Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
Сталин прошлепал к окну – снаружи светил фонарь, и его свет проникал внутрь комнаты. Он открыл книгу, перелистал. Портрета на месте не было! Украли… А потом вспомнил, что сам, еще весной, смял его и выбросил. А теперь заболел и забыл.
Никогда еще Сталин не попадал в такое безвыходное положение: через две недели, сокрушив Польшу, Гитлер ринется на Россию, и даже если Ворошилов поведет навстречу ему свои танки, то они будут перехвачены в пути и разбиты. Вся армия в летних лагерях, и даже четыре дивизии, должные торжественно войти в Польшу и Прибалтику, так щедро подаренные Гитлером,
Завтра Гитлер войдет в Варшаву, в ту самую, сладкую, недостижимую Варшаву, которую Сталин так и не сумел захватить, может, даже по собственной вине – не желал, чтобы слава досталась выскочке Тухачевскому, и задержал Буденного подо Львовом.
Завтра Гитлер будет в Варшаве. А Сталин уже никогда…
Тогда и возникло в мозгу это слово – никогда. Тогда и пришло осознание окончательности своей болезни. Он же обманывал себя от страха не перед врачами, а перед смертью. Наверное, подсознательно он давно уже понял, что спасения нет…
И только один удар, один козырь!
Поскребышев, который спал в прихожей, не раздеваясь, уже несколько недель, услышал, как Сталин шлепает по комнате и шуршит страницами. Он чуть приоткрыл дверь.
– Что-нибудь нужно, Иосиф Виссарионович? – спросил он.
– Завтра утром свяжешь меня с Ворошиловым и Тимошенко. А кто у нас командует дальней авиацией?
– Рычагов, товарищ Сталин.
– Значит, должен будет знать и Рычагов. А Берия пускай приедет ко мне в двенадцать ноль-ноль.
Голос Сталина был настолько тверд, словно он выздоровел, и Поскребышев, который понимал, что он, как жена скифского царя, будет убит и положен в курган вместе с повелителем, вдруг вознадеялся, что обошлось…
Но в комнате так пахло разлагающейся плотью и фигура вождя была так сгорблена и немощна, что Поскребышев отринул надежду и, подойдя к вождю, помог ему вернуться к дивану, на котором тот должен был спать.
Варшава пала утром 18 июля.
Танковый корпус Гудериана смог обойти ее с юга, и в городе началась паника. Польская армия откатывалась на восток, но советские части, которые, по соглашению с Германией, должны были двинуться навстречу германцам, воссоединяя с родиной народы Западной Белоруссии и Украины, все еще не были подтянуты к границе. Все планировалось на сентябрь. Сейчас эшелоны шли на запад, вызывая безнадежные пробки на дорогах. В приграничных областях царили неразбериха и анархия. Наркомвоенмор Ворошилов, не имея инструкций от Сталина, до которого он уже неделю не мог дозвониться, предпринимал лишь половинчатые, неуверенные шаги, вроде бы кому-то угрожая, но в то же время готовый, если нужно, и отступить. В Кремле царила тихая и невидимая посторонним паника…
Утром, получив сообщение из Варшавы, Гитлер тут же позвонил Альбине.
– Моя судьба, добрым вестником которой ты для меня стала, свершается, – сказал он торжественно. – Варшава пала!
– А что наши? – спросила Альбина и с неловким смешком поправилась: – А что русские?
– Они все еще в растерянности. Я их понимаю, они сидят с одной картой.
– И что они с ней сделают?
– Насколько я знаю Сталина, он должен постараться мне отомстить, – сказал
– Какой ужас!
– Неужели ты думаешь, белый кролик, что я допущу этот самолет к нашему городу? Начиная с сегодняшней ночи вся авиация империи будет защищать столицу. На всем пути самолета с бомбой будут дежурить истребители. Твой Сталин…
– Он не мой! Я его ненавижу!
– Ты не имеешь права ненавидеть лидеров других государств, – засмеялся Гитлер, – ты слишком нежна для этого.
– Я – богиня, – сказала Альбина.
– Да, я знаю. – Гитлер перестал смеяться. – Но можешь быть уверена, что этот самолет до Берлина не долетит.
– А если он решит кинуть бомбу на Париж?
– Одну-единственную и на Париж, который ему стратегически не нужен? Он не сумасшедший. Он сейчас ненавидит меня, потому что я его облапошил.
Альбина не знала этого немецкого слова, и Гитлер объяснил и продолжал:
– Так что берлинцы будут в безопасности.
– Спасибо, – сказала Альбина и замолчала.
– Я помню о своем обещании, – сказал Гитлер. – Я возьму тебя с собой в Варшаву. Потому что, пока остается хоть один маленький шанс, что этот чертов самолет все же долетит до Берлина, я хочу, чтобы тебя здесь не было. Ты вылетаешь вместе со мной в Варшаву. Мы с тобой будем принимать парад победителей.
– Ой, как хорошо! – совсем по-детски воскликнула Альбина. – Мне так интересно посмотреть на Варшаву, я никогда не была за границей!
Гитлер объявил о своем намерении вылететь утром в Варшаву в пять часов вечера, через несколько часов после ее капитуляции. Немедленно по получении этого известия Геринг и Гиммлер старались отговорить фюрера – Варшава еще не очищена от подозрительных элементов. Русские войска могут попытаться туда прорваться.
Но Гитлер поднял всех на смех:
– Я должен сделать это завтра – завтра или никогда. Я не намерен терять ни часа! Еще неделю назад вы валялись у меня в ногах, уверяя, что поход на Польшу – дешевая авантюра, которая загубит рейх. Так вот – завтра я принимаю там парад, и весь мир содрогнется. А послезавтра я кидаю мои войска на Москву. Мне нужно взять их столицу раньше, чем Англия с Францией поймут, что без России им не поможет даже Америка. Все!
Через два часа в воздух была поднята находившаяся в полной боевой готовности воздушно-десантная дивизия СС «Хорст Вессель». На одном из самолетов летел сам рейхсфюрер СС, который лично возглавил начавшуюся вечером и законченную к началу торжественного парада очистку польской столицы от вредных элементов, организацию временных гетто для евреев и другие меры безопасности.
Гитлер заехал за Альбиной сам – это было немыслимо для покорителя Вселенной, но он придавал особый мистический смысл тому, что Альбина будет рядом с ним как олицетворение космической расы господ.
Оттуда они поехали на аэродром. Они ехали в открытой машине, за ними – три или четыре машины, в одной из которых восседали генерал Гаусгофер, два его ассистента, человек в зеленых перчатках и тибетский лама с глубоко посаженными глазами, правда, другие спутники Гаусгофера были в цивильной одежде и низко надвинутых шляпах.