Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий
Шрифт:
Рядом красовалась нарядная церквушка, вычищенная, покрашенная, с бесчисленным количеством украшений, завитушек и узоров, не церковь, а княжеский терем из былинного сказа. Со стороны набережной храм закрывал длинный приземистый дом, опутанный строительными лесами, снятая штукатурка обнажала перекрытия и красноватые прослойки.
– Что-то Ореста не видно, – озадаченно протянул Артём.
Я никогда прежде не встречался с профессорами, и мне было немного не по себе. Хотя, успокаивал я самого себя, чего волноваться, я же не на экзамен
Из длинного дома, с которого будто содрали кожу, быстро вышел человек и направился к нам. Он был в чёрной скуфейке, в растянутом бесформенном пиджаке и в испачканных масляной краской джинсах. Лицо его густо заросло рыжеватой бородой и казалось ржавым, помятым. Не доходя нескольких шагов, он развёл в сторону руки, затем ускорился и, подпрыгнув ко мне, обнял, а затем трижды поцеловал в щёки. Его борода кололась и щекотала лицо, я невольно сделал шаг назад, пытаясь отстраниться.
– Во славу Божию! – закричал он и набросился на Задикяна.
Расцеловав Артёма Аршаковича, он поклонился до земли и широко улыбнулся толстыми губами:
– Во славу Божию! Если что, я тут, на втором этаже, шкафы таскаем!
Затем он развернулся и, не оборачиваясь, так же быстро скрылся в дверном проёме.
– Это что, профессор? – посмотрел я на Артёма.
В его глазах читалось недоумение. Он достал носовой платок и протер лицо.
– Да нет! Что ты? Просто сумасшедший какой-то, я его первый раз вижу.
Профессора мы нашли в здании-печке, он внимательно осматривал стенку в холле первого этажа.
– Привет, Орест! – воскликнул Задикян, едва увидев его.
Если бы я не знал, кто такой Орест Николаевич, и случайно столкнулся с ним на улице, то сразу бы решил, что передо мной – профессор. Всё в его внешности было какое-то необычное, интеллигентное, профессорское: бело-серый свободный костюм, свисающая из-под полы пиджака блестящая цепочка часов. Худое лицо обрамляла короткая седая бородка, а изящные очки в тонкой оправе придавали ему по-настоящему учёный вид. Шляпа, сдвинутая на затылок, открывала подстриженные пепельные виски.
– А, Артём! И вам здравствовать, молодой человек, – шагнул нам навстречу Орест Николаевич.
Голос его был глухой, низкий и почему-то навевал непонятную тревогу.
Сделав несколько шагов, совершенно бесшумно ступая по вытертому линолеуму тряпичными туфлями, он обнял Артёма, а затем протянул мне узкую сухую ладонь.
– Бог даст, откроем мы и эту шкатулку с секретами. Вот и молодое поколение нам в помощь, – одобрительно хлопнул меня по плечу профессор. – Ну-с, помогать будете?
Внутри у меня всё сжалось от чувства радости. Помогать учёному в удивительном доме! Правда, что от меня требовалось и в чём я бы мог помочь, мне было непонятно, но на всякий случай пробормотал:
– Да, конечно, я готов!
– Вот и прекрасно, – улыбнулся профессор. – Тогда
Про какой ход спрашивал Орест Николаевич, я не понимал, но, едва очутившись тут и шагнув в тихую зелень закрытого дворика, сразу почувствовал дыхание тайны. Сколько человеческих жизней, сколько судеб и событий наблюдали эти стены? Наверняка они знали много такого, о чём не поведал бы самый лучший рассказчик.
– Был! – уверенно сказал я. – Дом-то старый!
– Вот и чудесно! – захохотал профессор. – И мы с Артёмом Аршаковичем тоже на это надеемся. Значит, будем искать. Только ведь одного того, что дом старый, – мало, должны быть и другие причины. Вы знаете о них? Не знаете? Ну-у, Артём Аршакович, что же ты так плохо молодые кадры готовишь?
– Ой, Орест, не дури! Ты – лектор, ты и расскажи, у тебя лучше получится, – замахал Артём руками, сделав испуганное лицо.
– Сейчас, ключи от подклета возьму, – сказал профессор и легко, точно он был молодым человеком, взбежал по лесенке на второй этаж.
– Голова! – проводив его взглядом, сказал Задикян. – Мы с ним давно этими палатами занимаемся.
– Зоя Иванна! – донёсся сверху голос. – Дайте ключи от подклета, пожалуйста.
В ответ – что-то неразборчивое, тусклое, словно случайно пробившиеся слова сквозь помехи радиоэфира. И снова невольно подумалось: сколько же голосов звучали в этих помещениях, рождались, бойко взлетали, ударялись о потолок и, рассыпавшись, навсегда терялись в вечности.
Орест Николаевич вернулся со связкой ключей и, поманив нас рукой, вышел на улицу. Спустившись с крыльца, он завернул за угол и склонился возле маленькой деревянной дверцы у левого крыла.
– Всё это было под землёй! Несколько лет назад откопали! Сейчас мы стоим на уровне дневной поверхности XVII века!
Действительно, мы стояли метра на полтора ниже тротуара, идущего к церкви, деревьев и клумб.
– А почему же так получилось? – посмотрел я на своих старших товарищей. – Откуда столько земли взялось?
– Культурный слой, – сказал Задикян. – Планировка рельефа, асфальтирование, прокладка коммуникаций, наводнения, которые раньше происходили. Постепенно, постепенно, и – вот как поднялась земля!
– Да, а храм когда обследовали – две плиты могильных обнаружили, вот там они лежат под тополем! – указал Орест Николаевич на огромное дерево, растущее возле церкви.
Распахнув дверцу, он шагнул в полумрак подклета и пошарил рукой по стене в поисках выключателя. Когда засветилась лампочка, я тоже шагнул в подклет.
– Осторожно, голову берегите! – донеслось из глубины.
Сводчатые потолки были в серой пыли, сквозь неё проступал тёмно-красный кирпич, в стенах – дыры, из которых выходили трубы и изолированные провода. Казалось, что коммуникации такие же древние, как и само здание. Плитяной пол был ровным, но ужасно грязным. Где-то капала вода.