Колдовской отведай плод
Шрифт:
— Тогда тем более не положено, — сказала тучная миста с тремя подбородками. — Одиноким не разрешается воспитывать детей. Пусть выйдет замуж.
— Она не может, — сказала девочка.
Мама никогда не выйдет замуж еще раз. Потому что никак не смирится с мыслью о гибели папы. Да ведь и нет никаких доказательств его смерти. Папа был испытателем машин-летунов. Конечно, профессия опасная, зато работа хорошо оплачивалась. Они мечтали купить новую квартиру и взять к себе Миру — уже после того, как ей исполнится пятнадцать и она сама сможет выбирать, с кем жить.
Девочка плакала,
Папа, молила девочка, папа, если ты жив, отзовись, пожалуйста. Я знаю, ты не пропал, ведь машину нашли, и даже не разбитую, вот только тебя в ней почему-то не оказалось. Почему? Где ты, папа? Потерял память? Живешь под другим именем? Нет, ты не мог покинуть нас вот так, запросто. Ты же всегда нас любил.
Ей пришлось собирать много документов. В летной части, где служил отец, в комиссии, занимавшейся делом об его исчезновении нужные справки хоть и со скрипом, но дали. Недолго же они его искали, думала Мира. Эх, если бы маго-взор помог его найти! Увы, Мира была бессильна. Единственное, что она могла, жить вместе с мамой, чтобы та не угасла окончательно.
Строгий совет велел, чтобы мама пришла и написала заявление. Мира буквально за ручку притащила ничего не понимающую женщину к строгим людям. Мама бессмысленно смотрела на них — кто это, зачем я здесь?
— Может, ее лучше поместить в лечебницу? — спросил кто-то.
— Нет! — закричала Мира. — Нет! Ее нельзя в лечебницу! Она там умрет! Папа вернется, а ее уже не будет! Тогда и он тоже умрет!
— Вернется? — вдруг спросила мама и взгляд ее стал осмысленным. — Мирочка, ты уверена, он вернется?
— Я знаю, — твердо сказала девочка. — Папа закончит свои испытания и прилетит домой. Мама, не отвлекайся. Пиши.
Это был первый шаг на пути к маминому выздоровлению. Потом она нет-нет, да и впадала в депрессию, особенно когда натыкалась на вещи отца, хотя Мира старалась убирать их в дальний угол. Много позже — Мира как раз начала работать — мама вдруг ожила, сообщила, что ей сделали интересное предложение, и уехала. Далеко-далеко. Там, в неведомой дали, мама ухаживала за животными и содержала небольшой огородик и сад. Замуж она так и не вышла, но, судя по всему, постоянно пребывала в хорошем настроении. И каждый день разговаривала с дочерью. Эти разговоры были необходимы ей, как воздух. Она должна быть уверена, что с Мирой все в порядке. И, конечно, надеялась услышать то, что ждала все эти годы. Мира сразу бы ей об этом сказала. Сразу. Но пока обрадовать маму было нечем.
— Тогда понятно. Вызывай, — великодушно разрешил Гвейнард.
Третья попытка увенчалась успехом.
— Мира! — закричала мама. — Что случилось, деточка?
— Ничего, мама.
— Как — ничего? Почему долго не выходила на связь?
— Прости, пожалуйста! Тут много всего произошло… Задержалась на работе, потом пришлось уехать.
— Уехать? Куда? Ты сейчас где?
— На пустынной ночной дороге, — брякнула я, не подумав.
— В компании подозрительного типа, — тихо добавил Гвейнард. Но мама услышала.
— Кто это с тобой?! Мира, не молчи, немедленно отвечай! Чем ты занимаешься на ночной дороге с посторонним мужчиной?
— Мама, не волнуйся, все в порядке. Мы на пути в яблочный дом. Помнишь, я туда ездила? В детстве. С Данни. К ее папе в гости.
— Но сейчас-то ты не с Данни! Мира, я чувствую, с тобой что-то случилось. Ох, не надо было оставлять тебя одну. Сколько раз я звала тебя к себе. Давно бы приехала, вышла замуж. У меня тут, кстати, появился один новый сосед. Очень приятный молодой человек. Тебе бы понравился. Он, кстати, тобой очарован.
— То есть?
— Видел тебя на рисунке. Помнишь, папа рисовал?
— Мама! — возмутилась я. — Неужели ты показывала ТОТ рисунок посторонним людям? Но ведь я на нем… э-э-э… без одежды.
— Ого! — сказал Гвейнард.
— Мне тогда было три месяца, — прошипела я.
— Ты была очаровательным младенцем! — воскликнула мама. — И, если прекратишь лопать пончики, будешь неотразима и сейчас.
Я почувствовала, что безумно голодна и вздохнула.
— Немедленно перестань ехать куда бы то ни было! — категорично заявила мама. — Брось этого подозрительного типа и возвращайся!
— Поздно, — ответила я.
Воцарилось молчание.
— Что значит поздно? — наконец спросила мама хриплым от волнения голосом. — То, что я подумала или еще хуже?
Куда уж хуже!
— Поздно — это значит, здесь уже ночь. Мы проехали больше половины дороги, и назад ехать смысла нет. Меня сопровождает работник Данни. Он же ведет быстроходку.
— Этот работник случайно не сектант?
Я вопросительно посмотрела на Гвейнарда. Тот округлил глаза и усердно замотал головой из стороны в сторону.
— Говорит, что нет.
— А вдруг он беглый преступник?
Парень закивал головой. Машина вильнула будто в подтверждение сказанного.
— Мам, он не преступник.
— Это хорошо, — облегченно выдохнула она. — А не из-за этого ли водителя ты никак не хочешь приехать ко мне?
— Чего? — завопили мы с Гвейнардом хором.
— Тебе надо выйти за него замуж, — категорично сказала мама. — В конце концов, он тебя скомпрометировал.
— Скомпрометировал? — изумился парень. — Когда бы я успел?
— Мама, он еще не успел.
— Но вы наедине. Ночью. Вдвоем. Ты и он.
— Мама! Все, давай простимся до завтра…
— Погоди, — мамин голос стал тихим. — Больше никаких новостей?
— Нет, — так же тихо ответила я.
— Но ведь ты уехала… А вдруг…
— Мамочка, не беспокойся, если что, мне сразу сообщат.
— Я надеюсь. Спокойной ночи, дочка.
— Спокойной, мама. Не тревожься, все хорошо.
Я локтем потерла лампу и отсоединилась.
— Значит, я тебя компрометирую, — через некоторое время заметил мой спутник.