Когда была война

Арно Александра

– Я думал, что все, кроме меня, погибли.

Лиза замотала головой. Слова не шли с языка, сердце неистово стучало в груди, горло сдавливали стальные тиски. Она никак не могла поверить, что всё происходящее - правда. Не сон, не выдумка, а правда.

– Вадим погиб. И Лида. Она сказала, что дом обрушился...

Отец выдвинул из-за стола стул, развернул его и заботливо усадил Лизу, потом плеснул в стакан воды и залпом выпил.

– Обрушился. Я выбрался.

Он снова налил воды и передал стакан ей. Лиза взяла его трясущейся

рукой. Несколько капель пролились на брюки, и она почему-то рассмеялась, но вновь натянуто, неестественно.

– И я выбралась, пап.

Когда волнение чуть улеглось, она рассказала ему всё от начала до конца. Отец слушал внимательно, не перебивая. В его глазах колыхалось нечто похожее на жалость, на обиду, на упрёк - не к Лизе, а к судьбе, но ни единый мускул на лице не дрогнул.

– Почему у тебя фамилия другая?
– спросил он, когда она закончила.
– Опять замуж вышла? Я вообще сперва думал, что лейтенант Фабиш - это парень...

Лиза качнула головой.

– В военкомате напутали. Я теперь Фабиш, а кто-то теперь Левицкая. Хотела обратиться, чтоб исправили ошибку, да документы уже затерялись...
– Она махнула рукой.
– Сгорело всё к чёртовой бабушке, то есть. Так и осталась Фабиш.

– Поэтому я и не мог тебя найти, - протянул отец.
– Потому что искал Елизавету Левицкую...

Лиза схватила его большую руку в свои ладони и, словно кошка, прильнула к ней щекой, блаженно улыбаясь. В глазах всё ещё стояли слёзы.

– Но ведь всё равно нашёл, - прошептала она.

Он снова погладил её по волосам - совсем как в детстве.

– Эх, Лизаветка моя...

Его голос прозвучал глухо и сдавленно. Он, громко стуча костылём, обогнул стол и опустился в кресло. Со отделанной полированным деревом стены на них равнодушно взирал с портрета Владимир Ильич. Снаружи шумели машины, слышались голоса, но Лиза будто ничего не слышала. Её сияющий счастьем взгляд был устремлён на отца. Неужели это действительно возможно - видеть его живым? Неужели она больше не одинока? Внутри волной поднялась восторженная радость, сердце защемило до писка, до хрипоты. Теперь у неё есть смысл жить!

– А я, Лизок, видишь, какой стал...
– Отец взмахнул рукой, указывая на пересекающий лицо шрам.
– Урод!..

– Ничего ты не урод!
– пылко возразила Лиза и спросила.
– А от чего это?

– От горящих обломков.
– Он выдвинул ящик стола, выудил оттуда пачку "Герцеговины Флор" и похвастался: - Зато вот. Не поверишь, сам товарищ Сталин угостил.

Отец явно хотел произвести впечатление, но Лиза никак не отреагировала. Меньше всего её сейчас волновал товарищ Сталин. Точнее, её вообще ничего не волновало и не трогало кроме самого родного в мире человека, сидящего с другой стороны стола.

На Козельск уже давно опустились сверкающие августовские сумерки, на тёмном шёлке небес замигали первые звёзды, поднялась задумчивая печальная луна. Прифронтовой городок уснул тревожным сном, а они всё говорили и говорили. Лиза в подробностях рассказала, как вышла из Брестской крепости, как пересекла линию фронта, как училась на снайперских курсах в Москве, как попала сперва на передовую, а потом на задание особой важности.

–

Я сперва даже толком и не знала, куда и зачем меня направляют. Так, сказали, немецкую шишку ликвидировать нужно. А кто он такой, не сказали. Но оповестили, что всё секретно... Хотя, я и сейчас не знаю, кого мы там хлопнули, - она засмеялась.
– Какого-то мужика.

Отец хмурился, слушая её, тарабанил пальцами по обтянутой зелёным сукном столешнице. К стёклам липла бархатистая ночь, гладила городок своей пушистой тёплой лапой и обступала горящий на столе круглый абажур, а тот отбрасывал на стол пятно света. И не было в мире места уютнее, чем этот просторный, тонущий в полумраке кабинет. Лиза расслабленно откинулась на спинку стула. За окном стрекотали сверчки и цикады, шелестел тихонько ветер, постукивая старой деревянной рамой.

А где-то совсем недалеко тяжёлой грозовой тучей ворочалась и громыхала война.

______________________________________

(1)Имеется в виду, без головного убора: издавна отдавать без него честь не принято в российской армии. (прим.авт.)

7.

Сентябрь пришёл дождями и сыростью. Небеса посерели, набухли чёрными дождевыми тучами, сгорбились, нависнув над густым лесом своим тяжёлым хмурым брюхом. Ветер беспрестанно раскачивал кроны деревьев, мёл по земле палую жёлтую листву. Немцы с боями отступали от Козельска, оставляя после себя изрытые воронками от взрывов, усеянные телами убитых поля и сожжённые дотла деревеньки. Левашов, вручая Лизе награду - орден "За отвагу" - сказал, что в том и её немалая заслуга, а после скупо похвалил за великолепно выполненное задание. Вместе с наградой её повысили в звании: она стала старшим лейтенантом.

Через пару дней из главного штаба пришёл указ о переводе её в другую часть. Она должна было принять участие в прорыве блокады Ленинграда. Лиза собрала немногочисленные пожитки, упаковала их в видавший виды потёртый кожаный чемодан и отправилась в Козельск, откуда уходил эшелон в Ленинградскую область, где отныне ей предстояло служить. Отец оставался в Калужской области, но они пообещали друг другу не терять связи.

Провожая Лизу, он почти плакал. Она ясно различала в его глазах испуг и тревогу - несвойственные ему обычно чувства. Отец всегда был для неё самым отважным и смелым человеком, которого не напугать ни войной, ни немцами, ни чем-либо ещё. Лиза как могла пыталась приободрить его: смеялась, отпускала нелепые и несуразные порой шутки, улыбалась и с полной уверенностью утверждала, что ни за что не погибнет. Гибель - это удел других, она же будет стоять до конца.

– Потому что ты меня так научил, пап, - ласково добавила она.
– Не опускать руки и не сдаваться. Да и рановато мне на тот свет.

– Пуля - дура, - тихо отозвался отец.
– Никогда не знаешь, в какой момент она прилетит... И не разбирает она, кому рано, а кому поздно, дочка.

Лиза укоризненно глянула на него и, приподнявшись на цыпочках, крепко обняла, чтобы скрыть свой собственный страх. Она и сама боялась, но признаваться ему в этом не хотела. Немцы стянули под Ленинград внушительные силы, и бои там шли настолько кровопролитные, что средняя продолжительность жизни солдат составляла от недели до двух. Кто знает, насколько продолжительной станет её жизнь? Но нарушить приказ Лиза не имела права. И, всеми силами ободряя отца, она ободряла и себя: ничего, выстоит, выживет, и не в таких переделках бывала! Война - она для всех одна, и опасно сейчас везде, так что особой разницы, где воевать, нет.