Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Шрифт:
Кроме двух измененных слов (в стихах 9 и 11), строфа эта есть зеркальное отражение гл. 3, XXVIa, 1–8 и XXVIb, 1–8.
VIII
10 Терем был подобием дамского будуара; в допетровской Руси — часть жилища, отведенная женщинам.
IX
X
1 Я вас люблю… — единственное, что есть в этой части. Гофман (П. и его совр., 1922, IX, примеч. 181) полагает, что Пушкин собирался вставить сюда некую версию выброшенной строфы XXIIIа из гл. 3 («Но вы, кокетки записные, / Я вас люблю…»).
XI
[XII–XIII]
В черновике (2371, л. 8) обнаруживаются также еще две части, между II и III:
[XII]
XIII
5 Ср. второй эпиграф к отрывку (ок. 1827), который, очевидно, был началом некоей поэмы, действие которой происходило в Италии. Отрывок этот открывается риторическим вопросом в духе Гете. «Кто знает край…»; первый же из двух эпиграфов взят из песни Миньоны, лейтмотива романа Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795–1796), кн. III, гл. 1.
Второй эпиграф: По клюкву, по клюкву, / По ягоду, по клюкву (народная или псевдонародная частушка про сбор клюквы, Охуcoccus palustris). Это намек на каприз молодой графини Марии Мусиной-Пушкиной, любительницы вояжей, заявившей в Италии, что более всего она скучает по русской клюкве.
И. Шляпкин, «Из неизданных бумаг А. С. Пушкина» (СПб, 1903, с. 3), относит к «Альбому» также и следующий набросок:
Конечно, презирать не трудно Отдельно каждого глупца; Сердиться так же безрассудно И на отдельного страмца, Но что… чудно — Всех вместе презирать и трудно — ……………………………………… Их эпиграммы площадные, ИхОтносительно собрания каламбуров, в связи с которыми упомянута «Бьевриана», см. коммент. к гл. 2, эпиграф.
Эти тринадцать или четырнадцать «частей» — все, что мы имеем от «Альбома Онегина». Теперь же вернемся к основной линии — гл. 7, XXII.
XXI
XXII
5 Певца [фр. le chantre] Гяура и Жуана — Поэма Байрона «Гяур» была известна Пушкину с Онегиным в переводе Шастопалли (Chastopalli, 1820). Онегин мог отметить такой, например, пассаж:
«Les plus cruelles angoisses de la douleur seraient des plaisirs en comparaison de ce vide effrayant, de ce d'esert aride d'un coeur dont tous les sentiments sont devenus sans objet» [759] .
759
Самые жестокие страдания покажутся удовольствием в сравнении с этой ужасной пустотой, с этой безводной пустыней сердца, все чувства которого стали бесцельны (фр.)
(Отделавшись от де Салля, Пишо заменяет «ce d'esert» [760] на «cette solitude» [761] в издании 1822 г.). Это кошмарное толкование стихов 957–960, где у Байрона:
The keenest pangs the wretched find Are rapture to the dreary void, The leafless desert of the mind, The waste of feelings unemployed. (Чудовищные муки, что настигли несчастного, Ничто в сравнении с мрачной пустотой, Пустыней мертвой духа, И с прозябаньем втуне чувств.)760
«Эта пустыня» (фр.)
761
«Это уединенное место» (фр.)