Когда мы встретимся вновь
Шрифт:
– Крут, – пробормотал молодой, швыркнув носом.
– А я тебе о чем, дубина! С таким не побалуешь. Ты не смотри, что он невысок да тонок. Кость у него крепка, да и силушки хватает. Но главное не в этом, парень.
– А в чем?
Седой смерил напарника снисходительным взглядом, словно решая, стоит ли удостаивать его ответом, но пояснил:
– Голова у него, парень. Понимаешь? ГОЛОВА!
– Чего голова?
– Чего-чего. Светлая голова у него, говорю. Просек он наше дело в два счета. Иные тут годами парятся, а толку ни-ни. А он раз, два – и в дамки! Словно всю жизнь на железной дороге провел да шпалы-рельсы клал. Месяц поработал и давай черчижи всякие там глядеть-разбирать, книжки специяльные взял. Изучает, значит, дело
– И позволили? – ахнул рабочий.
– А то он спрашивал? – ухмыльнулся седой. – Поначалу, кой-кто тут попытался прижучить его, чтобы не зарывался, так он пару-тройку так кулаком приласкал, что любо-дорого смотреть! Жилистый, выносливый, а уж быстрый. Хватка как у волкодава. Так что ты, дружище, меня послушай, большое будущее у парня. Попомни мои слова! Это мы с тобой всю жизнь рельсы-шпалы грузить будем, а он в люди выбьется, дай время только. Ну, бери, что ль?
Молодой взялся за противоположный конец шпалы и, поднатужившись, взвалил его на плечо. Они осторожно стали взбираться на насыпь. Бригадир и его напарник – невысокий, худой, как трость, ирландец по прозвищу Штопор – как раз закончили со своим грузом и спускались им навстречу. Все еще переваривая рассказ седого, молодой заворожено уставился на приближающуюся поджарую фигуру бригадира. Несмотря на холод, он был обнажен до пояса и, казалось, не чувствовал его. В невысокой и почти хрупкой фигуре, тем не менее, ощущалась скрытая сила. Рельефные мускулы плавно перекатывались под кожей при каждом движении, словно у какого-то экзотического хищника. Дикого и опасного свой дремлющей, но готовой в любой момент проснуться мощью. Кожа влажно поблескивала каплями пота. Длинные каштановые волосы слипшимися прядями скрывали лицо и падали на широкие плечи. Четко и методично впечатывая сапоги в хлюпающую жижу, он прошагал мимо и направился к ближайшему штабелю. Бормоча себе под нос что-то невнятное, мимо проследовал Штопор и поспешил следом за бригадиром.
– Чего стал, как вкопанный, ети твою душу мать! – это громогласное ругательство вернуло его на землю.
Словно очнувшись ото сна, он вздрогнул и, недоуменно посмотрев на недовольно напрягшуюся спину напарника понял, что все это время простоял, открыв рот, словно деревенщина впервые оказавшийся на центральной улице в столице в воскресный день.
– Я из-за тебя, идиота, чуть шпалу не уронил! Эвон всю ладонь занозил! – продолжал изливать свое возмущение седой. – Че уставился-то, словно приведенье увидел?! Двигай ногами!!!
– Извини, задумался.
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и, перехватив поудобнее свой груз, стал взбираться на насыпь.
– Задумался он, – раздраженно ворчал седой, скользя по гравию. – Было б чем думать!
Кряхтя и, то и дело поминая черта и всю его родню, они в который раз взгромоздились на насыпь и осторожно уложили шпалу, тщательно утрамбовав ее ломами. Снизу навстречу им уже поднимались бригадир и Штопор, но на этот раз, к немалому удивлению седого и его напарника, на их плечах красовались сразу две шпалы. Щебень хрустел и оползал под тяжестью их медленных шагов.
– Зря это они, – тихонько пробормотал седой, смерив их неодобрительным взглядом. – По одной надо бы. Спешить все равно некуда.
– Почему? – в который раз удивился стоящий рядом с ним молодчик.
– Насыпь под углом, неровная. Да и камни мокрые, скользкие. А груз двойной. В два раза, стало быть, тяжелее. Не дай бог…
Договорить он не успел. Словно в подтверждение его невысказанным словам, щебень под ногами бригадира
– Штопор, бросай! В сторону! – только и успел крикнуть он.
Повинуясь старой привычке, ирландец, не раздумывая, выполнил приказ и бросил свою ношу. Нил попытался сделать то же самое, но опоздал. На одно мгновение, на какую-то неуловимую долю секунды.
– Осторожно!
– Шпалы!
– Бригадир!
– Ах, чтоб тебя!
Конец связки, брошенный Штопором, уперся в землю и два темных пропитанных смолой и карболкой куска дерева тяжело обрушились на спину и плечо не успевшего увернуться Нила. Удар швырнул его на щебень. Оглушенный он инстинктивно попытался встать, отчего шпалы медленно поползли вниз, распахивая кожу кроваво-занозистыми бороздами.
– Дьявол! – прошипел Нил.
Со всех сторон к нему кинулись рабочие. В мгновение ока они высвободили его из-под шпал, спихнув их к подножию насыпи. Десяток рук устремились к нему, предлагая помощь, но Нил помотал головой.
– Сам справлюсь, – мрачно буркнул он и медленно встал.
Какое-то мгновение молодой мужчина просто стоял, чуть пошатываясь и изредка встряхивая головой, а затем осторожно спустился к подножию насыпи и сел на те самые шпалы, из-под которых его вытащили.
– Черт, черт, черт! – едва слышно пробормотал он. На секунду его лицо скривилось в гримасе боли, но тут же приняло прежнее отсутствующее выражение.
– Кардинал! – мгновением позже подлетевший Штопор плюхнулся рядом, обеспокоено вглядываясь в его лицо. – Ты как? Ты это… того? Всё цело? Ничего не сломал? Болит где? Чего молчишь-то?!!
– Штопор.
– Да?
– Заткнись.
Ирландец обижено засопел.
– Вот значит как! Его, значит, шпалами шарахнуло так, что, поди, все кости переломаны. Я, значит, за него переживаю! А он мне – заткнись!
Нил поморщился, словно у него внезапно сильно заболел зуб.
– Штопор!
Ирландец смерил его оскорбленным взглядом, но все же счел за лучшее ответить.
– Да?
– Перестань причитать. Все в порядке. Главное – кости целы. А ушибы, синяки, занозы да царапины – пустяки. Переживу. И не такое переживал. Через недельку буду как новый. А ты квохчешь, как курица над только что вылупившимся цыпленком!
– Да-да-да, – мрачно пробурчал Штопор, все еще обижено косясь на друга. – Пустяки, говоришь? Как же! Ты на свое плечо глянь! На спину посмотри! Всё в крови, да и грязи набилось! Да ты знаешь, скольких я на своем веку похоронил из-за таких вот пустяков?!! Пальцев не хватит, чтобы сосчитать! Тебе к врачу надо. Да побыстрее. Чтобы прочистил да обработал, пока заражения не подхватил. Подхватишь – в раз коньки отбросишь. Лихорадка и гангрена тебя сожрут – и помолиться не успеешь! А ты тут расселся и сидишь, как пень! Ничего у него, видите ли, не сломано, а значит, всё в порядке! Паря, да ты откуда знаешь-то, в порядке у тебя все али нет? Ты врач, что ли? Нет! Вот и сиди-молчи! А еще лучше поднимайся-ка, бери лошадь да дуй в город со всех ног. Вчера в кабачке слыхал, что сегодня врач должен приехать. Мэр и наш управляющий его специально пригласили. Вот пусть он тебя посмотрит и скажет, все ли в порядке. Да занозы-царапины твои обработает, как полагается!
– Это он верно говорит, – послышался голос из собравшейся вокруг толпы рабочих. – Я тоже слыхал, что врач сегодня приезжает. Кстати, поговаривают, будто врач – женщина!
– Ого! – весело ответил ему другой голос. – Ну тады бригадиру действительно следует съездить в город и навестить нашего нового врача. И ему польза, и нам расскажет, что это за цыпочка.
– Ага, – мрачно отозвался Нил, морщась от боли. – А вы не думали, что она может оказаться не цыпочкой, а злобной, сморщенной старушенцией эпохи кринолинов? Черствой, как сухарь, и морализаторствующей по любому поводу?