Красноармеец Горшечников

Снарк

– И до них доберёмся, - пообещал Гарька.

– Решительно не понимаю, почему вы так уверены в грядущей расправе с «зелёными», - Шмелёв коснулся аккуратно подстриженного клинышка бородки.
– Убедили один раз, убедим и второй - принять наши взгляды, встать на сторону большевиков. Это наши будущие товарищи.

Угрюмцев хрипло рассмеялся.

– До первой стенки они вам товарищи.

– Все, кто захотят трудиться на благо России, найдут в ней своё место, - сказал Шмелёв.
– А с мародёрами и бандитами у нас дружбы

не будет, это верно. Ведь от таких людей и вы бы избавились.

– Большевики все - мародёры и бандиты по призванию. Как вы, интеллигентный человек, могли докатиться до служения этой сволочи?

– Я служу России, - ответил Шмелёв.
– В большевиках сейчас заключается её спасение. Вы ведь сами не верите в успех белого движения, не правда ли?

– Нет. Наши войска дезорганизованы, - Угрюмцев тяжело мотнул головой.
– Рядовой состав не доверяет офицерам, офицеры не верят руководству. Распоряжения главнокомандующего не выполняются. Мы погибли.

– Почему же вы продолжаете сражаться за заведомо проигранное дело?

– Потому что большевизм гнусен. Вы - враги России, железная саранча… я знаю, что погиб, знал давно, но уничтожал вас, пока мог, и если выживу сегодня, буду уничтожать ещё. Хоть сколько-то с собой утащу, пусть хоть двумя паразитами станет меньше - значит, я жизнь свою прожил не зря.

В проулке, как сом в омуте, плеснул хвостом взрыв. Стёкла вздрогнули.

– Вот и конец вашей адской машине, - сказал Шмелёв.
– И вам конец, и вашему строю.

– Мне - возможно. А вот адская машина… - Крачковский усмехнулся.
– Адская машина только начала свою работу.

* * *

Крачковского увели. Гарька вышел в маленькую комнатку. Дежурный смотрел на него раздражённо и в то же время одобрительно.

– Хват ты, парень. А всё же на гауптвахту тебя отправить не мешает.

Гарька чихнул три раза подряд.

– Э, да ты мокрый, как мышь, - заметил дежурный.
– Погоди, я тебе сейчас сухую шинель принесу.

Гарька прислонился к стене, ожидая. В приоткрытую дверь доносились голоса.

– Что вы думаете о Горшечникове?
– спросил Шмелёв.

«Эх, сейчас и припечатает!» - Гарька опустил голову.

Однако комиссар ответил:

– Парень упорный, с волевым характером, и любознательный. Заносит его часто, но это от молодости.

Дежурный вернулся, протянул Горшечникову шинель.

– Владей. А эту выбрось.

– Спасибо, - Гарька расплылся в широкой улыбке.

– Нема за що, - отозвался дежурный.

Гарька весело шлёпал по лужам, когда его нагнал комиссар.

– Ступай за мной.

Не оглядываясь и не повторяя приглашения, он вошёл в хату. Едва Гарька вошёл, Север захлопнул дверь и навис над Горшечниковым.

– Я тебе, змеёныш, уже который раз твои фокусы прощаю, а ты что сделал?!

– Что я такого сделал?
– вякнул Гарька, падая в небес на землю.

– Ничего! Всего лишь

пытался очернить меня перед командармом.

– Я же не к нему… к Засувке.

* * *

– А какая разница?

– Но я вас видел… и листок с инструкцией нашёл.

– Ты ко мне прийти мог?!

– А вдруг бы вы оказались предателем?

Север замахнулся. Гарька втянул голову в плечи. Комиссар опустил руку и отодвинулся.

– Если ты, Горшечников, не находишь в себе сил служить под моим началом - переводись в другой полк, - сказал он, остывая.
– За спиной шипеть и дуться - последнее дело.

– Вы меня за эти снимки чуть не убили!
– сказал Гарька.
– Откуда я мог знать… вы бы мне всё равно правды не сказали.

– Это моя жизнь.

– А это моя мама! Была… - Гарька сморгнул непрошеную слезу.

– Ты её помнишь?
– комиссар поглядел с любопытством.

– Нет.

– Так чего разнюнился?

– До чего же вы зловредный человек!
– рассердился Гарька.
– Я даже не знаю, отчего они с отцом умерли! Мне тётка ничего не рассказала.

– Их убили.

– Кто?!

– Ничего я не знаю, Горшечников. Я в то время на каторге тачку катал. И знакомы мы были давно - целая жизнь прошла.

– Тогда зачем вы храните её фотографию?

– Я храню фотографию своей матери, - отрезал Север.
– Это во-первых. А во-вторых… это не твоё дело!

– Странно, что вы князь, - Гарька украдкой ухмыльнулся.

– Ничего, кроме дурного, я от своего княжества не видал, - сказал Север.
– До революции - оттого, что мать титула не имела, после - оттого, что отец имел.

– Можно вопрос?

– Ты уже дюжину задал. Ладно, спрашивай.

– Товарищ Засувка сказал, у вас партийное имя было - Химик. А почему?

– Человек, который подарил мне имя, был студент-химик, двоюродный брат одного из наших товарищей. Он умирал от туберкулёза и хотел хоть смертью послужить делу революции. Мы встретились в уединённом поместье - один человек, сочувствующий нашему делу… впрочем, это неважно теперь. Врач тоже был из наших. Когда тот человек умер, я мог пользоваться его документами. Первое время после перевоплощения я старался лишний раз на люди не показываться. Делать мне было нечего. Я проштудировал все его книги и увлёкся. Делал нитроглицерин и динамит для наших ребят.

– И симпатические чернила?

– Всё-таки подозреваешь?
– комиссар усмехнулся.

– Нет, - Гарька помотал головой.
– Я же знаю, для кого была записка. А как там, на каторге?

– Холодно, голодно, тачка тяжёлая, кандалы того тяжелее, - лаконически ответил Север.

– А наших… товарищей там много было?

– Да.

– Вот бы и мне так!

– Сдурел ты, что ли?
– Север глянул с изумлением.
– Тюрьма - место тяжёлое. Слабого сломает, сильного покорёжит. Не проси такой судьбы.