Колдовской отведай плод
Шрифт:
А когда я очнулась, рядом не было никакого черного странника.
Я огляделась. Никого и ничего. Ни странника, ни Даша, ни коня. Лишь быстроходка да присевший возле нее парень. Должно быть, черный человек мне почудился. Усталый мозг вырубился на какое-то короткое время, вот и увидела я странный и жутковатый сон. Потому что очень-очень проголодалась и замерзла.
Гвейн все еще возился. Однако вскоре раздалось бодрое «готово», и он завел машину. Я запрыгнула на свое место и не без радости почувствовала поток теплого
— Хорошо-то как, — счастливо выдохнула я.
— Жить можно. Вызывай ремонтника, — Гвейнард протянул мне карточку с номером.
— Зачем? Для моральной поддержки? Тогда не надо было отпускать всадника… как его — Даша.
— А вдруг именно этот Даш двигался по сигналу следака?
— Даш?
А почему бы и нет? Кто он такой, этот любезный мист? Что делать одинокому всаднику ночью на пустой дороге? Он ведь и сам сказал, мол, ехали бы лучше днем. Так почему сам поперся в темноту?
— Ну вот, теперь я стану думать, что Меднель притаился возле яблочного дома за каким-нибудь валуном, а когда мы приблизимся, выскочит, да ка-а-ак…
— Это «ка-а-ак» он мог сделать и сразу, — успокоил парень. — А раз не сделал, значит, не станет притаиваться за валуном. Не отвлекайся, Мира. Вот тебе лампа, вызывай. У следака остался совсем небольшой заряд, ты, наверное, тоже заметила. Можем не доехать.
Мне бы поразмыслить над странностью последней фразы. Но усталость и желание преодолеть путь как можно быстрее вытеснили все остальные мысли и лишили меня способности думать логически. Я взяла картонку и принялась вызывать. Тщетно. Никто не отзывался.
Быстроходка совершила свой фирменный скачок, я вцепилась в панель одной рукой, второй каким-то непостижимым образом умудряясь держать лампу. Мы, конечно, торопились, но не настолько, чтобы вылететь из машины и закончить путь, в том числе и земной, в ближайшей канаве.
И тут я снова вспомнила, что так и не поговорила с мамой.
Глава 7. Разговоры во время движения и их вред. Теплый прием
«При неверном наборе кода просто извинитесь. Если успеете».
(Из наставлений настройщика
переговорной компании «Маг Улия»)
— Мож-но е-хать помед-ой! — леннее? — спросила я, болтаясь как щепка на волнах во время шторма. — Я дол-жна сде-ай! — лать еще один вызо-о-в!
— Мы можем вообще остановиться, — рявкнул водитель, но так как я не возопила «стой!», хотя очень хотелось, то скорость все-таки немного сбросил. Быстроходка напоминала теперь не щепку в бурю, а лодку, попавшую в быстрое течение. Слегка мутило, однако мое тело уже не стремилось выбрасываться за борт.
Мама, должно быть, давно спит.
— Кто? — рявкнул мужской голос.
— Это Мира, — тоном «кто же еще» отозвалась я. — А ты кто такой?
— Чего? — взревел мужик. — Слышь, ты, Мира. Ты вообще соображаешь, сколько времени?
— Ну-у-у, — неопределенно протянула я, — при такой тряске… э-э-э… разве чего сообразишь?
— Так закончи тряску, а потом думай! — заорали еще громче. — Скажи там своему, пусть остановится!
Гвейн громко ответил «ни за что, иначе до утра не успеем».
Я покраснела.
— Я не злопамятный, — продолжал мужик, — но номерок твой в памяти все же сохраню. И даю слово разбудить в самый пикантный момент. Как ты меня сейчас.
Кажется, я промахнулась и неверно изобразила код. Еще бы, при такой-то тряске.
— Интересно, что делал этот мужик? — не скрывая ехидства, произнес Гвейнард. — То, что я подумал или еще более пикантное?
Я засопела, буркнула «конечно, спал, пошляк» и предприняла попытку номер два.
На этот раз голос был детским:
— Мама, мама, тут опять переговорные хулиганы балуются!
— Вот я сейчас этим хулиганам! — взревела женщина. — Разговаривай с ними, сыночек, держи связь, я сейчас стражу вызову.
Стражу я дожидаться не стала и, чтобы сыночек или его мама не запомнили номер, высветившийся на их аппарате, отключилась.
— Смотри, не вызови демона, — посоветовал Гвейнард. — Они, говорят, за любое беспокойство сворачивают шею, а уж если их разбудить…
— То что? — холодея, спросила я, в принципе зная, чем заканчиваются подобные вызовы.
— Вообще убьют, — спокойно закончил он. — Данни вчера как раз поведала пару любопытных историй. Рассказать? Нет? Тогда, может, перестанешь мучить лампу и дождешься, когда приедем?
— Но ведь я обещала. Вдруг мама не спит и переживает.
— Это которая мама?
— Первая и последняя, — со вздохом сказала я.
— То есть, ты жила в одной семье? Несмотря на пятисемейственность?
— Пятиотцовство, — поправила я. — Нет, я не жила в одной семье. Но в моем случае мама ноль-три стала мамой двенадцать-пятнадцать. Такое иногда разрешается в виде исключения.
…Наверное, все члены попечительского совета несказанно удивились, когда в кабинет ворвалась девочка лет двенадцати и с порога заявила, что сама желает выбрать родителей двенадцать-пятнадцать.
— Не положено, — оправившись от изумления, заявил лысый мужчина в черном сюртуке. — У нас огромное количество заявлений.
Девочка знала, что не положено. Но ей во что бы то ни стало нужно убедить этих чопорных людей.
— Моя мама ноль-три осталась одна, — сказала она, волнуясь.