Каторжник
Шрифт:
— По извозу не получится! — покачал я головой. — На самом заводе какие работы есть?
— Ну, на заводе дел всегда много! Только что вы умеете-то?
— Один у нас молотобойцем был! — вспомнил я про молодого Тита.
— Ну, это дело. А остальные что умеют? — уточнил Аристрах Степанович.
— Другие научатся. Долго ли? — заявил я с уверенностью, которой на самом деле совсем не испытывал.
Управляющие переглянулись.
— Ну ладно, что-нибудь придумаем. У нас дел-то много! — выдал он.
— Ты толком скажи, сразу! Нам надобно, чтобы охфицер разрешил, и конвой выделил нам! — продолжал
— Какой конвой? — не сразу понял Аристарх Степанович.
— Мы каторжные. Проходом тут. Застряли на два месяца! — ответил я.
На лице заводского начальника отразилось удивление.
— И как вы тут будете… — с удивлением произнес он.
— Под конвоем нас водить будут. В остальном все как и у всех остальных, — объяснил я.
— Гм, ну, нам, собственно, главное, чтобы дело делалось. Работы много. Домны надобно загружать. Если завтрева человек десять будет от вас, то хорошо, а там уж решим. У складов снег надобно чистить. Погрузка на сани железа из складов, выгрузка угля со двора в цех, — перечислял Спиридон Матвеевич.
— А платить сколько будете? — перешел я к главному вопросу.
— Пятнадцать копеек положим! — переглянувшись с Аристархом Степановичем, решил Спиридон Матвеевич.
Фомич тут же отрицательно покачал головой.
— Давай хоть бы двадцать, как всем! — заявил он Спиридону Матвеевичу.
— Они умеют, оттого им такая плата положена. А ваши оглоеды неизвестно сколько наработают! — уперся тот.
После долгого торга сошлись на восемнадцати.
Осталось всего ничего — убедить Рукавишникова задержаться в городе на два месяца и отпустить нас на завод.
К этому вопросу я решил подключить еще и Левицкого, и мы пошли к офицеру втроем: Левицкий, я и Фомич.
Капитан оказался в гостях у коменданта острога: сидя на краю сильно засаленной кушетки, он бренчал на гитаре, и получалось, на мой взгляд, у него так себе.
Увидев Левицкого, он поднялся и поприветствовал его как равного. Покосившись на нас с Фомичом, ничего не сказал.
— Александр Валерьянович, мы всем обчеством работу себе нашли! Не извольте отказать! — степенно начал Фомич. — Просим задержаться в городе на два месяца, а то весна, пока до Тобола или Омска дойдем, там застрянем по распутице.
Рукавишников оглядел Фомича и, скривившись, произнес:
— Ну а мне какой интерес?
— Уж мы вам обчеством поклонимся! — важно проговорил Фомич.
— Сколько? — с презрением выплюнул офицер.
Я задумался. У нас в партии сто с лишком человек. Если мы проработаем два месяца — это за вычетом прогульных дней выйдет на круг пять тыщ мордо-дней. Это мы заработаем на всех тысячу рублей. Негусто, с учётом, что это на всех и за два месяца.
— Двести целковых! — выдохнул Фомич, видимо, успевший произвести те же подсчеты.
— Пошли вон отсюда! — тотчас отвернулся от нас капитан.
Глава 10
Глава 10
— Триста! — сделал следующее предложение Фомич.
— Нет. Мало! — Рукавишников по-прежнему к нам не развернулся.
— Подумайте, капитан! — включился в разговор я. — Отчего бы вам не получить эти деньги, тем более
— Право, Александр Валерьянович! — вмешался Левицкий. — Пусть себе работают — от безделья один разврат среди них, право слово! Или еще чего удумают, что здесь нам два месяца провести, что в Тобольске или еще где. Но тут город хоть приличный.
— Это точно! — согласился Рукавишников.
— И то верно, — поддакнул Фомич, — когда нашему брату делать неча, он дуреет и всякие глупости выдумывать начинат!
— Ну ладно, — смилостивился Рукавишников. — Только если хоть одна сволочь попытается сбежать — шкуры спущу с обоих. А теперь пошли вон, — глянул он на нас с Фомичом. — Владимир Сергеевич останьтесь, послушайте. Я новую песню выучил, только, к сожалению, пара аккордов не дается, — тут же подобрел офицер и обратился к корнету.
Я и тут бы мог влезть, так как прекрасно умел играть на гитаре в прошлой жизни, но посчитал преждевременным.
Когда мы возвращались в барак, Фомич тихонько шепнул мне:
— Кажи, что четыреста!
— В смысле? — не понял было я. Старый варнак выразительно закатил глаза.
— Я скажу обчеству, что капитану четыреста рублев обещались. Поделим лишку! — И выразительно подмигнул мне, улыбаясь весело и лукаво.
Я какое-то время колебался, все-таки обирать таких же, как и я, ну такое. А потом понял, что все провернули мы с Фомичом, и работу нашли, и с офицером договорились, и если нам достанется чуть больше, чем остальным, то ничего страшного. В конце концов, именно мы с ним рискуем своими шкурами, поручаясь за этих сволочей. Да и они все же заработают по три рубля или больше, что для нашего брата арестанта совсем не плохие деньжата.
На следующее утро пришлось проснуться раньше обычного. Пора было идти на первую смену!
Недовольный, не выспавшийся урядник и несколько солдат, привычно матерясь, отвели на завод первый десяток, в который попали я и мои знакомые, включая Фомича, Тита и Чуриса с евреем.
Пройдя через тяжелые деревянные ворота, мы оказались на заднем заводском дворе. Кругом лежали кучи угля, золы, шлака и руды, снег вокруг, насколько охватывал взор, был буквально черным от пепла. Надо всем этим возвышались здоровенные, пузатые печи. Их было четыре штуки: две дымились, еще две стояли холодными, хотя по закопченным стенкам видно было, что работа в них остановлена недавно. На вершину трубы каждой из них вели длинные деревянные эстакады. Несколько мужиков в треухах тачками что-то возили по этим эстакадам, забираясь на самый верх и сваливали в жерло печи.
— А вот и новые работнички. — Подошедший мастер, одетый в темно-серую поддевку, оглядел нас с нескрываемым скепсисом. — Гляди, будете домны загружать! Вот отсюда бери уголь и вози вместе со всеми!
Меня подвели к огромной заснеженной куче и вручили деревянную, окованную железом лопату.
— Грузи уголь в тачку и вози вон туда!
И начался натуральный Сизифов труд. Туда-сюда. Туда-сюда. Сначала мы возили сыплющийся мелкой черной пылью древесный уголь, затем — похожую на ржавые камни руду. Иногда с рудой зачем-то мешали известняк. И все вручную, деревянной лопатой и похожим на кирку «кайлом».