Кикимора и ее ёкай
Шрифт:
И Дзашин вынул из-за пояса сверкающую при свете кроваво-красной луны катану.
Глава 21. Подобру-поздорову
Неожиданно на спину в черном кимоно кто-то прыгнул. Ну, хотел прыгнуть, но не вышло — реакции у бога войны были что надо. Он сделал быстрый шаг в сторону, и каукегэн плюхнулся прямо на спящую болотную ведьму.
— Шарик, ну ты чего? — сонно спросила кикимора, открывая свои бесстыжие зеленые глаза и удивленно разглядывая своего вчерашнего спасителя.
Кикимора тут же села в кровати и попыталась
— Кто тебя прислал? Отвечай!
— Э… Да никто, собственно, — скосила глаза кикимора на уже знакомого угрюмого мужика в черном кимоно. Хотя сейчас угрюмым бы его назвать было сложно, он был скорее злющим, как русалка с сушняком после попойки на Ивана Купала. Черные волосы мужчины разметались вокруг лица, на белых острых скулах нежно порозовела кожа, губы сжались в узкую линию. А в черных глазах так и полыхает, так и горит! Кикимора аж засмотрелась.
— Как тут оказалась? — быстро спросил он.
— Заблудились, потом нас встретил дядька без лица, — честно и искренне ответила кикимора. Она почему-то совсем не испытывала страха, только какое-то подозрительное стеснение, неловкость. «Дожила, мать», — подумала она, стараясь смотреть богу разрушения в глаза и не краснеть. — Дорогу осветил. До этого темнотища была, хоть глаз выколи.
— Ноппэро-бо проводил вас до дома?
— Ага, проводил до дома. Открыл двери, вел себя очень гостеприимно. Вы уж его простите, может, не признал, глаз-то у него нету.
Дзашин недоверчиво хмыкнул.
— И Дзюбокко не нападало?
— А? — переспросила кикимора. Она понятия не имела, что такое это Дзюбокко. Восточное единоборство? Способ размешивания чая маття во время чайной церемонии?
Мужчина в черном кимоно замолчал, катану убрал и прищурился недобро.
— Еще раз повтори — кто ты такая и откуда? Что тебе нужно?
Кикимора не любила представляться дважды и в других обстоятельствах показала бы этому злому ёкаю кузькину мать, но, во-первых, он ее спас тогда на свадьбе, а во-вторых, она, похоже, без приглашения забралась к нему в дом. Вот чуяла, что лучше на крылечке посидеть у озера, а не ломиться в открытые двери. Ох уж этот русский «авось». Почему только безликий слуга ее так привечал? Путь осветил? В дом пригласил? Загадка. Притом и для Дзашина, похоже, тоже, судя по тому, как недобро он посмотрел на безликого привратника с горящим еще фонарем.
Кикимора представилась еще раз, сказала о своих целях и планах, и каукегэн, трущийся у ее колен, подтвердил. Идем, мол, к богине Бентэн, чтобы отправиться подобру-поздорову домой, в славные водно-болотные Благовещенские угодья, потому что в гостях хорошо, а дома лучше.
— Ясно, — кивнул мужик в черном кимоно. — Я прощаю вам вторжение. Более того, я не стану требовать от вас возврата долга моего гостеприимства, но сейчас же прошу покинуть вас мой дом.
И очень вежливо поклонился, сволочь такая. Потом резко приказал что-то быстрое ноппэра-бо, который, скукожившись, стоял рядом.
Кикимора встала, поклонилась в ответ и вышла, поспешно прибирая под платок растрепанную косу. А чего
— Ноппэра-бо вас проводит, — раздалось ей в спину, и с тихим стуком раздвижные двери захлопнулись.
Безликий был уже тут как тут: стоял, светил фонарем. Сгорбился, правда, чуток, видимо, до него только сейчас дошло, что он сделал что-то не то.
Зашумело роскошное дерево. Красные листья с тихим металлическим перезвоном коснулись друг друга, и кикиморе почудилось грустное «прощай».
— Прощай, деревце, — прошептала кикимора и погладила гладкий теплый ствол.
И, больше не оглядываясь, зашагала прочь от уютного домика. «Сделал себе красотищу и сидит один, — думала кикимора. — Хотя, может, у него жена есть, а я тут…».
Кикимора ощутила укол вины, и, чтобы отделаться от него, ускорила шаг.
..А Дзашин изумленно пучил глаза на Дзюбокко.
Он смотрел вслед нежеланной гостье и видел, как она погладила ствол. И ей за это ничего не было!
Дзюбокко — деревце непростое. Любого, кто проходит мимо, оно цепляет длинными, едва выступающими из земли корнями, и красные острые листья впиваются в тело, высасывая кровь и духовную силу жертвы. А болотную ведьму вот пропустило, даже позволило к себе прикоснуться!
Еще и ноппэра-бо ее проводил до дома и пригласил, словно она тут хозяйка. Совсем одурел на старости лет.
Ладно. Пусть идет себе чужачка подобру-поздорову. А он обновит защиту, чтобы больше не шлялись тут всякие болотные ведьмы с духами мора и несчастий. Ему и своих несчастий хватает.
Выкинув болотницу из головы, Дзашин первым делом помудрил с защитой, да увлекся с другими измерениями настолько, что и сам бы мог заплутать в багровом тумане и не найти дом родной. Потом, устав от трудов праведных, облачился в хаори для онсэна, положил на лоб белое полотенце и спустился по ступенькам в черную теплую воду своего персонального источника, от которого поднимался пар.
Глава 22. Они
Теплая вода снимала усталость, очищала мысли, дарила покой.
Дзашин, погрузившись в воду по самый нос, расслаблялся. Тихонько шумело красными листьями Дзюбокко, нежно ласкала кожу вода. Воздух пах ночной свежестью и прохладой. По телу бежала духовная сила, которая непрерывным потоком поступала от верующих его культа (Изданами бы их побрала!). Эта сила распределялась Дзашном постоянно. Чуть забудешься, и опять с катушек сорвет. Поэтому сила текла послушно, расслаивалась на правильные потоки и…
— Аа-а-а-а-а! Отстань! Уйди! — послышался где-то в отдалении знакомый женский голос. Голос определенно был ее, той самой невоспитанной болотной ведьмы.
Дзашин страдальчески застонал и погрузился в воду озера с головой, чтобы ничего не слышать.
Не помогло. Болотная ведьма орала на редкость громко.
— Оками! Посмотри, что там! — приказал своему духу-хранителю Дзашин, и огромный угольно-черный волк со шлейфом сероватого дыма послушно растаял в темноте.
Появился от спустя полминуты. Посмотрел господину Дзашину в глаза и передал картинку.