! – продолжал Сталин. – А ну-ка вспомни, кого ты такого-то числа послал к Сталину дежурить? Кого? С револьверами? Зачем возле Сталина револьверы? Зачем? Сталина убить? А если бы я не заметил? А?!

Затем Сталин обвинил Ежова, что он развил слишком кипучую деятельность и арестовал много невиновных, а кого надо – скрывал.

– Ну? Иди!

Не знаю, товарищи, можно его оставлять членом ЦК? Я сомневаюсь. Конечно, подумайте… Как хотите… Но я сомневаюсь!

Ежова, конечно, единогласно из подготавливаемого списка вычеркнули, а он после перерыва в зал не вернулся и не был больше на съезде.

Однако и после этого Ежов был арестован не сразу. Он продолжал посещать Наркомат водного транспорта. Его поведение свидетельствовало о тяжелой депрессии или даже расстройстве психики. Присутствуя на коллегии наркомата, Ежов молчал, ни во что не вмешивался, иногда делал из бумаги “голубков”, “самолетики”, запускал их, потом подбирал, залезая даже под стол и стулья. И все это молча. Когда через несколько дней после съезда в зал коллегии вошли сотрудники НКВД, Ежов встал и почти с просветленным лицом произнес: “Как давно я этого ждал!” Он положил на стол оружие, и его увели».

В печати не было сообщений об аресте Ежова. Он просто исчез, и имя этого человека, который, по утверждению «Правды», был «любимцем народа», обладал «величайшей бдительностью, железной волей, тончайшим пролетарским чутьем, огромным организаторским талантом и недюжинным умом», больше никогда не упоминалось ни в одной газете.

Ежов был расстрелян не сразу. По его делу велось долгое следствие. Его не пришлось пытать, так как он сразу же признал все выдвинутые против него обвинения и затем менял и исправлял их, покорно выполняя все требования следователей. Старый большевик П. И. Шабалкин, умерший в 1965 г., рассказывал мне о Ежове следующее:

«…Когда меня привезли из Соловков опять в Бутырскую тюрьму на переследствие, то я оказался в одной камере с Д. Булатовым, известным в ту пору партийным работником. Булатов отказывался давать показания и требовал, чтобы его допросил сам Ежов. Дело в том, что Булатова хорошо знал сам Сталин. За несколько лет до ареста Булатов и Ежов, заведуя разными отделами ЦК, жили в правительственном доме в соседних квартирах и часто бывали в гостях друг у друга. Осенью 1938 г. Булатова в пятый раз вызвали на допрос. Неожиданно открылась потайная дверь в стене, и в кабинет следователя вошел Ежов. “Ну что, – обратился он к следователю, – Булатов дает показания?” “Никак нет, товарищ генеральный комиссар”, – ответил следователь. “Тогда всыпьте ему хорошенько”, – произнес Ежов и вышел в ту же дверь. После этого Булатова несколько раз били, но затем, казалось, забыли о нем. Однако через несколько месяцев, уже в 1939 г., Булатова снова вызвали на допрос, и он не возвращался в камеру больше суток. Вернувшись, он упал на койку и зарыдал. Только через два дня Булатов рассказал Шабалкину, что его повезли в какую-то другую тюрьму и ввели в кабинет следователя, где он увидел Ежова, теперь уже арестованного. Это была очная ставка. Монотонным и равнодушным голосом Ежов рассказывал, что он собирался устранить Сталина и захватить власть в стране и что Булатов был одним из членов их организации, которого они “для лучшей сохранности” решили держать в тюрьме. Булатов отрицал эту клевету, но Ежов настаивал на своей версии. Через несколько часов Ежова увели, а Булатова посадили в машину, отвезли в Лефортовскую тюрьму, заставили раздеться донага и отвели в подвал. Там он заметил еще одного голого человека, в котором узнал начальника одного из управлений НКВД. “Что с нами собираются делать?” – спросил Булатов. “Вероятно, расстреляют”, – ответил недавний соратник Ежова, хорошо знавший о подобных делах. Вскоре, однако, Булатова вызвали наверх, дали одежду и снова отвезли в Бутырскую тюрьму. Булатов был убит позже, а еще раньше расстрелян Ежов».

По свидетельству Снегова, Ежов был расстрелян летом 1940 г. [398] . Последние недели своей жизни он провел в Сухановской тюрьме НКВД под Москвой, где содержались «особо опасные враги народа». Среди других весной 1940 г. здесь находился микробиолог П. Ф. Здрадовский. Следователь, который вел его дело, показывал ему в окно небольшую часовню, в которой, по словам следователя, содержится «сам» Н. И. Ежов. (В народе распространялись слухи, что Ежов сошел с ума и находится в доме для умалишенных. Возможно, эти слухи распространялись умышленно, так как, создавая видимость объяснения массовых репрессий, они служили политическим громоотводом и сеяли различного рода иллюзии.)

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОЛИТИЧЕСКОЙ КАРЬЕРЕ БЕРИИ

С декабря 1938 г. наркомом внутренних

дел СССР стал Берия – достойный преемник Ежова. Берия никогда не был революционером. Свою страшную карьеру он начал в качестве незаметного инспектора жилотдела в аппарате Бакинского Совета. С самого начала в органы ВЧК, и это неоднократно признавал сам Дзержинский, попадало немало случайных людей и авантюристов. Одним из таких авантюристов был Багиров, оказавшийся в первые годы Советской власти руководителем Азербайджанской ЧК и позднее – до смерти Сталина – возглавлявший партийную организацию Азербайджана. Багиров привлек Берию на работу в ЧК. Советская власть на Кавказе держалась в то время не слишком прочно, и нет ничего удивительного в том, что Берия или Багиров хотели застраховаться на случай перемен и поддерживали с этой целью какие-то связи с тайными службами азербайджанских националистов (мусаватистов) и грузинских меньшевиков. Эти сведения содержались в обвинительном заключении по делу Берии, когда он был арестован и предан суду Военной коллегии в 1953 г. Сам Берия не отрицал подобных связей, но утверждал, что они были установлены по заданию ЧК. Вопрос о подозрительных связях Берии поднимался и ранее. Еще в 1921 г. один из ближайших помощников Ф. Дзержинского, начальник особого отдела ОГПУ М. С. Кедров, проверяя работу АзЧК, установил, что Берия, будучи заместителем председателя местного ЧК, освободил несколько врагов Советской власти и осудил невинных людей. Заподозрив предательство, Кедров сообщил об этом в Москву Дзержинскому, предлагая, в частности, освободить Берию от работы в ЧК как не заслуживающего доверия. Однако это письмо по неизвестным причинам осталось без последствий [399] . В 20-е гг. карьера Берии в органах ЧК-ОГПУ была весьма успешной. При поддержке Багирова Берия был выдвинут на должность председателя ГПУ Грузии, а затем и всей Закавказской Федерации.

До 1931 г. Сталин лично не был знаком с Берией. Но, конечно, знал о нем, так же как знал и о неприязненных отношениях между партийным руководством Закавказья и Берией. Первый секретарь крайкома ЗСФСР Л. Картвелишвили не раз просил Москву убрать Берию из Тифлиса, но его просьбы оставались без ответа. Крайне резко отзывались о Берии С. М. Киров и Серго Орджоникидзе. Многие видные кавказские большевики и выходцы с Кавказа (С. Орджоникидзе, Г. Алиханов, А. Ханджян и др.) не подавали ему руки.

Личное знакомство Сталина с Берией произошло в 1931 г. Еще в конце 60-х гг. я записал рассказ А. В. Снегова, работавшего в 1930 – 1931 гг. на ответственном посту в аппарате Заккрайкома, о некоторых событиях, связанных с выдвижением Берии. По словам Снегова, летом 1931 г. в Заккрайкоме было получено специальное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об отдыхе и лечении Сталина. Организация отдыха была возложена на Заккрайком. Вскоре было решено провести отдых и лечение Сталина в Цхалтубо. Охрана Сталина возлагалась на Берию. Последний развил бурную деятельность. Он не только направил в Цхалтубо множество сотрудников ГПУ, но и сам в течение полутора месяцев возглавлял охрану Сталина. В эти недели, неоднократно беседуя с Берией, Сталин сумел увидеть в нем «нужного» человека.

Вернувшись в Москву, Сталин не забыл о Берии. Вскоре в Тифлисе (Тбилиси) было получено указание подготовить доклад Заккрайкома и трех закавказских республик на Политбюро ЦК ВКП(б). При этом не была указана тема доклада. В Москву выехали все члены бюро Заккрайкома и руководство республик. На заседании Политбюро председательствовал Каганович. Конечно, присутствовал и Сталин, причем он был явно не в духе. Первым докладывал Лаврентий Картвелишвили. Затем от ЦК Грузии сделал доклад Г. Давдариани, от ЦК Азербайджана – Вл. Полонский, от ЦК Армении – А. Ханджян. На заседании не было почему-то С. Орджоникидзе. Снегов спросил об этом своего соседа. «С какой стати Серго явится на коронацию Берии, – ответил тот, – ведь он этого жулика знает давно».

После докладчиков из Закавказья выступил Сталин. Он произнес пространную речь, в которой говорил о национальной политике в Закавказье, о производстве здесь хлопка, нефти. Переходя к организационным делам, Сталин неожиданно предложил выдвинуть Берию вторым секретарем Заккрайкома, то есть ближайшим заместителем Картвелишвили. Многие были ошеломлены этим предложением, а Картвелишвили громко сказал: «Я с этим шарлатаном работать не буду». Не все, правда, поддержали Картвелишвили, и в частности Вл. Полонский, который из-за каких-то групповых интересов заигрывал тогда с Берией. Однако большинство членов Заккрайкома стали возражать против предложения Сталина, так как Берия пользовался плохой репутацией в партийной организации Грузии. Сталин был очень рассержен такой реакцией на его предложение. Он покраснел и гневно сказал: «Ну что ж, мы решим этот вопрос в рабочем порядке». Заседание закончилось.