Королева не любившая розы
Шрифт:
В декабре 1631 года король прибыл в Мец для переговоров с Карлом IV Лотарингским. Последний хотел присоединить к своему государству герцогство Бар, принадлежащее его супруге Николь, но являющееся ленным владением французской короны. Поэтому он очень неодобрительно относился к строительству укреплений в Вердене, начатому Ришельё. 6 января в Вике между Людовиком ХIII и Карлом IV был заключён союзный договор. Герцог пообещал не предпринимать враждебных действий против Франции и препятствовать браку своей сестры с Гастоном Орлеанским. Карл был превосходным актёром: он знал, что венчание уже состоялось три дня тому назад, и брат короля, вступив в права супруга, уехал к матери
–Требовалось как следует припугнуть Месье, – пишет Екатерина Глаголева, – чтобы он не думал, что ему всё сойдёт с рук. Но, как и в случае с Шале, покарать пришлось практически непричастных.
На этот раз в роли «стрелочника» выступил злополучный Луи де Марильяк. Он потребовал, чтобы его судила Большая палата Парижского парламента, поскольку имел на это право. Но король отказал ему и передал дело на рассмотрение специальной комиссии. В конце сентября 1631 года маршалу было предъявлено обвинение в хищении государственных средств (беспроигрышный вариант). Следствие шло крайне медленно и Ришельё из боязни, как бы его не оправдали, передал дело другой комиссии, которая приговорила 8 мая Марильяка к смерти тринадцатью голосами против десяти. Как пишет Таллеман Рео, Ришельё, узнав об этом, воскликнул:
–Я не думал, что будет за что умертвить господина де Марильяка, однако Господь даровал судьям познания, которых не дал другим людям. Надо думать, что он был виновен, раз эти господа осудили его.
Через день несчастного казнили на Гревской площади в половине пятого пополудни. Перед тем как взойти на эшафот, маршал сказал:
–Я часто смотрел смерти в глаза, но никогда не видел её так ясно, как сегодня… Эта смерть – всего лишь стальной ветер, но следует задуматься о том, какая подлость следует за ней.
После гибели Марильяка королева-мать и Гастон пригрозили отомстить его судьям. Из Брюсселя в Пезена, резиденцию герцога де Монморанси, приехал аббат д’Эльбен, посланец герцога Орлеанского. Гастон сообщал, что в скором времени вступит во Францию во главе армии, набранной герцогом Лотарингским и испанцами. К заговору примкнул и единокровный брат короля Антуан де Море.
Любезный и обаятельный Анри де Монморанси, галантный кавалер, умел нравиться всем и не имел врагов. Зимой в его особняке в Монпелье или в замке Пезена устраивались балы, балеты и пиры. Отважный в бою, герцог, тем не менее, не хотел бы оказаться между двух огней. Он написал Гастону, чтобы тот не начинал действовать без сигнала, но нетерпеливый Месье уже в середине июня выступил в поход во главе наспех набранной армии из четырёх-пяти тысяч наёмников, за которыми шли по пятам две королевские армии под командованием маршалов Лафорса и Шомберга. Ришельё до последнего момента не верил, что Монморанси примкнёт к бунтовщикам, и поставил его в известность, что находится в курсе происходящего.
Гастон издал манифест, призывающий добрых французов присоединиться к нему, чтобы освободить короля из-под влияния Рищельё. Дижон остался верен монарху и не открыл ворота его брату. Гастону ничего не оставалось, как идти в Лангедок, и Монморанси захватило водоворотом событий. Он нисколько не обманывался по поводу того, чем рискует, и намеревался, если дела станут совсем плохи, предложить свои услуги шведскому королю Густаву Адольфу. 22 июля Штаты Лангедока, якобы в интересах короля, обратились к герцогу за военной защитой. По сути, это было объявлением гражданской войны. Однако эта инициатива не нашла поддержки у населения. Парламент Тулузы остался верен королю, а духовенство разделилось. Людовику было просто необходимо лично выступить в поход. Впрочем, предварительно он предложил брату
Однако король ещё не добрался до Лиона, как маршал Шомберг 1 сентября разбил войска Месье и герцога де Монморанси под Кастельнодари. Это было даже не сражение, а стычка, напоминавшая рыцарский турнир. Герцог де Монморанси сражался в первых рядах, как настоящий рыцарь. Он получил более десятка ран, в том числе, в лицо, его конь рухнул на землю и придавил собой седока. Королевские офицеры дали ему последний шанс бежать с поля боя: они надеялись, что герцога подберут его солдаты, однако этого не произошло, и пришлось взять Монморанси в плен. Судьба была несправедлива к герцогу – он не скончался от ран, что было бы почётной смертью. А вот граф де Море был убит.
На следующий день войскам Шомберга пришлось снова сразиться с солдатами Гастона, но исход боя был предрешён. Месье отступил в Безье и отправил к брату парламентёра, прося помиловать Монморанси.
Тем временем герцога перевезли в Тулузу, где он должен был предстать перед судом парламента. Следственную комиссию возглавил Шатонёф, когда-то верой и правдой служивший отцу обвиняемого. На сей раз смертного приговора было не избежать: в отличие от Марильяка, Монморанси выступил против короля с оружием в руках, но он пользовался такой любовью и уважением, что для судей исполнение своего долга стало пыткой. Принцесса де Конде, сестра осуждённого, герцог Ангулемский, герцог Савойский, папа Урбан VIII и другие умоляли Людовика ХIII о пощаде, но тот был непреклонен. Переговоры с Гастоном завершились 29 сентября: Людовик соглашался простить лишь тех сподвижников Месье, которые находились теперь рядом с ним. Переговоры с принцем вёл сюринтендант финансов де Бюльон.
–Опыт научил меня, что никогда нельзя выступать против короля, – сообщил ему двадцатичетырёхлетний Гастон.
Ещё он заявил, что вельмож «нужно уничтожить сообща, грош им цена», а главная виновница всему – королева-мать, втянувшая его в эту ссору:
–Её упрямство наделало бед, а она теперь развлекается богомольем.
Подписав доставленный ему разговор, то есть, практически смирившись с гибелью Монморанси, Гастон решил отправиться в свой Орлеан. Ещё в Дижоне 23 октября он узнал о начале суда над губернатором Лангедока и тут же послал к брату гонца, умоляя о пощаде для герцога.
В это время сам Монморанси через конвоировавшего его капитана гвардейцев Шарлю попросил кардинала заступиться за него перед королём, обещая служить ему с честью до самой смерти. Рассказывают, что разговор с капитаном растрогал Ришельё до слёз, однако результатов не дал. В то же время, когда Людовик выходил из дворца архиепископа Тулузского или возвращался туда, толпа опускалась на колени и криачала:
–Пощады! Пощады!
Но король каждый день отвечал одинаково
–Пощады не будет, путь умрёт. Нет греха в том, чтобы предать смерти человека, который это заслужил. Я могу лишь пожалеть о нём, раз он по своей вине попал в беду.
Напомнив Анне Австрийской, что в прежние годы Монморанси был одним из её самых преданных поклонников, герцог д'Эпернон попросил её заступиться за несчастного. Королева колебалась, но потом всё-таки пообещала поговорить с Ришельё. Можно представить, что это стоило надменной испанке! Выслушав её мольбы, кардинал со слезами на глазах ответил:
–Я сочувствую господину де Монморанси, но ему не избежать смерти или пожизненного заключения.
После паузы Анна спросила, стоит ли ей обратиться с подобной просьбой к королю. Ришельё сразу придал своему лицу ироническое выражение: