Коронованный наемник
Шрифт:
Леголас умолк, коснулся поцелуем отцовской руки, встал и медленно вышел из зала. Его душили слезы, которых не должны были видеть ни король, ни Гвадал…
Оставшись наедине с орком, Трандуил несколько минут молча сидел, глядя в огонь. Потом повернулся всем корпусом, словно деревянный, и посмотрел на Гвадала:
– Вот и все, брат, – бесцветно прошелестел он, – ты победил. Я бушевал, что-то доказывал, оправдывался, бросался на тебя с кинжалом. А оказывается, ты давно уже победил. Двадцать пять лет назад я тебя оттолкнул. А сегодня мой единственный сын… мой Леголас оттолкнул меня, предпочтя остаться с тобой… Что за блистательная месть, Гвадал… Что за великолепный реванш… Ничем иным ты не мог вернее меня уничтожить…
Он
====== Глава 50. Зыбкие чаши ======
Комментарий к Глава 50. Зыбкие чаши Мои дорогие читатели! Я боюсь вас разочаровать этой главой, здесь будет сплошная бесконечная говорильня, ничуть не приближающая нас к финалу. Но тут будут оговорены те моменты, которые так и остались за скобками, а их непременно нужно прояснить. Никаких тайн, все белые пятна должны быть заполнены. Начиная со следующей главы, история понесется, как телега под откос, и мне будет уже не до оборачиваний назад. А потому простите, пожалуйста, моим героям их многословие, а мне – мои косяки. Все задумывалось несколько проще. Но разве персонажам есть до этого дело... Оставайтесь со мной. Дальше непременно будет интересней)))
Оцепенение недолго владело королем. После четверти часа опустошенного молчания, он вскочил из кресла и заметался по залу.
– Вздор, чушь! – отрезал он почти с ожесточением, – Леголас никогда так легко не откажется от борьбы! Он не из тех, кто капитулирует после первого боя! Сейчас он потрясен, и быть может, я гадок ему после всего услышанного, но он одумается! Он поймет, что мои грехи не стоят…
– Какие, к балрогам, грехи, Трандуил! – оборвал его Сармагат, – ты не меняешься, ей-Эру. Все так же убежден, что мир вращается вокруг твоих действий и замыслов. Леголас ничуть не осуждает тебя. Его решение – плод таких терзаний, о каких большей части эльфов остается лишь читать в книгах прежних эпох.
– Это не решение! – рявкнул король, – это опрометчивость, юношеская горячность!
– Юношеская горячность владела им тогда, когда он просил своего друга прикончить его, если болезнь станет необратимой, – хмуро возразил орк, – принять же это бремя и продираться тернистой тропой, никого не прося о помощи – весьма зрелый и непростой выбор.
– О, я не сомневаюсь, что сей выбор тебе по душе, Гвадал, – оскалился эльф, – отнять у меня сына, сделать моего наследника своим собственным, обратить эльфийского принца в орочьего князька – ручаюсь, эта месть стоит любой другой!
Выплюнув эти слова, король скрестил руки на груди, с вызовом глядя орку в глаза, но тот проговорил с неожиданной отрешенной задумчивостью:
– Ты сам не подозреваешь, насколько ты прав, друг мой.
Затем же добавил другим тоном:
– Ты так увлечен разоблачением моих козней, что не видишь главного, Трандуил. В решении Леголаса, как бы оно ни претило твоим отцовским чувствам, есть несомненный резон. Леголас обращается невероятно быстро, право, я редко слышал о таком быстром развитии недуга. И хотя в теории исцеление возможно, риск от обряда огромен. Твой сын вовсе не разводит драм на пустом месте. Ты действительно можешь стать следующей жертвой проклятия. Я хорошо знаю тебя и не ставлю под сомнение твою душевную мощь, но орк Леголаса действительно могучий и опасный враг, и во время обряда нельзя предугадать, на чью сторону встанет сила духа твоего сына. Лихолесью грозит полная утеря правящей династии, Трандуил.
Сказав это, Сармагат пристально и отчего-то даже выжидательно поглядел в лицо эльфа, но король лишь отмахнулся:
– Не принимай меня за олуха, Гвадал. Любая династия может рухнуть на жалкой однодневной войне, да и мало ли царственных особ сложили
Еще говоря это, он снова вышагивал по залу, словно подгоняемый тонким хлыстом жгучего нетерпения, и уже не заметил, как в грубых чертах орка что-то неуловимо дрогнуло. Потом снова остановился, словно споткнувшись.
– Я не верю, Гвадал, – проговорил он неожиданно горячо и просто, вдруг отбросив недавний желчный тон, – я не верю, что Леголас хочет этой страшной судьбы. Что принимает ее вот так, безропотно, с этим чудовищным фатализмом. Ему тяжело. И ты прав, вероятно, я тоже не представляю всей глубины его мук. Но я знаю, такая боль может породить непоправимые решения. Безумный мой… Он никогда не умел просить о помощи, всегда хотел доказать мне свою независимость и умение крепко держать вожжи в руках.
– Ты сам ковал его характер, Трандуил, – ровно ответил вождь, – сам насмехался над любыми признаками слабости, сам неустанно напоминал Леголасу, что корона – тяжкое ярмо, а не парадный убор, сам требовал неколебимого умения нести ответственность за свои действия. Ты пестовал короля, ты готовил себе достойного наследника и ты преуспел. Не терзай за это ни его, ни себя.
– Элберет Лучезарная, – пробормотал Трандуил, мучительно растирая ладонью лоб, – как я гордился им… Как упивался его военными подвигами и дипломатическими победами… Я превратил его в еще один драгоценный камень своей короны и любовался блеском его граней, я увенчал себя его добродетелями, как регалиями, и сам не заметил, как перестал видеть за кронпринцем сына. Я обрубил какую-то бесценную хрупкую связь, и Леголасу претит даже моя поддержка.
Король рухнул в кресло и сжал подлокотники так, что побелели пальцы:
– Гвадал, почему я не замечал этого раньше? У Леголаса уже много веков есть лишь один близкий эльф – это Сарн. Только ему он поверяет все тревоги и печали, только к нему бросается в ликовании и в ярости. После победы у Одинокой горы, после Войны Колец, после всех этих изматывающих походов и боев Леголас с каменно-торжественным лицом принимал мои монаршие похвалы, изящно кланялся, а потом радостно устремлялся в казармы к единственному другу, с которым мог от души надраться и взахлеб проговорить до утра. Я же наутро хмурился, глядя при построении в его шальные глаза и чуя от него дух свежей мяты… Эти молодые болваны все еще думают, что она приглушает запах вина… Он непроницаемо смотрел на меня в ответ, а стоило мне отвернуться, быстро перемигивался с Сарном, будто я не вижу… А я грозно сдвигал брови, внутри терзаясь самой незатейливой завистью. Сколько раз мне хотелось вот так же запросто напиться с ним, чтоб камзол был полурасстегнут, волосы расплетены, чтоб он так же сыпал непристойными шутками и рассказывал мне обо всем подряд… – король криво усмехнулся, – но я не мог. Как же мое августейшее достоинство, балрог бы его подрал? Эру, сколько я упустил…
Ненадолго повисла тишина, а потом Сармагат произнес с несвойственным ему мягким участием:
– Трандуил, ты пьян, а потому не в меру чувствителен и настырно растравляешь собственные раны. Ты всегда был достойным отцом. Сейчас я не похож на прежнего Гвадала, и потому тебе легко недоверчиво хмуриться, но я помню день его появления на свет. Я помню, как он рос, как ты впервые посадил его на коня, как стремился воспитать его на совесть, хотя и не всегда знал, верной ли тропой тебя ведут твои отцовские чаяния. Леголас не отталкивает тебя. Напротив. Он добровольно принимает свою непростую судьбу, чтоб оберечь тебя от нее. Это ли не сыновняя любовь в самом лучезарном своем обличьи? И это ли не поступок подлинного монарха? Сейчас ты в каждом своем поступке готов усматривать хоть крупицу вины, но ты несправедлив к себе.