Кикимора и ее ёкай

Зимина Анна

Кикимора уже очень давно была одинока. Мужчины, которые ее окружали, были или не по рангу, или не по сердцу. С водяными романов не получалось — слишком уж они хладнокровные, болотные огни для них чересчур жарки. Но зато с ними крепкая дружба всегда удавалась. Лешаки вообще в качестве кавалеров не рассматриваются. О чем с ним разговаривать? Про то, хорош ли птичий помет для молодых побегов? Или о сортах древесного мха и лишайника? Нет, ребята они отличные, но малость, как бы это сказать, на одной теме подвисли. Кто там еще остается? Великий Золотой Полоз? Подкатывал как-то к кикиморе, даже роман случился, но кончился плохо. Непостоянный

он, Полоз этот, с полуденницей шашни закрутил, чмо теплолюбивое, и долго кикимора потом переживала. А потом так вообще врагом смертным стал. А уж сколько с Ягушей было слов недобрых про него сказано, сколько порч и проклятий наведено, сколько выпито и выплакано — вообще не счесть! Правда, порчи и проклятия Великому Полозу до одного места, слишком уж шкурка у него, у гада, скользкая.

Лез потом к кикиморе, прощения вымаливал — все болота тогда змеями и золотом кишмя кишели. Но кикимора предателя не простила.

Потом, спустя лет десяточка два, полюбила кикимора полукровку — наполовину человека, наполовину водяного, да не проклятого, а природного. Любит мать Мокошь подшутить! И тут сошлись кикимора с полукровкой таким ладком да рядком, что лучшего и пожелать нельзя. Детишек нарожали, домик в самом живописном месте благовещенских болот отстроили понемногу, садик разбили, делянку с мухоморами развели. Каждый день с ним кикимора счастлива была, каждый день ходила на древнее капище и приносила подношения Мокоши за великий дар, за мужа любимого, за деток.

Только недолог век полукровки, особенно такого, который Золотым Полозом, ревнивцем и собственником, был проклят. Как ни старались ни Ягуша, ни кикимора, ни водницы, ни лешаки — никто лекарство от смерти и старости не нашел.

На кикимору тогда смотреть было страшно.

Почернела, осунулась, бродила день и ночь по болотам, манила путников болотными огнями. Как-то раз даже поймала одного — охотника молодого. От злости хотела его утащить к водяницам, утопить, да увидела испуганные глаза человека, подумала о том, что его дома может жена ждать, которая так же любит, как она любила — и пощадила. Отпустила, из болот выбраться помогла. Даже в сумеречной душе ее не было места жестокости.

Потихоньку отправилась, но не до конца. Уж две сотенки годков минуло, а к себе кикимора никого с тех пор не подпускала. «Хватит, отлюбила», — говорила она Ягуше, когда та сводничать принималась.

Отвыкла кикимора от мужской ласки, потому и вцепилась в крепкую шею верховного бога клещами.

— Давай потанцуем, красавчик, — мурлыкнула она ему куда-то в подмышку.

Омононуси смирился, перестал отрывать ее руки от своей шеи и осторожно обхватил ее за талию.

— Настоящий мужчина! — восхитилась кикимора и подняла голову, всмотрелась в его лицо.

— Тебя как зовут, красавчик? А то я с незнакомыми не целуюсь, а целоваться сегодня почему-то страсть как хочется!

— Я — Омононуси, один из верховных богов порядка, — значительно сказал он, надеясь, что это произведет на болотную ведьму впечатление и она начнет вести себя сообразно его статусу и положению.

— О, Омо-муся. Мусик, так, да? Будем знакомы, я Марьяна, но ты можешь называть меня Марочкой. Мусик, ну, раз знакомы, теперь целуй!

С этими словами кикимора запрокинула голову, закрыла глаза и вытянула губы для поцелуя. Потянулись секунды.

— Муся, дама хочет целоваться! Куда ты делся, Муся? — капризно спросила кикимора, не ощутив крепкого мужского поцелуя,

и открыла глаза.

Разъяренный Омононуси смотрел на кикимору змеиными глазами с вертикальным зрачком. Змеиной, собственно, мордой, потому что от злости и шока опять наполовину трансформировался.

— Муси-и-и-ик, ты такой красивый! Так тебе намного лучше! — восхитилась пьяненькая кикимора, ничуть не впечатлившись боевой формой верховного божества, и аккуратно указательным пальчиком погладила крошечный змеиный нос.

— Был у меня… Ик… Один подлюка-змеюка, но ты, Муся, лучше! — убежденно продолжила она, поглаживая уже где-то в районе уха.

— Мое имя Омононуси! — повторил бог, но уже немного спокойнее. Прикосновения болотной ведьмы были приятными.

— О-мо-муся! Красивое!

«Сумасшедший екай!» — думал Омононуси, совсем не понимая, что ему со всем этим теперь делать.

Зато кикимора вполне себе все понимала.

— Ну, если не хочешь целоваться, тогда я пошла, — заявила она. И правда пошла. Шага ни три. Прилегла на мшистый камушек, коленочки к груди подтянула, под голову ладошки положила и уснула секунды за две. Пробормотала только: «Ягуша, мне больше не наливать», — и вырубилась окончательно.

Омононуси смотрел на спящую. Постепенно сошла с его кожи чешуя, вернулось человеческое обличье. Он непривычно тихо присел рядом с кикиморой, провел над ней рукой, укрывая ее одеялом из переплетенных, как змеи, лиан.

В источниках верховного бога стало тихо и темно. Едва слышно струилась вода, одуряюще пахли опадающие лепестки ночной фиалки. Белокожая девушка с глазами зелеными, как трава со склонов Камиямы, крепко спала, и ничто не могло потревожить ее сон. Ее темная аура естественно и легко впитывалась, врастала в это священное для демонов, богов и екаев место, переплеталась с ним, и это было хорошо. Значит, она очень сильная. Значит, она подойдет для того, чтобы родить и выносить ему достойных потомков-помощников.

«Родить и выносить ему потомков, ишь ты», — с усмешкой думала кикимора, уютно утроившись под одеялом из лиан.

Она читала помыслы бога змей и мысленно ехидничала. Абсент, настоянный на особой полыни, имел парочку очень интересных свойств. Во-первых, как это ни странно, после краткого периода опьянения дарил ясную голову. Во-вторых, позволял проникать в те слои мира, которые обычно мало кому были доступны. Кстати, бледно-серые поганки, которые входят в состав этого абсента, издавна шаманы использовали, чтобы погрузиться в транс и пообщаться с богами, так сказать, ля натюрель, с глазу на глаз. А в сочетании с полынью, чемерицей, багульником, болиголовом пятнистым, иван-чаем, бузиной обыкновенной, дурманом крупнолистным, лимонником дальневосточным и ягодами годжи (антиоксидант, чтобы голова не болела) получась нечто совершенно удивительное.

Вот сейчас кикимора слышала, что думает верховный бог порядка, и злилась. Гляди-ка на него, бог без сапог! Вылез тут из змеиной норы, гостью неволить собрался! «Покажу ему назавтра кузькину мать», — мрачно подумала кикимора.

И назавтра и правда показала.

Глава 10. Священный дух оками

Интересный народ — японцы. Люди, зажатые в условности и в их рамках послушно и комфортно существующие. Умеющие уважать других и их чувства, правда, это уважение имеет много общего с равнодушием и страхом перед общественным порицанием, но тут уж ничего не попишешь.