Красноармеец Горшечников

Снарк

По окраине станицы гулял свирепый огнище, сминая жёлтыми лапами саманные и деревянные стены. С главной улицей он уже покончил. Там бродили растерянные чумазые погорельцы. За ними тащился уцелевший скот, равнодушно переступая через обломки. Бабы сползались к колодцу, охая и всхлипывая о погибшем добре.

– Ганна-то сгорела, - ревели, - так с хаты и не вышла…

– Неужто и сюда снаряды долетели?
– удивлялся Гарька, озираясь.

Угрюмцев только пожал плечами и, прихрамывая, пошагал в сторону штаба. Несколько

домов были переполнены ранеными. В разбитые окна неслись крики и стоны оперируемых.

– Какие снаряды? Подожгли, бисовы дети. Що теперь робити?
– сказала Олёна угрюмо.
– Хаты нет. Не на пепелище же сидеть.

– Пойдёмте с нами, - предложил Храпов.
– Отомстите этим гадам.

Максименко сдвинула ровные брови:

– И то.

– А вон пацаны наши идут!
– обрадовался Гарька.

Братья Кривые, все чёрные, в копоти, шли по улице, озираясь и держась за руки.

– Бабку Ганну мы спасли, - сообщил Колька, размазывая сажу по щекам.
– Из-за печки вытащили. И кошку спасли. Отвели дядьку Семёну. Он бабку Ганну взял, и кошка, говорит, нехай будет, а нас прогнал. Кормить, говорит, нечем.

– Садитесь сюда, мальцы, - сказал Храпов.
– Только чур - под ногами не мешаться.

Гарька вытянул шею - к нему спешил Ромка Улизин.

– Гарька, живой?!

– Меня Угрюмцев вытащил.

Они обнялись.

– Ты подумай, Снейпа легко в руку ранило, не рана даже, а так, ссадина, - возбуждённо тараторил Ромка.
– Но кровищи много. Так Георгина от него не отходит и даже рубаху ему замывала. А на мне - ни царапины! Не везёт, да и только!

– Много товарищей полегло, - тяжело сказал Храпов и строго поглядел на Ромку.

Тот смутился. Гарька потянул приятеля в сторону:

– Сдал нас кто-то. Точно сдал, - зашептал он.
– Деникинцы ждали нас. Попали мы как мышь в мышеловку.

– Пошли в штаб, - нахмурился Ромка.

Когда подходили к штабной хате, навстречу им проскакал вприпрыжку чумазый паренек, кричавший во весь голос:

– Спиймали! Спиймали!

На дворе, окруженный несколькими красноармейцами стоял корнет Злоклятов. Его руки были связаны за спиной.

– Вот, казачки поймали одного из поджигателей. Ещё двое утекли, - пояснил подошедший Долгодумов.

Дрон Злоклятов тоже заметил Гарьку и вперился в него светлыми оловянными глазами.

Гарька не спеша подошел к нему, оглядел презрительно с ног до головы:

– Что, Злоклятов, продали своего зелёного атамана, к белым подались?

– Не зажрали еще тебя вши, Горшечников? Или они своих не трогают? Все равно захлебнешься своей сучьей кровью, выродок большевистский!
– отвечал Злоклятов и вдруг харкнул, целясь Гарьке в лицо.

– Он тебя задел?
– пророкотал над ухом голос Угрюмцева.

– Нет, - ответил Гарька, - промахнулся.

Злоклятов усмехнулся и ощерил зубы, приготовляясь сказать

новую гадость.

– Отставить!
– крикнул Угрюмцев.

– Отставить - что?
– испуганно удивился Горшечников.

Угрюмцев, не обращая уже на Гарьку внимания, залепил Злоклятову по скуле так, что тот пролетел через весь двор, хлопнувшись в подмерзшую грязь. Угрюмцев метнулся к нему и принялся избивать его ногами.

– Падла!
– рычал он с азартом.
– Вошь белёсая! Растрепали Россию, профукали!

Бледные глаза корнета закатились, в полуоткрытом рту хлюпала кровь.

– Вы с ума сошли, - сказал Лютиков.
– Оставьте мальчишку.

– Он враг!
– обернулся Угрюмцев.

– Я сказал, оставьте, - голос Лютикова упал до шёпота.

Угрюмцев глянул в его холодные, улыбающиеся, золотые, как у февральского волка, глаза, плюнул и отошёл. Злоклятов корчился на земле. Соломенные волосы, перемазанные теперь грязью и кровью, упали на блестящее пунцовое лицо.

Злоклятова подняли на ноги и увели в сарай.

– Доложим командарму, - сказал помполит спокойно.
– Потом будем судить.

– Долго ждать придётся, - буркнул Угрюмцев.

– Вовсе нет. Шмелёв уже в станице.

Угрюмцев пошевелил косматыми бровями.

– Хорошо, если так.

– Подождите здесь, они уже едут.

– Пойду навстречу.

Лютиков снял пенсне и принялся его протирать, близоруко щурясь в спину Угрюмцева.

– Он меня спас, - сказал Гарька, сбоку заглядывая помполиту в лицо.

– Было бы удивительно, брось он тебя погибать. Товарищ Угрюмцев, безусловно, человек отважный.

Отряд конников на рысях вошёл в улицу, за ними подскакивал на колдобинах забрызганный грязью автомобиль в сопровождении своры взволнованных псов.

Шофёр остановил машину возле калитки. Рядом с ним, на переднем сиденье расположился Снейп.

Шмелёв открыл дверцу. Вперёд него выскочил большущий рыжий пёс, басом сказал:

– Бу!

Полканы разбежались с нервическим визгом.

* * *

На следующее утро, едва начало светать, красноармейцы выступили из станицы. По склону, едва припорошенному снежком, вниз двинулись пехотные цепи. За ними двигались враскорячку орудийные повозки.

Рядом с Гарькой, крепко сжимая винтовку, шагал Угрюмцев.

Ветер стих, лишь раскисшая земля чавкала под ногами солдат. Разговаривать было запрещено. Внезапно грохот разорвал тишину: заговорили тяжёлые гаубицы белых, застучали пулеметы. Равнина, по которой только что двигались люди, вскипела, как вода в котле, вспенилась взрывами и воронками.

«Вжик-вжик-вжик», - засвистело вокруг Гарьки.

– Где танки?
– яростно прокричал комиссар.
– Где артиллерия?

На левом фланге под красным знаменем виделась яркая львиная грива Шабленко - папаху он потерял. Вокруг сбилась группа бойцов.