Кикимора и ее ёкай

Зимина Анна

Глава 11. Чикако и Кукико

— Ну как можно по мокрому в носках ходить? Простудитесь ишшо, — прошамкала бабка и протянула в сторону красавиц-кицунэ сжатый кулачок. — Семачки будете?

Презрительные мордашки екаев-лисиц вытянулись, осклабились рты, в которых засверкали белоснежные звериные клыки. Отросли и почернели когти, и девицы быстро-быстро оказались совсем рядом с бабкой. Явно не с намерениями познакомиться поближе и завести дружбу.

— Во как семачки любят! И правильно! Нашенские семачки-то, подсолнуховые! — горделиво сказала

кикимора и открыла ладошку с налипшими на влажные пальцы семенами подсолнечника. — Нате, девки, щелкайте на здоровьичко, да носки свои снимайте, жара ж тут.

— Нечестивый ёкай! — прошипела одна из девиц, которая была порыжее и вроде как постарше, и ударила старуху по руке ладонью. Семечки дрогнули и попадали в воду. Вторая девица молчала, но тоже злобненько щерила острые зубки. — Ты оскверняешь своим видом и своим поведением священные источника господина Омононуси! За это ты заслуживаешь наказания!

Кикимора вздохнула, глазки закатила, качнула головой в дурацком, сбитом набок платке, заговорила назидательно.

— Мусик, вообще-то, меня сам сюда привел и сразу деток делать захотел, только я ему отказала. Я честная женщина, только после брака готова на ложе супружеское лечь, чтобы честь по чести. И чтоб до конца, как муж да жена, ладком и рядком, а не так, чтоб потом ходить да алименты на деток народившихся выспрашивать.

Кицунэ на это зашипели, и кикиморе пришлось с хрустом в суставах, с тяжким оханьем и аханьем встать.

Встала. Потянулась. Страшная, кривая-косая, бородавки по морщинистому лицу ходят, а с мокрых кривых ног капает на камень вода. Только миг — и нет ее. Исчезла. Сразу темно стало, неуютно. И тихо так, даже вода вроде как литься и капать перестала. В две секунды расстелился туман, окутал все купальни Омононуси, сожрал все цвета, только темень оставил. И зеленые с золотым отливом огоньки.

Они метались в разные стороны, то растворялись в тумане, то снова показывались, и манили идти за собой. На них хотелось смотреть, не отрываясь ни на секунду.

— Чикако, сестрица моя, иди ко мне, возьми меня за руку, мне страшно, — шептало что-то впереди, и зачарованная кицунэ шагнула вперед.

— Кикуко, защити меня, болотная ведьма сильна, — хныкало на другом конце купален, и вторая кицунэ бросилась на голос.

Раздались крики, ругань и плеск. В одно мгновение рассеялся туман.

Мокрые кицунэ в тяжелых кимоно выбирались из купален, куда за секунду до этого с визгом улетели. Старуха стояла на камушке совсем в другой стороне и снова щелкала семечки. Их у нее было с запасом.

Чикако и Кукико смотрели теперь на старуху оценивающе, настороженно.

Ёкаи многое могут, особенно если живут бок о бок с богом. Тот дает им духовные силы для магии, перемещения, оборотов и всего, что они захотят. Если духовной силы нет, ёкаи гибнут, если ее становится с избытком, меняются, становятся совершенней и даже сами могут впоследствии стать богами.

Сестры-кицунэ Чикако и Кукико жили с великим божеством Омононуси уже долгие пять веков. И за эти пять веков духовной силы нахватались по самую мякотку. Поэтому они не стали размениваться больше на слова

и атаковали снова.

Опали нежные голубые кимоно на землю. Взметнулись рыжие пушистые хвосты, зарябило от них в глазах. Искривился воздух, дунул ветер, и посыпались облетевшие лепестки на воду. Сверкнули белым зубы, стальным — когти.

Кикимора озабоченно сплюнула кожурки в воду и юрко увернулась от острых когтей, которые едва не распороли ей бок.

— Эх, девки… — огорченно протянула она, протянула руку за спину и сжала кисть. В ее руке сами собой появились сорванные белые цветочки.

— Одолень-трава, помоги, — шепнула кикимора прямо в белые соцветия, бросила цветки перед собой и снова выпустила наружу болотные огни, чуток больше, десятка с два.

И началось светопреставление.

Одолень-трава цеплялась за лисьи лапы, за хвосты, лезла в нос, терпким запахом своих цветков отбивала обоняние, вырастала в непроходимые кустарники. Болотные огни ухали, говорили разными голосами, ныли и аукали. Болотный туман мешал разглядеть хоть что-нибудь. И все это накладывалось на лисий голубой огонь, который вспыхивал то тут, то там, на искривленное магией пространство. Купальни превратились в что-то вроде пейнтбольной площадки.

Первой сдалась лисица Кукико. Ей досталось больше остальных: она раз пять свалилась в источники, раз двенадцать выдергивала хвосты из цепких усов одолень-травы, раз десять велась на болотные огни и носилась по всем купальням.

За ней утомилась кикимора. Все-таки с похмелья, да и держать себя в форме старой бабки много сил отбирает. Еще и пару лисьих огней пропустила, теперь на ягодице подпалина. Хорошо еще, что ткань сарафана заговоренная, а то больно жарок лисий огонь.

А вот Чикако ничего, носилась еще, пыталась кикимору хоть за что-нибудь тяпнуть.

Неизвестно, кто вышел бы из этой битвы победителем, если бы сверху на тончайшей паутинке не спустилась невиданной красоты женщина. Черноволосая, красногубая, с выбеленным лицом, она была как изящная статуэтка, очень хрупкая и дорогая.

— Чикако, Кукико! — негромко окрикнула она, и две лисицы тут же присмирели.

Сразу же исчезли и лисьи огни, и болотные, восстановилось до прежних границ пространство, и повеяло холодком.

— Госпожа Ёрогумо, — тут же поклонились девицы, мистическим образом уже одетые в небесного цвета мокрые кимоно, — просим прощения.

«Ну прям сама покладистость, ишь ты», — возмущенно подумала кикимора, потирая подожженный зад.

— Как нужно встречать гостей? — таким же тихим незлым словом обратилась прекрасная Ёрогумо к лисицам.

И все. И началось.

Глава 12. Прекрасная Ёрогумо

Кикимора глазом моргнуть не успела, как зажглись в невидимых нишах купальни благовония, как прямо перед ней появилась дорожка, ведущая к невесть откуда взявшемуся чайному саду с серым глиняным домиком в тени лиан и деревьев. Вот потянуло легким ароматом чая маття, вот гостеприимно зажглись фонарики. И вот две потрепанные девицы с мокрыми хвостами стоят перед кикиморой в низком поклоне.