Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Однако, помимо реализации этих обширных планов, современные источники указывают на то, что Карл VII в то время был игрушкой в руках своих фаворитов, жестко контролировавших доступ к его персоне и думавших только о своей личной выгоде, а не об "общественном благе" королевства. Некоторое время, до 1424 года, Танги дю Шатель, президент Луве, и врач Жан Кадар, к которым можно добавить Гийома д'Авогура и Пьера Фротье, как говорили, полностью управляли персоной короля. Эта команда была признана виновной в том, что насоветовала Карлу VII поступки, которые привели к двум катастрофам: убийству Иоанна Бесстрашного в 1419 году и похищение Иоанна V, герцога Бретонского, в 1420 году. Затем наступило время сеньора де Жиака, первого камергера, "дурно влиявшего на Дофина", который после физического устранения в результате заговора Артура де Ришмона и Жоржа де Ла Тремуя, [204] был заменен простым оруженосцем из Оверни Камю де Болье, в свою очередь тоже жестоко убитым.
204
Contamine 2004. Жоржу де Ла Тремую, как в то время, так и позже, было предъявлено особенно много претензий, поскольку, он конфисковал в свою пользу доходы от налога, предназначенного для финансирования войны; не допускал к королю "людей королевской крови", "а также всю свою жизнь был бургиньоном", хотя последнее, совсем не очевидно (Chartier 1858, III, 190).
Слово
Современники явно заблуждались, считая, что при дворе царит это всевластие фаворитов. Карл VII, в силу своего юного возраста и неопытности, не любил выставлять себя на первый план и предпочитал держаться в тени очень ограниченного круга людей, которых можно было порицать, но заслуживающих, по его мнению, доверия. Эти люди, могли время от времени вмешиваться в частную и общественную сферу жизни, но, скорее всего их упрекали за то, что они, будучи незнатного происхождения, слишком высоко поднялись по социальной лестнице, и, к тому же мешали королю управлять страной посредством своего Совета. Однако они не были среди главных советников короны. Этими советниками, как в акте от 12 июня 1426 года, который включает и сеньора де Жиака, но поставленного конце списка, были люди совсем другого рода и статуса: королева Иоланда, графы Клермонский, Ришмон и Фуа, плюс некоторое количество высших прелатов, чиновников короны, финансистов и юристов.
Именно такой характер управления был рекомендован в Слове королеве Иоланде Арагонской, анонимном зерцале, датированном 1425 годом и явно адресованном ее зятю [205] .
Автор Слова... неизвестен, но поскольку в нем содержатся некоторые политические идеи Кристины Пизанской, нельзя ли приписать его если не самой знаменитой писательнице, то, по крайней мере, ее сыну Жану Кастелю (ок. 1384–1425), который, будучи королевским секретарем и нотариусом, по примеру Алена Шартье перешел на службу к Дофину? Также считалось, что он был клириком Университета, стремившегося сыграть свою роль в отношениях с Карлом VII [206] . В любом случае, это произведение свидетельствует об определенной культуре автора, а также о достаточно хорошем знании им деятельности судов, институтов власти и устройства государства. Слово... следует рассматривать как рекомендацию по обновлению верховных властных структур, в то время, когда многие желали перевернуть арманьякскую страницу истории Буржского королевства и надеялись, что новая команда в лице королевы Иоланды, графов Ришмона, Фуа и некоторых других восстановит "доброе правление" внутри страны, а заодно достигнет так необходимых успехов за рубежом. В основном Слово... касается традиционных и общепринятых тогда тем. Автор предстает как набожный и консервативный моралист, более или менее осведомленный о европейских делах. Он косвенно обращается к королю (не названному по имени), который далеко не уверен в своем будущем и правит страной, охваченной войной. Его королевство обезлюдело и кишит преступниками и грабителями. Бедные люди страдают из-за трусости или нечестивости тех, кто управляет страной. Ситуация настолько критическая, что можно опасаться перехода власти к людям имеющим Бога в своем сердце и испытывающим истинное милосердие к своим подданным (автор, несомненно, намекает на Бедфорда или Филиппа Доброго). К счастью, король наконец понял, что его обманывали, и, что он шел по ложному пути, и теперь он намеревается жить "по добром советам", прислушиваясь к просвещенным мудрым людям совести и науки, и в особенности к рекомендациям трех сословий королевства. Если точнее, то в дополнение к военному Совету, который был необходим в данных обстоятельствах, должен быть создан повседневный Совет из дюжины человек, одна половина из которых — добрые и мудрые рыцари, другая — добрые и мудрые чиновники (эксперты, профессионалы, а не знатные сеньоры). А затем, для решения важных вопросов, следует создать расширенный Совет, более представительный для всего политического сообщества. Король ни в коем случае не должен практиковать автократический тип правления. Он должен вести "справедливую войну", правильно используя свои ограниченные финансовые ресурсы. Чтобы не стать тираном, он должен править в соответствии с истиной и справедливостью. Его задача трудна, поскольку он может рассчитывать только на доходы от трети своего домена, а это значит, что он, к сожалению, должен прибегать к введению налогов, с риском, что в какой-то момент его подданные больше не захотят платить и разбегутся. Вот почему для него важно умерить как свой образ жизни так и образ жизни своего окружения, подобно Людовику Святому, ограничить свои личные потребности и направить большую часть, если не все свои ресурсы на войну. При этом его слуги и офицеры должны регулярно получать жалование, поскольку зачастую они могут существовать только на него. Здесь намекается на покойного короля Генриха V, который, из месяца в месяц четко знал и строго следил за своими расходами.
205
Boudet 2012.
206
Boudet 2012, 77.
У этого идеального короля должен был быть стабильный, небольшой штат, набранный путем "избрания" (а не путем произвольных назначений). Никто не мог стать капитаном без приказа короля или коннетабля; больше не могло быть и речи о самопровозглашенных капитанах. Командование военными действиями должно было быть возложено на специализированный Совет во главе с коннетаблем. При этом король, проявляя мужество при защите королевства, не должен рисковать и лично идти на войну, как злосчастный Иоанн II Добрый, а держаться подальше от театра военных действий, как герцог Миланский (вероятно, имеется в виду Филиппо Марио Висконти). Если где-то произошло сражение и погибли люди, он должен проявить сострадание (видимо, намек на то, что Карл VII в подобных обстоятельствах проявлял то цинизм, то безразличие) и "продвигать в званиях и должностях" детей тех, кто умер за него и его королевство.
Никто не должен иметь прямой и безграничный доступ к особе короля для изложения своих просьб. Они должны подаваться через администратора королевского двора. Распорядок дня короля должен быть строго регламентирован, он должен быть одет не как простой рыцарь, а как король, то есть как Карл V, в достойную государя длинную мантию. Его питание должна быть здоровым и сбалансированным, он обязан следовать советам врачей, быть в меру целомудренным и не верить в колдовство или астрологию (достаточно упований на Бога). Язык на котором он изъясняется должен быть четким и точным, дабы его слово точно соблюдалось и вызывало уважение.
Король не должен отчуждать свои владения и быть хорошо информированным о том, что происходит в его королевстве.
С кастильской стороны
Независимо от того, последовали ли рекомендациям высказанным в Слове... или нет, этой прекрасной программы, в традициях "Зерцал принцев", было недостаточно. Большим разочарованием в эти годы стал провал Ришмона как коннетабля, а также прекращение поддержки со стороны Шотландии. Чтобы восполнить этот недостаток, Карл VII попытал счастья
207
Потеря доступа к этим архивам стала для Буржского королевства серьезной проблемой. Королевские чиновники прилагали все возможные усилия, чтобы их восстановить.
208
Daumet 1898, 225–228.
В последние месяцы 1427 года ситуация оставалась неопределенной. Герцог Бедфорд сумел преодолеть кризис в отношениях с Бургундией, вызванный несвоевременным поступком Глостера. Угрозами и уговорами он добился, по крайней мере формальной, лояльности, герцога Бретонского. В распоряжении регента были войска, в подавляющем большинстве состоящие из англичан, обученных, мотивированных, достаточно и регулярно оплачиваемых, хорошо подготовленных и находящихся под командованием известных капитанов. Он мог вполне рассчитывать на поддержку значительной части парижан и нормандцев, которое всеми силами стремились к миру и спокойствию, и с большими опасениями относились к арманьякам, дофинистам и другим "французам".
Слабостью же положения Бедфорда было то, что он являлся только дядей молодого короля Генриха, еще неизвестного своим французским подданным и не имел возможности рассчитывать на малейший бретонский вооруженный контингент, а также получал весьма посредственную помощь от герцога Бургундского, если учесть важность людских ресурсов, находящихся в распоряжении последнего, и большую сдержанность со стороны дворянства, проживавшего на завоеванных территориях. Более того, даже в Нормандии и на соседних с ней землях он не смог, несмотря на беспощадные репрессии и выплату вознаграждения тем, кто доносил и захватывал их, покончить с "лесными бригандами" (разбойниками). Этих "отчаянных и жестоких" бригандов Тома Базен, который был осведомлен об их зверствах (он сравнивал их со свирепыми голодными волками), очень хорошо отличал от налетчиков из лагеря дофинистов, поскольку первые чаще всего действовали на свой страх и риск "располагаясь в местах и замках, подвластных французам", куда они регулярно уходили с добычей. Базен, писавший около 1470 года, называл четыре мотива этих бригандов: праздность и нежелание честно трудиться, ненависть к англичанам, желание захватить чужое имущество, а также избежать королевского правосудия, которое преследовало их за совершенные преступления [209] . На преследование этих бригандов, Бедфорд тратил часть своих военных сил, которые могли быть использованы для решения других задач. В апреле 1424 года Совет регента постановил набрать рыцарей, "мудрых и опытных", которые будут отвечать в своих бальяжах за "изгнание и истребление врагов, бригандов и иных преступников" и "поддержание мира и спокойствия в королевстве" [210] .
209
Basin 1933–1944, I.
210
Fauquembergue 1903–1915, II, 126.
Не имея достаточных финансов и возможности навязать свою власть очевидным и естественным образом, Карл VII мало похожий на "короля-воина", часто испытывал в эти критические годы серьезные неудачи, такие как разгром под Вернёем. Казалось, что фортуна от него отвернулась. Многие его поступки создают впечатление, что он часто был игрушкой своего окружения, трудно ощутить проявление его личной воли, в решениях принятых после "всестороннего и зрелого обсуждения" в королевском Совете. Конечно, у нас есть его письма, особенно к его добрым городам, которые не лишены энергии и разума, но был ли он непосредственным вдохновителем этих посланий, или они были скорее выражением политики его окружения? Ссылок на его юный возраст недостаточно, поскольку, учитывая обстоятельства, двадцатилетний король, уже мог и должен был заявить о себе. В это время можно говорить о двух его качествах: терпении (ведь ему чаще всего приходилось идти на уступки то одним. то другим и даже терпеть их наглость и пренебрежение) и прозорливости. Среди немногих высказываний Карла этого периода, можно припомнить ответ, который он дал Ришмону, когда тот рекомендовал ему Жоржа де Ла Тремуя: "Мой дорогой кузен, ты еще об этом пожалеешь, потому что я знаю его лучше, чем ты" [211] . Несомненно молодой король уже умел разбираться в людях.
211
Gruel 1890, 54.
Карлу VII удалось в определенной степени утвердить свою власть, добиться признания как внутри страны, так и за ее пределами, а также воссоздать государственный аппарат, который довольно быстро смог сносно функционировать. С другой стороны, антиарманьякский переворот 1424–25 годов, возглавляемый тандемом Иоланда-Ришмон, не принес ожидаемого результата, и при королевском дворе сохранялись группировки, которые Карл не мог себе подчинить. Видимо, иногда у него возникало ощущение, что он запросто может стать объектом заказного убийства.